Из-под стажи должны быть освобождены тысячи отъявленных головорезов-- организаторы и исполнители убийств и разбоев. Кошмар, который уже сравнивают с последствиями бериевской амнистии. Похоже, после холодного лета 53-го нам предстоит горячая зима 97-го.
Преступность
13 декабря, в пятницу, элиту российской мафии ждет новогодний подарок: ее представители, находящиеся сегодня под следствием в камерах СИЗО, разом выйдут на волю
«Обжалованию не подлежит...»
Это постановление Конституционного суда датировано 13 июня, в сумятице тех дней на него вряд ли кто обратил внимание. Суд проверял конституционность части пятой статьи 97 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, он действует и по сей день. «Время ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами уголовного дела при исчислении срока содержания под стражей в качестве меры пресечения не учитывается».
Сам срок такого содержания ограничен строгими временными рамками — только генеральный прокурор или его заместители могут продлить его до полутора лет и ни на день дольше. На практике выходило иначе. Те, кто не спешил встретиться с судьями и услышать суровый приговор, чтение растягивали на долгие месяцы. До сих пор вспоминают, что арестованный по делу ГКЧП Валентин Павлов установил для себя норму, от которой не отступал: одна страница в день. Последователей у него несчетно, особенно если вина тяжка. И все эти многомесячные читки в ограниченный срок предварительного заключения не включались. По закону.
Теперь же Конституционный суд счел, что подобная практика противоречит и Конституции, и Международному пакту о гражданских и политических правах, а потому постановил: «Часть пятая статьи 97 УПК РСФСР утрачивает силу по истечении шести месяцев с момента провозглашения настоящего Постановления». И тут же добавил: «Федеральному собранию РФ в течение шести месяцев надлежит решить вопрос об изменении уголовно-процессуального закона...»
Рекомендация повисла в воздухе — Дума «решать вопрос» не собирается, а полгода, данных ей на раздумье, истекут 13 декабря. А потому следователям придется своих подопечных из-под стражи освободить: без ознакомления с делом суд их не примет.
«Таких нелюдей я вижу впервые»
Так отозвался о своих подследственных старший следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре России Валерий Костырев. Он работает в прокуратуре свыше 20 лет, насмотрелся всякого, но когда стали водить к нему на допросы банду Барыбина (он же Шкабара), лицом спал.
Вообще это редкость, чтобы в одних тюремных стенах удалось собрать и боевиков, и всю их верхушку разом. Но тут уж так случилось: крепкий, поджарый, окруженный кучей телохранителей пахан банды Игорь Шкабара спокойно оттягивался в коттедже под Пушкино, как вдруг налетели на них, обложили и разом повязали собровцы с муровцами, еще ОМОН помогал. Было это как раз в те дни, когда убили Листьева и милиция металась со своими рейдами по Москве и Подмосковью. Шкабара после первого испуга был бы наверняка отпущен, но тут, как на грех, объявились сыщики из Новокузнецка и мигом пристегнули ему наручники. Оказалось, он у них числился в розыске по нескольким убийствам сразу. А неделю-другую спустя взяли и остальных — всего 26 человек.
О банде, действовавшей на протяжении пяти лет в Новокузнецке и Москве, Костырев в обвинительном заключении написал так: «С момента организации банды и до ее ликвидации она являла собой устойчивое преступное формирование, имевшее в своей основе постоянный состав. Преступная группировка имела четко выраженную структуру — руководителей, организаторов и исполнителей убийств, сборщиков и хранителей денег, хранителей оружия, лиц, осуществлявших негласное наблюдение за будущими жертвами и объектами для нападения. В банде существовала жесткая подчиненность. Все распоряжения беспрекословно выполнялись, отступники карались смертью. Члены банды отличались сплоченностью, единством интересов, безжалостной жестокостью. Все члены банды имели средства маскировки: парики, пастижерные изделия, комплекты камуфляжной формы одежды. Подготовка к преступлениям тщательно планировалась, использовались специальная техника, подслушивающие устройства, видеокамеры, портативные радиостанции».
И еще одно, отнюдь не маловажное подспорье: на протяжении нескольких лет банду обслуживал старший оперуполномоченный 7-го отдела московского РУОПа Александр Солдатов.
Ученик убивает учителя
Барыбин-Шкабара боссом банды стал не сразу. Ребят собрал в Новокузнецке тамошний авторитет Лабуцкий Владимир Анатольевич. Этого вальяжного господина братва именно так и называла — по имени-отчеству. Барыбин прибился к нему случайно и восторгов у бандитов не вызывал — отслужил в ВДВ, два курса проучился в пединституте, женат, имеет дочку. С милицией никогда не конфликтовал, в зоне не был. Зато — спортсмен, умишко незаурядный, до денег охоч. Еще до встречи с Лабуцким Барыбин попытался торговать магнитофонами, но сплоховал: как-то подложил вместо них в коробку кирпичи. Покупателями был бит нещадно и загремел под статью. Тут-то его и приметил Владимир Анатольевич, из кутузки вытащил.
