ИКОНА

Публикации

Фредерик ФОРСАЙТ

(Продолжение.
Начало см. в № 25, № 26 и № 27)

...Игорь Комаров дочитал последнюю страницу записи и откинулся на спинку кресла. Гришин отметил про себя, что лицо его, и обычно-то бледноватое, сейчас стало как мел.

— Плохо, — сказал Комаров.

— Очень плохо.

— Тебе следовало взять его раньше.

— Его прячут чеченцы. Теперь-то мы точно знаем. Они, как крысы в подполе.

— Крыс можно и вывести.

— Конечно, господин Председатель. И мы их выведем. Как только вы станете единоличным хозяином страны.

— Они за это нам заплатят.

— Еще как заплатят. Каждый из них, никого не забудем.

Комаров смотрел на Гришина, и глаза у него были по-прежнему по-кошачьи мягкие, но не сосредоточенные... словно он пытался разглядеть что-то в ином времени, ином пространстве: где-то в будущем, там, где он сведет счеты со своими врагами. На скулах у него появились два ярких красных пятна.

— Нужно возмездие. Я требую возмездия. Они подняли руку на меня, на Россию, на Родину. Такой шпане нет и не может быть пощады...

Голос у Комарова зазвенел, руки начали трястись, и ярость начала быстро сметать остатки самообладания. Гришин знал, что если будет с умом отстаивать свою точку зрения, то своего обязательно добьется. Он подался вперед, чтобы вынудить Комарова смотреть ему прямо в глаза. Бесконтрольная ярость постепенно отступила, и Комаров снова стал внимательно слушать.

— То, что мы узнали, дает мне возможность повернуть все на сто восемьдесят градусов. И вы сможете всем отомстить. Нужно, чтобы вы сказали свое слово.

— Что ты имеешь в виду?

— Главное — знать намерения противника. Мы их узнали. Затем следуют превентивные меры. Через несколько дней претендента на трон уже не будет. Но кроме того, мы получили дополнительную информацию об их намерениях. Последуют новые превентивные меры, и наступит возмездие, о котором вы говорите.

— Что, всех четверых?

— Выбирать не приходится.

— Только чтобы без следов. Еще пока нельзя, чтобы узнали. Слишком рано.

— Следов не будет. Банкир? А сколько за последние десять лет убивали банкиров? Человек пятьдесят, сто, двести?.. Никак не меньше. Главный Мент? Долгоруковская братва такому заказу только обрадуется. Скольких ментов они уже отправили на тот свет? С придурком генералом — ограбление с устранением свидетеля. Обычная история. А попа убьет им же застигнутый секретарь, который рылся у него в столе. А секретаря застрелит вахтенный казак, которого опять же секретарь успеет тоже застрелить, прежде чем сам отдаст концы.

— Неужели в это кто-нибудь поверит?

— У меня среди сотрудников Патриарха есть свой человек, он даст показания.

Комаров уставился на лежащие перед ним листки и пленку рядом с ними, потом еле заметно кисло улыбнулся:

— Ну конечно, у тебя там есть свой человек. Везде свои люди... Ладно, мне об этом деле больше знать ничего не нужно. Повторяю: я больше ничего знать об этом не желаю!

— Итак, вы хотите, чтобы эти четверо перестали действовать и вышли из игры?

— Конечно, хочу.

— Тогда у меня все, господин Председатель.

...Номер в гостинице «Спартак» забронировали на имя Кузичкина, и человек под такой фамилией в него и вселился. А потом сразу ушел, незаметно передав ключ от номера Джейсону Монку. Пока Монк поднимался, его охранники-чеченцы тщательно проверяли холл, лестничные площадки, лифт.

Даже если бы его звонок засекли, то нашли бы только номер в отдаленной от центра гостинице, которая, к тому же, с чеченцами никак не связана.

— Генерал Петровский?

— Это опять ты, американец?

— Вы, похоже, целый улей разворошили.

