Близок к завершению растянутый почти на четыре месяца Международный фестиваль имени Чехова. Как и ожидалось, открытий он не принес, а разочарования, увы, были. Были и потери — долгожданный спектакль «Амфитрион 38» по пьесе Жироду показывали без режиссера. За две недели до приезда в Москву Михаил ТУМАНИШВИЛИ умер. Этот очень светлый и очень добрый человек был символом того знаменитого грузинского театра, который все так любили. О нем рассказывает его друг, известный театральный критик Наталья КРЫМОВА.
Культура
Природа грузина сама по себе театральна
Когда-то в Москву привозили «Дон-Жуана». Это был очень веселый спектакль, где серьезный смысл таился в массе розыгрышей. Природа грузина сама по себе театральна, в Грузии люди строят всю жизнь на ритуалах, на песнопениях и заведенных порядках. Дон-Жуан (его играл Зураб Килшидзе) нарушал все порядки, но делал это с такой изворотливостью и изяществом, что его аморальная наступательность могла найти лишь божескую кару. А Сганарель и все женщины отступали перед его натиском. Режиссер ввел в спектакль персонаж, которого нет у автора, — чудаковатая суфлерша постоянно вылезала из своей будки и, в сотый раз переживая происходящее, авторским текстом вводила актерские вольности в надлежащее русло. Союз этой современной фигуры с персонажами Мольера придавал спектаклю особое обаяние. Мольеровские типы воссоздавались живо и темпераментно, но такой же была и суфлерша с очками на кончике носа и бутылкой кефира в авоське! Она была из сегодняшней жизни, герои спектакля из мольеровской фантазии, а знаки вечности в сценографии (мраморные бюсты великих мыслителей и поэтов) — из жизни всеобщей, соединяющей культуру эпох в общий поток. В этот поток не торжественно вступали, а вбегали, впрыгивали молодые актеры, готовые драться, переодеваться, петь. Их невозможно было утомить и успокоить. Когда сегодня мы видим в кадрах кинохроники, как репетирует Туманишвили, понятно делается, откуда бралась энергия спектакля и каков был истинный темперамент этого внешне меланхоличного человека с четками в руках.
Михаил Туманишвили тонко ощущал эту грань — серьезного, смешного и печального. Собственно, он всегда был серьезен, даже грустен, потому что знал о жизни много невеселого. Например, хорошо знал, как быстро эта жизнь проходит, что забвению подлежит все, что сегодня кажется единственно важным. Об этом был поставлен «Наш городок» Торнтон Уайлдера. Действие пьесы было перенесено в Грузию — маленький макет старинного храма стоял на авансцене, намекая, что на жизнь, которая шумит и движется, можно посмотреть с высоты вечности, и тогда что-то в ней примет другой облик, а концы и начала как бы исчезнут. В спектакле девочка и мальчик жили, играли, бежали в школу, а потом выросли и полюбили друг друга. Но вдруг она умерла. И выяснилось, что в городке есть такое место — кладбище. Странное место, где тишина и чуть слышно, очень спокойно переговариваются между собой умершие. Когда в «Нашем городке» хоронили героиню, шел дождь, и так грустно было смотреть на сиротливую кучку людей под зонтиками, среди могил... А потом эта девушка появилась вновь среди тех, кого любила. И они ее не заметили — завтракали, пили кофе, жили как прежде. Мгновение, когда сознаешь, что без тебя все будет точно так же, — страшно. Что это — трагедия? Да, конечно, но извлеченная не из кладовой театральных жанров, а из самой обыкновенной жизни, которая в существе своем одинакова в Грузии, в Америке, в России. Глядя на то, как был сыгран момент осознания этого в спектакле, можно было ужаснуться. Но можно было взять такой существенный момент в собственный опыт и растворить его там. В подобном знании и растворении — мудрость. Михаил Туманишвили был мудрым художником.
...На его похороны мы с сыном полетели в Тбилиси. Это был, если я не ошибаюсь, мой сороковой прилет в город, сегодня уже не соединенный с Россией так, как раньше. И почти сорок лет дружили мы с Мишей.
