Телелоцман
Уже четыре года существует канал НТВ. Или всего четыре — потому что стал настолько привычен, что кажется — был всегда. Однако на самом канале считают, что над проектом еще нужно работать. Основная застройка только началась, и возглавил ее новый главный продюсер НТВ — в прошлом самый стильный телеведущий компании — Леонид Парфенов. Его назначение продолжило традицию выдвижения на ключевые посты ТВ пижонской молодежи — Константина Эрнста (ОРТ), Ивана Демидова (ТВ 6)...
— Вы теперь главный продюсер НТВ. Кто определяет идеологию канала? Вы?
— В том числе и я. Кроме новостного вещания и спортивного. То есть я должен создать жанровые передачи на НТВ — игры, шоу, викторины, вещание для женщин — канал сейчас слишком «мужской», детские программы. Пока нас абсолютное большинство выходящих на канале передач этих вечных жанров не устраивает, мы не можем их признать вполне своими. Когда-то канал начинал работу в 18.30, и на нем были только новости и фильмы. И у нас до сих пор самые лучшие новости. Однако сильным фильмом сейчас уже никого не удивишь. Мы должны добрать палитру, достроить себя до полного национального канала. Это нормальный этап развития компании, мы должны расширять социальную базу.
— НТВ заявила о себе как интеллектуальная компания, рассчитанная на подготовленного зрителя. Как быть с этим имиджем, вы его меняете?
— Налет какой-то изысканности, расчет на умников и умниц — это сохраняется. Мы все равно не можем быть божественно эклектичными, разносторонними, всеобщими, как ОРТ или РТР, мы должны специализироваться. Но нет ничего страшного, если мы будем обслуживать интерес не только к информации, к фактологическому ТВ.
Важно при этом не оскорбить вкусов тех, кто нас сознательно выбрал, зрителя «Итогов» и «Сегодня». Интересно пойти навстречу публике, но так, чтобы она видела в этом некий сознательный жест. Не хочется дешевки, откровенного заигрывания. Нужен нестандартный заход. Вызвавшая много споров программа «Про это» кажется мне вполне «энтэвэшной». Так об этом на ТВ никогда не говорили, этого не может себе позволить ни первый канал, ни второй. Кстати — блистательная иллюстрация отечественного ханжества: при определении рейтинга анонимная электроника показывает, что передачу смотрит 4 — 5% аудитории, а «дневниковые» исследования, при которых человек должен сам сообщить о своих пристрастиях, дает 1%. Лишь каждый пятый не постыдился признаться, что смотрит «неприличную» передачу. Зато шум и гвалт вокруг такой, что кажется — видели все. Даже западные газеты — им то что! — про нее написали. В «Таймс» — здоровенная публикация с фотографией: шеф их московского бюро сам приехал в Останкино брать интервью у Лены Ханга. Не думаю, что он смотрит все телепередачи подряд, но ведь выловил же. Значит — мы попали.
Мне давно хотелось сделать Елену Ханга ведущей — чернокожая ведущая в белом паричке — тут столько пижонства... У нее в паспорте в графе «национальность» написано — негритянка.
— Нет такой национальности!
— Конечно, нет. Но советская паспортистка просто не могла, глядя на черного человека, написать — русская, русский не может быть негром. Но русские — это очень широко, не могут все 180 миллионов человек быть голубоглазы и русоволосы. Русский, как известно, не кровь, а судьба. От группы «На-На» до Ростроповича — все Россия. Это принципиально — «без меня народ не полный». Нужно находить место для всего.
— А «Империя страсти» вам нравится?
— Знаете, сейчас она выходит в 0.25 по пятницам — это нормально. В это время ее смотрят те, кто хочет ее смотреть.
— А как быть со стильностью канала в целом?