— Не знаю, откуда ты свою информацию берешь, но она у тебя надежная. Кстати, это ты пустил слух, что на Долгоруковских настучал старший офицер из «черной гвардии»?

— Не я, а мои друзья.

— Неглупо. Но опасно.

— Самое для Гришина неприятное — это те документы, которые вы конфисковали. По-моему, в них должны быть доказательства того, что мафия все это время финансировала Комарова.

— Да, документами уже занимаются.

— Вами, генерал, занимаются тоже.

— То есть?

— Ваша жена и Таня еще дома?

— Да.

— Лучше бы вы их куда-нибудь из Москвы увезли. Прямо сейчас, сегодня вечером. Куда-нибудь подальше, в надежное место. И вам надо переехать. Поживите в казарме СОБРа. Пожалуйста, сделайте это.

...Какое-то время генерал молчал. Потом сказал:

— Я тебе кое-что хочу сказать, американец.

— Генерал, прошу вас, уходите из дома. Ну пожалуйста. Пока не поздно.

...Монк положил трубку, подождал и набрал следующий номер. На столе у Леонида Бернштейна в его кабинете в Московском федеральном банке зазвонил телефон. Было уже поздно, сработал автоответчик. Домашнего телефона банкира Монк не знал, и ему оставалось только надеяться, что Бернштейн прослушает записи на автоответчике в ближайшие несколько часов. Монк сказал в трубку:

— Господин Бернштейн, я тот самый человек, который напомнил вам о Бабьем Яре. Пожалуйста, не появляйтесь у себя в офисе, что бы ни было. Уверен, что сейчас Комаров и Гришин уже знают, кто реально прекратил прокрутку их рекламы на телевидении. Пусть ваша семья поживет за границей; и вы поезжайте следом, побудьте с ними там, пока все не уляжется.

Монк опять повесил трубку. Он, конечно, не мог знать, что в нескольких километрах от гостиницы в надежно охраняемом доме замигал огонек на телефонном аппарате, и Леонид Бернштейн молча прослушал полученное сообщение.

Третий звонок был в резиденцию Алексия II.

— Ваше Святейшество?

— Да.

— Вы мой голос узнаете?

— Конечно.

— Вам надо переехать в Загорский монастырь. Поезжайте туда и никуда из монастыря не выходите.

— А зачем?

— Я опасаюсь за вашу жизнь. После вчерашнего стало ясно, что события принимают очень опасный оборот.

— У меня завтра служба в Даниловском монастыре.

— Вас может заменить Митрополит.

— Хорошо, я подумаю над тем, что вы сказали.

На этом разговор закончился. На четвертый звонок ответ последовал после десяти длинных гудков. Раздался хриплый голос:

— Да?

— Генерал Николаев?

— Кто это... постой, я же тебя знаю. Ты тот самый янки.

— Да, это я.

— Ну так вот, больше я интервью не даю. Ты попросил — я сделал, хватит. Слышишь меня?

— Давайте по-простому. Вам надо уехать, поезжайте к сыну на его базу.

— С чего это?

— Кое-какой шпане ваше выступление не очень понравилось. Боюсь, они решат к вам наведаться.

— Это хулиганье-то? Ну и хрен с ними, шли бы они куда подальше. Я, парень, в жизни ни от кого не бегал. И не собираюсь.

...Линия разъединилась. Монк вздохнул и положил трубку. Потом посмотрел на часы. Прошло двадцать пять минут, пора было уходить. Назад, в ходы и норы чеченского подполья.

...Два дня спустя, 24 декабря, четыре группы боевиков одновременно выехали на задание.

Самая многочисленная и хорошо вооруженная группа напала на личный дом Леонида Бернштейна. Там дежурила дюжина охранников, четверо из них были убиты в перестрелке. В группе «черной гвардии» убитых было двое. Входную дверь взорвали зарядом направленного действия, и одетые в черные комбинезоны люди в масках разбежались по дому.