В спектакле «Амфитрион 38» есть такой диалог: «Я предлагаю вам... — Что? — Дружбу... — Что это — дружба? Это страсть? — Безумная страсть. — В чем ее смысл? — Ей предаешься всем существом, забыв о смысле. — Что же творит дружба? — Она сводит вместе самые, казалось бы, несоединимые существа и делает их равными друг другу...» Это разговаривают Юпитер и Алкмена, бог и земная женщина. Два несоединимых существа становятся равными друг другу. Нарушить эти отношения нельзя, познать их до конца тоже невозможно. Можно только улыбнуться.
Улыбка, возникнув на лицах зрителей, так и не покидает их, когда они уходят из театра — чуть отстраненные друг от друга, каждый в себе, но гораздо больше вместе, чем когда в театр пришли.
Вот это и умел делать Михаил Туманишвили и этому научил своих актеров. Можно сказать, что театр Туманишвили — светлый театр, театр улыбки.
На спектакле, который нас познакомил в 1959 году, зрители не улыбались, а хохотали. Это был «Испанский священник» Флетчера — конец 50-х, начало 60-х, время, когда люди в театре соединялись, а художественное мышление ощутимо расширялось, переставало держаться рамок, установленных государством.
В книге «Режиссер уходит из театра» Туманишвили оглядывается на свою жизнь. Вот ее начало: детство, Мцхета, дом дяди, где все занимались театром. Потом война. Потом — возвращение, учеба в Театральном институте, уроки Товстоногова, первый самостоятельный спектакль, счастье...
Цель и смысл существования заключались для Туманишвили в работе — в режиссерской и педагогической работе.
За его спиной всегда стояли молодые, и он всегда удивлялся тому, как меняются поколения. Всю жизнь он был педагогом и эту, совсем негромкую, работу по-настоящему любил.
Пришло время, и его бывшие ученики-режиссеры разъехались, разошлись кто куда. Роберт Стуруа возглавляет Театр имени Руставели, Теймур Чхеидзе в Петербурге, в БДТ, Гоги Кавтарадзе в Русском театре Тбилиси. Везде, по всей Грузии — ученики Михаила Туманишвили, его школа.
Режиссер научил своих учеников любить репетицию. Любить процесс работы. Это простейшие вещи. Но они или в крови у актеров, или их там нет. У Мишиных актеров они в крови. Это и есть школа.
Но есть еще и сложные проблемы. Их не объяснишь коротко и просто. Можно скрыться за такие слова режиссера: «Каждый раз я и мои товарищи делали с новой пьесой то, что обычно делают часовщики: они берут лупу и внимательно рассматривают все пружинки, колесики и винтики. Выясняют, что от чего зависит, кто на кого влияет, кто кому мешает и отчего этот механизм приходит в движение...» Без этих выяснений (а на них уходят месяцы) нет актеров Туманишвили, нет его школы.
...Режиссера нет. Его похоронили в пантеоне для выдающихся людей Грузии. И большим вопросом остается: как будет жить грузинский театр теперь, когда перевернута такая красивая его страница, когда из него вынута сердцевина?
ЧТО ЕЩЕ ПРИВОЗИЛИ В МОСКВУ ИЗ БЛИЖНЕГО ЗАРУБЕЖЬЯ?
- г. Минск. «Ричард» У. Шекспира. Республиканский театр Белорусской драматургии.
- г. Баку. «Король Лир» У. Шекспира. Национальный театр.
- г. Тбилиси. «Макбет» У. Шекспира. Театр имени Ш. Руставели.
- г. Душанбе. «Исфандиёр» Ф. Касыма (по «Шахнаме» Фирдоуси). ТЮЗ «Ахорун».
- г. Таллин. «Пианола» А. Адабашьяна и Н. Михалкова по произведениям Чехова.
- г. Вильянди (Эстония). «Вишневый сад» Чехова. Театр «Угала».
- г. Кишинев. «Король умирает» Э. Ионеско. Театр им. Э. Ионеско.
- г. Львов. «Забавы для Фауста» (по мотивам романа «Преступление и наказание»). Театр им. Леся Курбаса.
- г. Ашхабад. «Апат» (по мотивам эпоса «Горгут Ата»). Драмтеатр «Джан».