— Это не получится сделать быстро. У меня есть свои представления об этом, понемногу что-то будет меняться, но это нескорый процесс. Мы пробуем. Пока с моим участием запущено только три проекта: «Старый телевизор», «Сегоднячко» и «Про это». «Сегоднячко» кажется мне более «отмытой», стильной программой, чем «Времечко», которое уж совсем было не для НТВ. Мы придумали новый дизайн передачи, изменили подачу материала. «Старый телевизор» идет в дневное время. С дневным вещанием везде плохо, днем крутят старые фильмы, в лучшем случае идут повторы вечерних передач. Поэтому мне кажется важным, что есть теперь большая, дорого сделанная программа, в которой — свежевведенный в обиход материал, живой эфир, хорошие декорации. Не считаю, что те люди, что смотрят телевизор днем, — это недоумки, которые съедят все что дадут.
— Ваша программа «Намедни» имела невысокий рейтинг, как и все передачи по культуре, но много давала каналу: так, как в «Намедни», культурные новости не подавались нигде. Нет ли у вас как у продюсера сейчас желания возродить ее?
— Сейчас еще меньше, чем раньше. Мы, собственно, старались делать передачу не столько про культуру, сколько про образ жизни, ее уклад. Попытка потом рассыпать эту передачу на отдельные рубрики — собственно культуру, моду, светскую жизнь — не прошла совсем. Я не убежден, что это вообще может быть, во всяком случае, сейчас, при такой трясущейся жизни в стране. Такая программа хороша для застоя. Когда все спокойно и известно, что с четырех зарплат купишь стиральную машину, а за три года скопишь на малолитражку. Сейчас у людей нет ни свободного времени, ни свободных сил, чтобы специально интересоваться искусством. Такие программы есть на любом западном телевидении, но для нас сейчас, по-моему, будет лучше, если культурные новости будут активнее подаваться в «Сегодня» или «Итогах» как часть событий общественной жизни — это точнее соответствует ситуации и позволяет не пропасть такого сорта информации. Конечно, событие должно быть именно телевизионного масштаба, то есть интересное для миллионов. Традиционно новости выстраиваются по принципу: сначала внутренняя политика, потом внешняя, потом культура-спорт-погода. Только на НТВ начинают программу новостей с сообщения об убийстве Версаче, хотя на самом деле это интересно всем прежде всего. К примеру, принятие концепции национальной безопасности России и открытие Каннского фестиваля — вот две основные новости одного дня. Доклад Рыбкина и Изабель Аджани во главе жюри Каннского фестиваля — это равные новости. Более того, Изабель Аджани рядом с Рыбкиным улучшает и Рыбкина. Страна не выглядит провинциальной.
— Не боитесь, что расчет на миллионы сделает НТВ каналом плохого вкуса?
— В лучших наших передачах — в информационных программах, в «Куклах» — мы сочетаем и влиятельность, и массовость. Вот в «Намедни» влиятельность была: все ньюсмейкеры смотрели, а массовый зритель — нет. Интересен один опрос: все показатели «Намедни» в нем были совсем средненькими, а один — выше, чем у любых других передач, — это был процент зрителей программы среди владельцев видеомагнитофонов.
Телевидение — это бизнес. Мы не государственный канал. Мы живем на свои деньги. Я понимаю усмешку по поводу государственности других каналов, но ОРТ может не платить Минсвязи. Мы платим всем. Если деньги в той или иной форме дает государство — это уже не телебизнес в чистом виде. Решения могут приниматься не по логике бизнеса, а по каким-то другим, более величественным соображениям — национальная безопасность, к примеру, государственные приоритеты и другие внеэкономические категории. Мы живем только на то, что мы зарабатываем. Мы и еще ТВ 6, но там нет стольких дорогостоящих новостных программ, а без этого все-таки полноценного общенационального канала быть не может.
— НТВ начиналась как компания, ориентированная, так сказать, на западный стиль и образ жизни — это заметно и в дизайне, и в жесткой, без комментариев, манере подачи новостей. Как этот стиль приживается в России, не чувствуете ли вы, что для успеха у большинства вам нужно измениться, стать более привычными, задушевными?