Оставшихся в живых охранников и прислугу собрали на кухне. Старшего из охранников жестоко избили, но он упорно твердил, что хозяин два дня назад улетел в Париж. Под вопли перепуганных женщин все остальные повторили то же самое. В конце концов одетые в черное бойцы забрали своих двоих убитых и уехали.

...Вторая группа отправилась к большому жилому дому на Кутузовском проспекте. Ее черный «Мерседес» въехал через арку во двор и остановился у шлагбаума.

Один из двух омоновцев, охраняющих въезд, вышел из теплой будки, чтобы проверить документы пассажиров. Тем временем двое нападающих, прятавшихся с другой стороны машины, выскочили к нему и в упор выстрелили из пистолета с глушителем ему в шею, поверх бронежилета. Второго омоновца уложили раньше, чем он успел выбежать из будки.

Так же быстро нейтрализовали и охранника у лифтов. Четверо боевиков «черной гвардии» остались сторожить внизу, а шестеро других поднялись наверх на лифте. На этаже почему-то охраны не было, но боевики ничего не заподозрили.

Стальную входную дверь взорвали, подложив пятьсот граммов пластика. Все шестеро ворвались в квартиру. Одного из них успел ранить в плечо одетый в форму денщик, которого тут же расстреляли. Квартиру тщательно обыскали, но никого больше не обнаружили. Разочарованные боевики ретировались.

В подъезде они столкнулись с еще двумя омоновцами, прибежавшими на подмогу своим. В перестрелке погибло по одному человеку с той и с другой стороны.

...Группа, отправившаяся к резиденции Патриарха, действовала не так грубо. Шестеро боевиков спрятались с обеих сторон парадного так, чтобы их нельзя было увидеть в глазок, и только потом один из них постучал в дверь.

Дневальный казак посмотрел в глазок и по переговорному устройству спросил, кто там. Стоявший у двери боевик достал подлинное удостоверение МВД и ответил:

— Милиция.

Поверив удостоверению, казак открыл дверь. Его тут же застрелили. Тело отнесли на второй этаж.

По плану группы личного секретаря Алексия II надо было застрелить из оружия казака, а самого Алексия — из того же оружия, что и казака. А потом вложить пистолет в руку секретарю, труп которого должен был остаться позади рабочего стола Алексия.

Позднее отец Максим должен был засвидетельствовать, что Патриарх в сопровождении казака застал секретаря в тот момент, когда он рылся в ящиках рабочего стола Алексия, и что все трое погибли во время последовавшей за этим перестрелки. Конечно, в Церкви был бы большой скандал, но милиция наверняка быстро закрыла бы это дело.

А вместо всего этого нападающие наткнулись на толстого священника в несвежей ночной рубахе, выбежавшего на лестничную площадку с криком: «Что вы тут делаете?»

— Где Алексий? — рыкнул один из боевиков.

— Уехал, — пролепетал священник, — в Троице-Сергиеву лавру.

Обыск жилых комнат показал, что ни Алексия, ни двух монашенок на месте нет. Команда киллеров уехала, бросив труп убитого казака.

К одинокому домику на Минском шоссе поехали всего четверо боевиков. На месте они вышли из машины, один пошел к дому, а трое остались ждать в тени деревьев.

На стук вышел старик Володя. Пуля попала ему прямо в грудь, и все четверо боевиков ринулись в дом. Им навстречу из гостиной выскочил огромный пес, и командир группы еле успел защититься: не дотянувшись до его горла, собака вонзила зубы в выставленную вперед руку. В следующую секунду один из боевиков выстрелом размозжил собаке голову.

Сидевший у догорающего камина старый седой мужчина выхватил пистолет военного образца и дважды выстрелил: одна пуля засела в косяке двери, вторая попала в того боевика, что только что застрелил собаку.

А потом три пули почти одновременно ударили его в грудь.

