Частная жизнь
Алиса ГАДАСИНА, профессор,
доктор педагогических наук:
Помню тягостное чувство, которое я пережила, глядя на старшеклассников одной из московских школ в Музее изобразительных искусств имени Пушкина. Смешки в кулак, перешептывания, косые взгляды — сколь неуместно это выглядело среди работ знаменитых мастеров! Копию статуи Давида работы Микеланджело детишки воспринимали будто... картинку из «Плейбоя».
Спустя некоторое время, в одно из посещений музея, я увидела там группу американских школьников. Юные американцы по-разному реагировали на выставленные работы: кому-то было скучно, кто-то просто устал, ну а кто-то ходил по залам с нескрываемым интересом. И только одной реакции я не увидела — покрасневших лиц, толкания друг друга локтями, кривых ухмылок.
Юрий РЯШЕНЦЕВ, поэт:
Разуверившийся в атеизме испытывает глубокий и настороженный интерес к священникам. В Бога он уже верит, а священникам еще нет. Опыт его встреч с ними противоречив. Идет как бы состязание: эта встреча — за, эта — против.
Вспоминается. Стоишь в церкви у образа Спаса. Кто-то грубо толкает тебя в плечо. Оборачиваешься: амбал в монашеской рясе. Оказывается, ты мешаешь пройти. Тут же тебе на плечо ложится — виновато как-то — рука самого батюшки. И все в его глазах: и просьба простить церковного жлоба, и вина, что потревожил человека, может быть, разговаривавшего с Господом, и просто приязнь к ближнему, пусть мешающему своей близостью пройти к алтарю.
Но. Отец Валерий: рукава рясы по локоть засучены, роется в моторе «Жигулей», на которых приехал на семинар «Музыка и кино».
«Отец Валерий, рай есть?» — «Непременно (с упором на «о)!» — «И ад?» — «И он». — «Что же испытывает мать-праведница, зная, что ее сын-грешник мучается в аду?»
Опускает рукава рясы, с интересом смотрит на спрашивающего:
— Какой хороший вопрос! Вот и давайте творчески подойдем... — Молчит. Потом шепотом, как бы по величайшему секрету:
— А по-моему, Он всех простит!..
И уж совсем готов в него влюбиться, и вдруг он рассказывает нечто страшное и не поддающееся осознанию:
— Я мамку свою с детства не любил. А уж полюбил потом. Она мне как-то говорит: «Валера, скоро помру». А я ей: «Что ты, мать, ты же еще не болела, я за тобой еще ходить должен, кормить тебя с ложечки, какашки выносить. Ты меня этого не лишай». И стал просить для нее у Бога рака. И Он ей его послал...
У всех, кто это слышал, у всей этой «Музыки кино», челюсти отвалились...
Петр СПИВАК, литератор:
Каждый вторник в очередном номере «Книжного обозрения» — список сигнальных экземпляров новых книг, вышедших за неделю. Глаза разбегаются, библиофильские слюнки текут, и вообще полная гамма чувств.
Помню, в свое время нашел в ворохе пыльных брошюр по научному атеизму книжечку с поразившим меня названием «Вопросник по духовному миру личности» (в помощь начинающему следователю, вероятно?). Новейшие образчики литературы нравственных исканий ничуть не хуже. Заинтересованному читателю — труд священника Родиона «Люди и демоны: Образ искушения современного человека падшими духами». А через неделю — еще одна новинка объявлена: «Ответ священника женщине, одержимой бесами: Современные случаи демонического воздействия на человека». Что ж, дело житейское.
Еще две единицы библиографического учета. «Как человеку жить дальше?» — деловито озаглавлена брошюра смоленского издательства «Русич-Принт». А вот в ИЧП «Православие» (не слабо, да?), кажется, уже посыпают главу пеплом: «Что делать нам, грешным?»
Ну и в качестве апофеоза: «Духовное обустройство России» (судя по всему, учебное пособие или руководство). Курский обл. ин-т повышения квалификации и переподгот. работников образования. Науч. ред. Б.Н. Королев. Россия, видимо, прилагается.
Александр МЕЛИХОВ, писатель:
Кто такой патриот? Тот, кто любит свое отечество. Но еще Щедрин размышлял, как сложно любить отечество с меняющимися границами: следует ли любить Россию с Нахичеванью или без Нахичевани? Лучше найти в отечестве нечто неизменное, чему можно вверить сердце уже без колебаний, — это начальство. Но если серьезно (хотя и предыдущее не так уж несерьезно), даже людям разных профессий едва ли могут быть дороги одни и те же проявления их отечества. Страшно сказать, но сегодня я уже не уверен, что было бы абсолютным благом, если бы и военным людям была не дорога «слава, купленная кровью», а только «полное гумно» и «дымок спаленной жнивы»...
Наверное, патриотом уже можно считать того, кто любит хоть какие-то частные проявления своего отечества и понимает при этом, что при исчезновении целого исчезнет и дорогая ему часть. В предсмертном письме Александр Блок писал, что матушка-Россия сожрала его, как чушка своего поросенка. И вместе с тем, если бы исчезла Россия, исчез бы и Блок — превратился бы в одну из сильно усохших фигур из истории всемирной литературы. Снова трагический парадокс...