— Есть две манеры: наша — острая, наступательная, без сантиментов, и другая — более традиционная, неторопливая, степенная. Мне кажется, что то направление, которые сейчас ассоциируется с НТВ, все более превалирует в жизни, и количественно и качественно. Та, более «задушевная» манера, о которой вы говорите, по-моему, чаще остается за социальными аутсайдерами, теми, кто, увы, сегодня не является хозяином жизни. Но вообще это на нашем масскультовском уровне вечный спор славянофилов и западников, и это тоже вполне по-русски. Во многом это еще и вопрос профессионализма именно в искусстве телевидения. Мы не будем говорить в новостях, что кто-то «оккупировал» или, напротив, «освободил», мы скажем: «установлен контроль над населенным пунктом», но постараемся в картинке, которую мы даем, найти детали, которые будут красноречивее, чем все заклинания и эмоциональные вскрики.
— Завидуете ли вы чему-нибудь на других каналах?
— Я не смотрю телевизор, я не телезритель. «Поле чудес» — замечательный образец профессионального телевидения для всех. Но оно не для нашего канала. Однако я отдаю должное любому успеху — он сегодня не бывает случаен, в условиях жесткой конкуренции.
— Когда вы делаете программу, рассчитываете ли вы на себя и своих знакомых как на возможных зрителей?
— Люди моего круга телевизор не смотрят. Но, конечно, делая программу, я предполагаю, что мне самому ее будет не зазорно посмотреть, и следовательно тем, с кем я дружу, это тоже будет занятно. Я скорее ориентируюсь на свое ощущение того, что носится в воздухе, стараюсь угадать зрительские потребности.
— Что вы готовите вашим зрителям как продюсер?
— Несколько проектов появятся, видимо, еще до Нового года — это «Перехват», чьи пилоты уже выходили, «Суд идет», потом будет еще театрально-посиделочная такая программа, которую будет вести Александр Ширвиндт... Очень важно для меня выстроить музыкальный стиль канала. Самое сложное — найти критерий отбора репертуара. На строгий энтэвэшный вкус — почти ничего не подходит. Поэтому надо искать специальный способ подачи. Однако полагаю, что в 1997 году «Че те надо» или «Мальчик хочет в Тамбов» не являются фактом только эстрадной музыки, это часть жизни России вообще.
— Вашу популярность телеведущего вы все-таки завоевали в «Намедни». Несмотря на низкий рейтинг?
— Сегодня неоправданно много ждут от телевидения, куда там брежневским временам. Популярность ведущих гипертрофирована — распался национальный кинематограф, нет прежней роли журналов и газет, качественно изменился книжный рынок. ТВ — едва ли не единственное, что объединяет не только Россию, но и всю бывшую страну.
— А соблазна нести доброе, вечное не возникает?
— Нет, я всегда бежал от так называемой активной позиции. Даже не готов эту точку зрения аргументировать — это на уровне инстинкта.
— Но эта позиция без позиции и имела успех?
— Да, сегодняшние времена успешность такого поведения подтвердили. Поэтому я и говорю, что та подача новостей, то отношение к материалу, которое принято на НТВ, — более перспективно.
Я вижу своих коллег, работающих на других каналах. Абсолютное большинство из них делают такой телепродукт, который они сами вряд ли бы смотрели. И работают не для себя. Есть амплуа, его надо поддерживать, это не то чтобы мука, но все-таки это труд. И Пельш, и Ярмольник, и Якубович в жизни другие люди, нежели на экране. В жизни Пельш не вопит же: «Попробуйте угадать мелодию с трех нот!» — выпускник философского факультета МГУ... А я и в жизни, и на экране могу быть примерно одинаковым — согласитесь, это тоже роскошь.
— Зато вас и смотрят все владельцы видеомагнитофонов, но их не так много.
— Да, я могу себя успокаивать тем, что работаю на более влиятельную часть аудитории, но это не всегда оправдано с точки зрения телебизнеса.
Фото А. Басалаева, В. Горячева