Умар Гунаев позвонил утром в начале одиннадцатого.

— Я только что приехал в контору. Ты не представляешь, что в городе творится. Кутузовский проспект милиция перекрыла. Кругом одни менты.

— Что-нибудь случилось?

— Вчера вечером было какое-то нападение в доме, где милицейское начальство живет.

— Быстро они. Мне срочно нужен безопасный телефон, чтобы позвонить.

— А тот, что под рукой, не годится?

— Его засечь легко.

— Тогда дай мне полчаса. Я за тобой пришлю.

К одиннадцати Монк уже расположился в небольшой конторе на складе, забитом контрабандным алкоголем. Там как раз заканчивал работать телефонист. Он объяснил Монку:

— Мы этот аппарат через две врезки подсоединили. Если кто-нибудь попытается засечь звонок с него, то попадет в кафе километрах в трех отсюда. Там наше место. Если они и дальше начнут отслеживать, то вычислят телефонную будку на улице. Но тогда мы уже будем знать, что нас пытаются вычислить.

Монк в первую очередь набрал домашний номер генерала Николаева. Ему ответил мужской голос. Монк попросил:

— Позовите генерала Николаева.

— А кто это говорит?

— Я тоже могу спросить, с кем разговариваю.

— Генерала сейчас нет. Кто это говорит?

— Генерал Маленков из Министерства обороны. Что там у вас происходит?

— Извините, генерал, говорит следователь Новиков из МУРа. К сожалению, генерал Николаев мертв.

— То есть как?

— Было нападение вчера поздно вечером. Похоже, дом пытались ограбить. Убили генерала и его денщика, и еще собаку. Уборщица обнаружила трупы в начале девятого сегодня утром.

— Невероятно. Мы с ним были друзьями.

— Что поделаешь, генерал. Кругом такое творится...

— Ладно, следователь, делайте свое дело, а я свяжусь с министром.

Монк повесил трубку. Значит, Гришин все-таки начал терять голову. Монк к этому и стремился, но никак при этом смерти генерала не желал. Все из-за его чертова упрямства. Монк позвонил в ГУВД на Шаболовку.

— Соедините меня с генералом Петровским.

— Он занят. Кто его спрашивает? — ответила телефонистка.

— Вызовите его. Скажите, что это по поводу Татьяны.

Петровский взял трубку через десять секунд.

— Петровский слушает.

— Это я, полуночный посетитель.

— Черт бы тебя побрал, я думал, с девочкой что случилось.

— Она и ваша жена уехали из Москвы?

— Да.

— Похоже, было нападение.

— Да, десять нападавших, все в масках и вооружены до зубов. Они убили четырех омоновцев из охраны и моего денщика.

— Но искали-то они вас.

— Конечно. Кто эти люди?

— Не бандиты. Они из «черной гвардии».

— Гришинская шпана. Чем я им так насолил?

— А у вас те самые документы. Они боятся, что там доказательства связи долгоруковской группировки с СПС.

— Нет там никаких доказательств. Так, мелочевка, одни квитанции из казино.

— Но Гришин-то этого не знает. Вы слышали, что случилось с Дядей Колей?

— Это генерал-танкист? Нет, а что?

— Они его убили. Такое же нападение и тоже вчера вечером.

— Вот черт!

— У вас связи в коллегии министерства есть?

— Конечно, есть.

— Ну вот и скажите им. Как будто вы это по линии агентуры узнали.

Монк позвонил в «Известия». Нарочито хриплым голосом он сказал в трубку:

— Соедините с отделом новостей. Мне нужен старший редактор Репин.

— А кто говорит?

— Cкажите ему, что с ним срочно хочет переговорить генерал Николаев. Он знает.

Именно Репин проводил интервью в офицерском клубе академии имени Фрунзе. Его подозвали к телефону.

— Слушаю, генерал. Репин говорит.

— Я не генерал Николаев, — ответил Монк. — А генерала вчера вечером убили.