Когда решил обосноваться в Москве, взял и Барыбина — к тому времени тот был его правой рукой. И вот на тебе: по поводу какого-то там праздника Барыбин передает учителю подарок: изящную коробку. Пока босс шел к машине, прогремел взрыв — ученик напихал в коробку тротила. Теперь Барыбин был наверху, теперь его слово — закон.
Два связанных между собой эпизода довершат его характеристику.
«Он нам мешает»
Когда в Новокузнецке крутые ребята гуляют в ресторанах, после второй рюмки непременно заказывают оркестру песнь о своем почившем братишке — Коростыле. Трогательные там есть слова: «Не забудем тебя, братан, убитом поганой ментовской рукой». Следователь Костырев посмеивается: крупнейшего авторитета Коростылева убил по приказу Барыбина его боевик из киллерской группы Поветкин. «Он нам мешает», — объяснял босс. Точно так же мешал ему не менее знаменитый авторитет Шепилов — убили. Мешали Гнездич и Тертычный — убили. Гнездича, кстати, убирал сам Барыбин — пришел к нему домой, улыбнулся хозяйке и прошел в ванную. Три выстрела из пистолета с глушителем — и нет человека.
Что тут говорить о коммерсантах, которые путались под ногами! Вот, скажем, некто Иванов — мало ему магазинов, кафе, ресторанов, ему еще и казино подавай! И, главное, Барыбина в расчет не берет.
Убрать Иванова поручено профи в киллерском мастерстве — Кудрявцеву и Реутову. Все идет по плану: Иванов просчитан (когда и куда ездит, с кем, кто в доме, как охраняют), киллеры выпустили в жертву по обойме, не обошлись и без контрольного выстрела в голову. И вдруг осечка: Иванов жив, отлеживается в реанимации. Тут же Барыбин снаряжает еще одну убойную бригаду: Гнездича, Слободчикова, Демидова. Те наряжаются в камуфляж, спокойно входят в палату и поливают недостреленного Иванова из двух автоматов сразу.
«За это надо ответить»
Барыбин уезжает в Москву и тут же дает команду: Кудрявцеву и Реутову прибыть немедленно. В аэропорту их встречают улыбающиеся братки: Цыганов, Демидов и Шкряда. Везут в гостиницу «Украина», разводят по номерам. К вечеру за Реутовым приходят: собирайся, шеф ждет в машине. Устроились, едут, молчат. «Реут, — негромко говорит Барыбин, — за Иванова придется ответить». Тут же Цыганов набрасывает Реутову удавку на шею, та лопается. Барыбин, сатанея, принимается за дело сам и душит вчерашнего соратника собственным шарфом. За городом, в Истринском районе, сбросив тело еще живого парня в кювет, Демидов методично наносит ему множество ударов ножом. Очищает у того карманы, срывает с шеи золотую цепочку.
Тут же «Мерседес-600» мчится обратно, за Кудрявцевым. Того везут на 77-й километр шоссе Москва — Рига, так же душат, так же бьют ножами, так же заваливают листьями.
«Сегодня их не узнать»
Барыбина содержат в СИЗО ФСБ «Лефортово» — слишком опасен. Недавно Костырев его посетил. Знаете, говорит он мне, сегодня его не узнать. Чисто выбрит, элегантная рубашка, причесан. А улыбка — такой я у него еще не видел: не просто довольная — снисходительная. Причина? Да все та же — ждет тринадцатого декабря, когда выйдет на волю.
В кабинете Костырева висит расчерченный им график: кто из обвиняемых сколько томов прочел. Всего их пятьдесят. Так вот — Барыбин дошел только до десятого тома, но в последние дни темп убавил, читает три-четыре десятка страниц в день. Костырев на него уже рукой махнул — ясно, что Барыбин не уложится к 13 декабря и не предстанет перед судом, который вряд ли оставит ему жизнь.
— Валерий Евграфович, — спрашиваю я Костырева, — ну, наступит 13-е, вы что — действительно подпишете постановление об освобождении Барыбина и его братвы из-под стражи?
— От меня этого не ждите, — жестко говорит Костырев.
Я продолжаю этот же разговор с Юрием Чудиновским — прокурором отдела по надзору за расследованием особо важных дел Генеральной прокуратуры РФ. Он хочет, чтобы я понял главное: блага, обещанные Конституционным судом, адресованы только самым опасным для общества преступникам. Разное там хулиганье, воришки, мошенники проходят по одному-двум эпизодам, дела у них тощие, знакомятся они с ними за неделю-другую и прямиком идут в суд. Но многие тысячи членов организованных преступных группировок, сидящие сегодня в следственных изоляторах, просто встрепенулись от радости!
А Костырев вешает на стену своего кабинета новую схему: сколько дней осталось до 13 декабря? Оказалось, совсем немного.
Георгий РОЖНОВ