Компьютеры
На наш взгляд, в число сенсаций уходящего года должно войти приобретение одним из китов компьютерной промышленности «СиликонГрафикс» (SiliconGraphics) российской фирмы «ПараГраф». В итоге президент «Параграфа» Степан Пачиков стал вице-президентом «СиликонГрафикс». Никто из бывших советских или ныне российских граждан не поднимался так высоко в американской иерархии. Это тот Степан Пачиков, который начал свою рубрику в «Огоньке» «Новости из Кремниевой долины». Он предупредил редакцию, что в связи со сложными переговорами, до осени писать не будет. Теперь, когда сделка по слиянию совершена и владельцы «Параграфа» получили акции «Силикона» на несколько десятков миллионов долларов, ничего уже не мешает Степану продолжать рассказывать новости из мирового центра хай-тек. Но прежде он прислал в редакцию повествование о соглашении с «Силиконом» со своими наблюдениями о правилах поведения в корпоративной Америке — его мы и будем публиковать в нескольких номерах.
«ПараГраф» — кто больше?!
Зачем надо было продавать «Пара-граф» — свое любимое детище? Не пожалею ли я потом, что не остановил эту сделку?
Отвечу так: пока я не жалею — это первое. Надо ли было продавать? Как любое событие, произошедшее в истории, его нельзя повторить, поэтому трудно сказать, что было бы, если б «ПараГраф» не был продан; как можно только гадать — что было бы с Россией, если б Ельцина не выбрали. Значит, остается только главный вопрос — почему я на это пошел? Тут я должен вернуться к истокам и напомнить, что такое «ПараГраф» и как сложилась ситуация, приведшая к тому, что он оказался на торгах, и было ли это нашей целью.
«ПараГраф» организовался в конце 88-го года. Сначала он назывался «МикроКонтуром», потом существовал в качестве совместного советско-американского предприятия и, наконец, в виде АО. Название «ПараГраф» никакого отношения к знаку § не имеет, а означает сокращение от двух слов — параллельная графика. Это название языка программирования, которое придумал Илья Лосев за много лет до «ПараГрафа». Так вот, я это слово у него одолжил, даже не одолжил, а взял бесплатно. «ПараГраф» с самого начала создавался мною как некая попытка организовать такую маленькую альтернативную самоокупаемую академию и пригласить в нее хороших и талантливых людей. Мне повезло, народ собрался — исключительный.
Но сначала вместе с Гарри Каспаровым, моим братом Жорой Пачиковым и еще массой людей мы сделали детский компьютерный клуб. Следует признать, что идея клуба принадлежала академику Велихову, дальше она была модифицирована в то, что клуб стал детским. Идея, чтобы привлечь к этому Гарика, тоже принадлежала Велихову. Мы сделали клуб, и нам страшно повезло, потому что началась перестройка, и по этому поводу в СССР начали валом валить всякие иностранцы. Ну что им показать такое компьютерное? А вот там у нас детский клуб есть... Так я перезнакомился с массой выдающихся западных деятелей, с которыми я сейчас здесь не то что не могу поговорить, мне с ними созвониться сложно, так они все заняты. А в России, как президент детского клуба, я мог часами разговаривать с президентами крупнейших компьютерных корпораций.
В чем состоял мой вклад, мое капиталовложение в «ПараГраф»? Мне кажется, лучшее, что я делал для «ПараГрафа», — это решал задачу домохозяйки. К ней неожиданно пришли гости, у нее есть колбаса, тесто, сосиски, немножко спаржи, немножко артишоков — все, что обычно есть у российской хозяйки в холодильнике... И естественно, ей нужно что-нибудь быстренько приготовить. В конце концов она делает такое, что все говорят: вот это да! Я и находился в положении такой хозяйки. Выясняется, что Лосев умеет делать то-то, а Пашинцев — вот это, а мне нужно придумать маркетинговое видение, которое бы максимально утилизировало способности окружающих меня людей и конкретно требовалось бы рынку. Это — главное, что я делал в «ПараГрафе». Я все время решал комбинаторную задачу: как из спаржи, сосисок, теста что-нибудь этакое сделать?
Второй мой вклад в «ПараГраф» — создание его имиджа. Потом я все сформулировал, вербализовал, но вначале я интуитивно понимал: нужен такой сияющий, привлекательный, романтичный и загадочный имидж. Причем нужен не только для внешнего употребления, но и для внутреннего. Сотрудникам работать в фирме, у которой загадочно-романтический образ, как выяснилось, тоже приятно.