— Как?! А вы кто такой?

— Отставной танкист.

— А откуда вы знаете?

— Какая разница. Вы знаете, где его дом? По Минскому шоссе, возле деревни Кобяково. Берите с собой фоторепортера. Спросите следователя Новикова.

... Во всех средствах массовой информации началась большая буча. Утренние газеты расписали каждая ту историю, на которую ее навел Монк. Когда журналисты прочли материалы конкурентов, все бросились перепечатывать друг друга и в комментариях уже увязывали все четыре нападения в одну цепочку.

В телевизионных новостях дали аналитические отчеты о четырех покушениях, одно из которых удалось. Ведущие говорили, что в остальных случаях жертвы бандитов спаслись только благодаря счастливой случайности.

Версии с неудачливыми грабителями, которые убирали свидетелей, никто не воспринимал всерьез. Аналитики настойчиво доказывали, что бессмысленно грабить дом отставного генерала или одинокого милицейского начальника, когда рядом много других квартир и домов побогаче, так же как бессмысленно лезть в резиденцию Алексия.

Можно было предположить, что в роскошный дом банкира Леонида Бернштейна действительно ворвались грабители, но вот только оставшиеся в живых охранники все как один показали, что нападение слишком уж сильно смахивало на войсковую операцию. И к тому же нападавшие конкретно искали хозяина. Видимо, его хотели похитить или убить. В двух других случаях похищение представлялось бессмысленным, а покойного генерала похищать и не пытались.

Большинство комментаторов ударялись в рассуждения о том, что все это дело рук вездесущих бандитов, которых развелось слишком много по всей стране и которые убивают и похищают людей сотнями.

...Правда, два комментатора все-таки сделали более конкретные выводы. Они утверждали, что организованная преступность может ненавидеть генерала Петровского, чьи подразделения постоянно борются с бандитами, или что наверняка есть люди, которые хотят свести какие-нибудь счеты с банкиром Бернштейном; но кому мог перейти дорогу простой старый генерал, к тому же еще и трижды Герой, или Патриарх Московский и Всея Руси?

На следующий день Монк продолжил свои анонимные телефонные звонки ближе к обеду, когда замотавшиеся накануне писаки начали подтягиваться в свои редакции.

Чтобы вчерашние собеседники не узнали его голос, Монк засунул за обе щеки по куску ваты. Ведущим редакторам семи утренних и вечерних газет, которые поместили накануне статьи о нападениях, он говорил одно и то же. Начал он со звонков Панфилову в «Правду» и Репину в «Известия» и сказал примерно следующее:

— Вы меня не знаете, и я вам назваться не могу, мне моя жизнь дороже. Но я вас как русский человек русского человека прошу поверить тому, что я скажу. Я один из старших офицеров «черной гвардии». Но я верующий христианин. Уже много месяцев я с растущей тревогой наблюдаю, как внутри СПС, в первую очередь со стороны Комарова и Гришина, все больше разжигаются антихристианские и антицерковные настроения. Они на людях говорят другое, а на самом деле ненавидят Церковь и демократию и собираются создать однопартийное государство, которым будут управлять, как когда-то фашисты. И я больше не могу терпеть. Я должен сказать об этом. Старого генерала к смерти приговорил полковник Гришин, потому что Дядя Коля рассмотрел их истинное лицо и разоблачил Комарова. А банкира — за то, что он тоже не дал себя одурачить и не поверил им. Вы, может быть, и не знаете этого, но убедил телеканалы прекратить рекламу СПС именно он. Патриарху смертный приговор вынесли за то, что он боялся СПС и собирался открыто заявить о своих опасениях. А генералу МВД — за то, что он организовал рейды против долгоруковской группировки, на деньги которой СПС живет. Если вы мне не верите, проверьте все, что я сказал. Эти четыре нападения организовала «черная гвардия».

...Когда Монк в последний раз повесил трубку, семь журналистов в Москве пытались осмыслить услышанное. Когда они наконец пришли в себя — бросились проверять полученные сведения.

Леонид Бернштейн находился за границей, но зато оба коммерческих телеканала намекнули без особого шума, что решение об изменении их рекламной политики принималось непосредственно банковской группой, их финансировавшей.

Генерала Николаева уже не было в живых, но «Известия» напечатали отрывки из его интервью под крупным заголовком на первой полосе: «Не из-за этого ли он погиб?»

О шести рейдах милиции по складам, тайникам и казино долгоруковской группировки все и так знали. И только Алексий II оставался вне досягаемости в Троице-Сергиевой лавре и не мог подтвердить, что и его, возможно, СПС определил в жертвы как своего врага.

К концу дня штаб-квартиру Игоря Комарова в районе бульварного кольца журналисты только что не брали штурмом. В самом здании обстановка была на грани всеобщей паники.

Начальник службы пропаганды и печати Борис Кузнецов сидел у себя в кабинете в одной рубашке со следами пота под мышками, курил одну сигарету за другой, хотя и бросил это занятие уже два года назад, и безуспешно пытался совладать с шеренгой беспрерывно звонящих телефонов.

В ответ на каждый новый звонок он кричал в трубку:

— Нет, говорю вам ,— это неправда. Это гнусная ложь, откровенная клевета, и, если кто будет еще ее распространять, мы на него тут же подадим в суд. Нет, у нашей партии нет ни финансовых, ни каких иных связей с бандитскими группировками. Комаров неоднократно официально выступал в том смысле, что именно он очистит Россию от... какие еще документы на расследовании в ГУВД?.. Нам бояться нечего... да, у генерала Николаева была своя точка зрения относительно нашей политики, но он ведь уже очень пожилой человек. Его смерть — трагическое событие, но никоим образом не связанное... вы такое утверждать не имеете права... На любое сравнение Комарова с Гитлером мы будем немедленно отвечать обращением в суд... Что за старший офицер «черной гвардии»?..

А полковник Гришин в своем кабинете отчаянно пытался решить проблему иного рода. Всю жизнь посвятив службе во Втором главном управлении КГБ, он всегда занимался охотой за шпионами. Так что насчет этого Монка, который причинил столько вреда, столько ущерба, он не сомневался. Но теперь появились совсем другие сведения: якобы кто-то из старших офицеров его собственной элитной, сверхпреданной и фанатичной «черной гвардии» переметнулся. Да он же сам всех их, все 6000 человек отбирал. Всех старших офицеров лично назначал. Разве можно поверить, что сейчас, когда приход к власти уже почти состоялся, кто-то из них вдруг ударится в религию?

Но тут полковник вспомнил однажды прочитанные слова иезуитов: «оставьте мальчика под нашим попечительством, пока ему не исполнится семь лет, и получите уже сформировавшегося мужчину». Мог ли кто-то из его офицеров после многих лет превратиться в церковного служку? Придется проверять. Придется самым тщательным образом пройтись по всем личным делам.

И потом, как понимать — «старший»? На каком уровне «старший»? На два уровня ниже начальника — десять человек. На три уровня ниже — сорок человек. На пять уровней ниже — уже почти сто. Чтобы всех проверить, нужно уйму времени, а его нет.

...Почти в пять вечера Борис Кузнецов наконец попал на прием к Комарову. Перед этим он два часа добивался, чтобы его пустили к человеку, которого он боготворил и которому хотел предложить то, что, по его мнению, могло спасти ситуацию.

(Продолжение следует)

Фото А. Басалаева, А. Бочинина, А. Джуса, Л. Шерстенникова

From ICON by Frederic Forsyth
Copyright (c) 1996 by Bantam Books, a division of Bantam Doubleday Dell Publishing Company, Inc.
Reprinted by permisson of Bantam Books, a division of Bantam Doubleday Dell Publishing Group, Inc. All Right Reserved