Когда пришло время часть фирмы перевести в Америку, и я начал оформлять сотрудникам грин-карты (вид на жительство), некоторые мои знакомые, особенно американцы из бывших русских, говорили: «Степан, что ты делаешь, ты с ума сошел? Привез сюда людей, как полурабов, так и держи их на цепи». Но меня раздражало ощущение, что я должен держать человека на паспортном режиме. И вот получили первые три паспорта, вторые три, третьи три, но никто не убегает. Доходит очередь до Осокина, и все говорят, ну Осокин уж точно уйдет, такого класса программист сразу себе место найдет. Я не выдержал — пришел к Осокину: «Осокин, все говорят, что ты, как получишь грин-карту, — сразу уйдешь». Он отвечает: «Да, сразу уйду, как только найду фирму лучше, чем «ПараГраф».
Осокин уже три года с грин-картой, а все еще ищет фирму получше. Причем в калифорнийском «ПараГрафе» зарплаты у всех наших сотрудников были на 10 — 15 процентов меньше, чем они получали бы в другой фирме. Можно сказать: «Степан, как тебе не стыдно признаваться, что ты недоплачивал классным программистам». Все не так однозначно. В Америке, когда говорят про зарплату, то подразумевают набор компенсаций и льгот. Сюда входит не только зарплата, но и бенефиты, которыми обеспечивает компания. Мы имели, конечно, стандартные, но еще и нетривиальные бенефиты. Например, приехавший в США сотрудник с довольно корявым английским языком мог спокойно продолжать работать в естественной для него русскоговорящей среде.
Интересный феномен, который следовало бы отследить: как на протяжении пяти лет в центре Америки, в центре Кремниевой долины, могла существовать фирма, русскоговорящая по своей сути. И несмотря на то, что у нас на фирме работало десять американцев, государственным языком в «ПараГрафе» оставался русский. Мы вели семинары по-русски, мы обсуждали темы по-русски. Даже если наша команда потеряется внутри «Силикона» — это не меняет того факта, что в Кремниевой долине существовала русскоговорящая фирма. Я не знаю ни одной фирмы в Америке китайскоговорящей, вьетнамоговорящей или мексиканоговорящей...
Еще один нетривиальный бенефит --сотрудник «ПараГрафа» работал в отличной команде с неплохим начальником.
Мой третий вклад — это общение с прессой. Я оказался, не побоюсь такого смелого слова, способным агентом по связям с прессой.
Вот один из случаев, когда я и понял, что я это умею. Мы впервые приехали в Америку на «Комдекс» — самую большую, самую престижную компьютерную выставку США. Конец мая 1990 года, Атланта. Впервые за всю историю «Комдекса» советская фирма имеет свой отдельный стенд, где висит красный флаг с серпом и молотом и стоит самовар.
На этой выставке мой американский партнер то ли случайно, то ли не случайно, но пригласил к нам на стенд CNN, в тот момент, когда меня там не было. А когда я подошел, CNN уже закончила снимать и сворачивала аппаратуру. Мой партнер: «Да, кстати, познакомьтесь — основатель «ПараГрафа» и его президент Степан Пачиков». Камеру упаковывают, штативы скручивают, а ведущий CNN, лицо которого всем хорошо известно, говорит: «О, да, очень приятно, но, к сожалению, мы уже закончили». Мне так обидно стало: «Параграф» впервые приехал в Америку, Скотт интервью CNN дал, а меня даже рядом не было. Я отвечаю: «Да-да, очень приятно познакомиться, — а тогда английский у меня был совершенно варварский, — жалко, конечно, что закончили, я как раз хотел рассказать, что перестройку начал не Горбачев, перестройка началась в Кремниевой долине в 71-м году, когда фирма Intel изобрела микропроцессор». А Горбачев в это время прилетел в США, это было 29 — 30 мая. Полная горбомания, и вдруг кто-то говорит, что перестройку начал не Горбачев, а Intel... Всеми узнаваемый ведущий тут же приказывает своим «шестеркам», чтобы быстренько распаковывали обратно аппаратуру, а мне: «Повторите, пожалуйста!»
Когда я эту фразу говорил, я знал, что он распакует камеру, я знал, что он начнет записывать. Тогда впервые я понял для себя, что если ты хочешь иметь дело с прессой, если ты хочешь, чтобы пресса о тебе и о твоей фирме писала, надо не свою цель преследовать, надо корреспонденту, а следовательно и читателям быть интересным. Он пришел записать вкусную историю. Если ты ему помогаешь, остальное получаешь бесплатно. Трудно себе представить, какое количество американских бизнесменов, окончивших Гарвард, Йель, Стэнфорд, этой банальной мысли не понимают.
* * *
Как же мы пришли к своему «трагическому» концу? Вначале мы занимались распознаванием рукописного текста, и нам дико, фантастически повезло. Вообще «ПараГраф» — это цепь сплошного везения. Мы стали заниматься распознаванием ровно в тот момент, когда начиналась волна интереса к перьевым компьютерам. Приезжаем на Запад, весь Запад ищет распознавание, и вдруг выясняется: именно мы им и занимаемся. К нам сразу большой интерес. Я сейчас упомянул про везение. Одна из таких стандартных американских бизнес-мудростей гласит о том, что для успеха нужны следующие составляющие: хорошая идея, сильная команда, деньги и везение. Потому что у тебя может быть все перечисленное, но может просто не повезти. Но мне все время патологически везло, меня это иногда пугало и казалось, что за такое везение какая-нибудь расплата обязательно придет и мы обанкротимся.
Итак, мы оказались в самом центре новой проблемы, с нами заключила контракт фирма «Apple», а дальше случилось небольшое несчастье. Перьевые компьютеры, распознавание — все это пришло чуть-чуть рано, технология к ним еще не была готова, у машин не хватало памяти, процессорной мощности, качества экранов. Плюс «Apple» совершил довольно много чисто маркетинговых ошибок. Рынок пенкомпьютеров со страшной силой покатился под гору, от него стали все разбегаться, как крысы с тонущего корабля.
Но нам опять повезло, потому что мой брат Жора в перьевые компьютеры не вписывался и мне нужно было придумать какую-нибудь задачу, чтобы утилизировать Жору и его команду, очень сильную группу программистов, специалистов по трехмерной графике.
В январе 93-го года, я точно помню дату — 14-го в 10.30 вечера, я разговаривал по телефону со своим тогда двенадцатилетним сыном Сашей и думал, как решить проблемы взаимоотношений отцов и детей. И мне пришла в голову довольно смешная идея, что нужно сделать виртуальную машину времени, такую, чтобы Сашка мог путешествовать на ней в прошлое в облике кого-то другого, а я бы его там встретил тоже в ином обличье. Поскольку я для него папа и он меня слушать не хочет, то стану я там бродячим мудрецом или императором Цезарем, наконец Сократом, может, это на него подействует.
Группа моего брата придумала, как решить эту задачу, и стала заниматься виртуальной реальностью. Мы опять попали в струю, потому что оказались на гребне почти в тот же момент, когда началась сумасшедшая волна интереса — к «мировой паутине».
«ПараГраф» оказался, без всякого преувеличения, в «пятерке» фирм, которые задавали мировую моду в области виртуальной реальности на массовом компьютерном рынке, чьи названия склонялись с конференции на конференцию. Две-три больших фирмы и три-четыре маленьких. Как у Жванецкого — два-три крупных и три-четыре мелких. Мы шли в категории «три-четыре мелких». Два-три крупных — это всегда «Нейскейп», «СиликонГрафикс», «Мicrosoft», а три-четыре мелких — «ПараГраф», «Блексан»...
Но чтобы двигаться дальше, нам нужно было раскрутить обороты, поскольку я видел, что и талантами, и технологией мы на одном уровне, но соревноваться с «Мicrosoft» или с IBMом деньгами — вряд ли сможем. И надеяться на то, что нашей вечной российской смекалкой мы подкуем блоху не в том месте и таким образом переплюнем четыреста миллионов, которые впрыскивал в свои разработки «Microsoft», можно, но не очень долго. Мы экономили предельно. Мы достаточно зарабатывали для нашего существования, но денег, чтобы рвануть сильно вперед, у нас не было, экономия тут не помогала, хотя мы и подписали контракт с «Диснеем».
Тут я не удержусь и приведу маленький пример, что такое контракт с «Диснеем». Когда мы его подписывали, то вели переговоры два-три месяца, а переговоры о пресс-релизе в связи с этим контрактом — шесть месяцев! То есть, чтобы разрешить нам упомянуть о сделке, «Дисней» шесть месяцев мучился, вычеркивая из пресс-релизов все, что можно, в конце концов оставив только фразу, что есть между нами контракт, по которому «Дисней» лицензировал широкий спектр технологий «ПараГрафа». Без объяснений — каких и для чего. Но самое смешное, что за это «Дисней» с нас потребовал, что в случае продажи «ПараГрафа» они должны получить несколько процентов от сделки за моральную «поддержку». А объясняли такое требование так: «Только факт, что вы анонсируете в пресс-релизе отношения с нами, поднимет цену вашей фирмы вдвое». Они в конце концов получили около полумиллиона. Деньги для «Диснея» крошечные, но здесь это не важно. «Дисней» к тому же вытребовал себе право вето на сам факт продажи «ПараГрафа», и, к счастью, они им не воспользовались.
Записал В. МЕЛИК-КАРАМОВФото автора
Pachikov@paragraph.com
(Продолжение следует.)
===========================================
Бенефиты — дополнительные льготы: например, страховка медицинская, страховка жизни и т.д.