ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ

Александр ГОРОДНИЦКИЙ,
поэт, членкор РАЕН, профессор:

Грань веков

В эпоху существования СССР огромное число одаренных людей работали на коммунистическую идею, защищали ее, сумели противостоять гитлеровской военной машине и победить, смогли создать атомную, а затем водородную бомбу, лучшие умы трудились в этом направлении. И, без сомнения, талантливая литература, музыка, живопись — все искусство было брошено на поддержку этой идеологии. Так было во все времена: религию поддерживали своим творчеством великие художники и музыканты. Это всегда работает. И принадлежность к идеологии не уменьшает истинной ценности того, что было создано. На самом деле, нельзя же отрицать, что существует советская литература и советское искусство, и наши успехи в космосе — тоже неоспоримый факт, что бы об этом ни говорили те, кто пытается росчерком пера свести к нулю все, что было создано за годы советской власти.

Другое дело — ценой каких потерь это достигнуто, какое искусство, какую науку мы не получили, каких людей мы уничтожили или довели до самоубийства. Всегда было принято говорить о лучшем, что породила советская власть, но не о том, что она загубила. А загубила она больше, чем создала, слишком неукротима была ее разрушительная сила.

Конечно, это была величественная империя и достижения ее были великими. Но я думаю, что если бы те же художники, композиторы, поэты и ученые, не говоря уже о простых крестьянах, творили и работали свободно, они достигли бы гораздо больших высот и успехов. Может быть, поэтому каждая империя обречена — рано или поздно она распадается. Распалась и эта, вчера еще казавшаяся вечной. Ибо цена величия этой империи — человеческая кровь, которую не оправдывает никакой, даже самый прекрасный, миф.

Олег ПАВЛОВ,
писатель:

Прочитал о людоедах в Кемеровской области. Потрясло то, что человечиной они начиняли п е л ь м е н и, то есть у них была спервоначала мука и желание что-то лепить, как бы хлопотать по хозяйству, и свои любимые блюда. Озверения никакого нет, нет звериного голода. Значит, возможно при каких-то своих непостижимых обстоятельствах жрать вместо говядины себе подобных и оставаться при этом людьми? Да ведь возможно! Человек посягает на человека, может, именно потому, что остается человеком, то есть это как бы не прыжок в пропасть звероподобного небытия — это текущее исполнение человеком своего желания, родящегося как из сознания и сознательности, так и из подкорки, звериного инстинкта и бессознательности. Вот тебе и сталинское людоедство и миллионы жертв, вот тебе и война, и бытовое убийство. Преступлением в сознании человека становится то, чему он не находит оправдания, но если оправдать, сделать бессознательное сознательным, облечь в идеологию, то животная ненависть к еврею или к богатею — к себе подобному — и станет иметь уже общественную пользу. Кроили же немцы перчатки из человеческой кожи, а сувенирные пепельницы — из черепов. И не самая дикая из наций — просвещенная, европейцы. Архимеду была нужна точка опоры, чтобы перевернуть мир. Людоеду, чтобы сожрать мир, нужна идея. Маньяк-убийца Чикатило твердил на следствии, что избавлял землю от проституток. Вопрос: а за что же девушек невинных? Ответ: они бы стали проститутками, когда выросли.

Петр СПИВАК,
литератор:

Пришел автор, принес статью, полемизирующую с очередными публикациями Виктора Суворова. Читаю первую фразу: «После «Ледокола» и «Дня-М» я дал зарок не читать больше писанины Суворова-Резуна». И дальше прямо в глазах рябит: «Резун пишет», «в воспаленном мозгу Резуна», «творчество Резуна-Суворова»...

— Нет, эту вашу статью я читать не стану.

— ??

— Потому что вы для пущей уничижительности раскрываете псевдоним вашего оппонента. Это вещь недопустимая. Правы вы или не правы — мне уже не важно.

...Этой сцены, к сожалению, не было. На самом деле статью принесли не мне, и редакция одной солидной газеты преспокойно ее напечатала.

Сижу теперь, после драки кулаками машу.

А статью эту все равно в руки не возьму. Надо же все-таки разбирать, где кончается журналистика и начинается полиция.

Инна КАБЫШ,
поэт:

Трагедия всегда кончается смертью героя, говорила наша учительница. И я так и думала, что трагедия — это когда кончается герой. Теперь я знаю, что трагедия — это когда кончается свет, а герой остается, как Григорий Мелехов после смерти Аксиньи, когда он поднимает голову и видит черное солнце — и продолжает жить, потому что у него есть сын, у которого больше никого нет, жить — потому что трагедия всегда кончается жизнью.

Владимир ВИНОКУР,
артист эстрады:

Красивую женщину я не столько вижу, сколько чувствую. Ведь я по роду своей профессии парапсихолог. Так же как я чувствую зал, находясь на сцене, я чувствую женщину. И ног от ушей или голливудской улыбки мне явно недостаточно. Красивая женщина — это и особые движения, и доброта, и женственность, и ум! Я вообще против кукольной красоты. Так уж устроил Господь Бог, что женщина с красивой фигурой, с красивым лицом да еще и умная — редкое чудо. Так что мне вообще-то трудно угодить.

Сергей ЕСИН,
ректор Литературного института им. Горького:

Каждый день на протяжении последних трех лет я не устаю повторять, что я живу в самое фантастическое время. И даже не верю, что кто-нибудь может в такое время попасть опять. Моя жизнь фантастична. От своих родственников, как некую реалию, я помню революцию. Как мальчишка — помню начало войны. Помню руки Сталина в гробу. Помню обещания Хрущева, что советский народ будет жить при коммунизме. Я прочитал многие его речи, будучи дежурным по «Комсомольской правде». Как тертый человек, я со счастьем и восторгом наблюдал блеф Горбачева. Я приезжал, чтобы специально проголосовать за Сахарова и за Ельцина. И разочарован. Разочарован, и теперь пристально наблюдаю за тем, как сейчас повернется время...

Юрий КУКЛАЧЕВ,
клоун, народный артист России:

Кошки все хороши, каждая по-своему. Был у меня один кот, ну ни на что не годен... Мы его Дебил прозвали. Я искал, что ему придумать, — ну никак!.. А сейчас он коляску с зонтиком вывозит — другой этого не сделает ни за что. Я всегда говорю: нет тупых кошек. Просто надо раскрыть их способности. И не нужно, чтобы кошка ходила перед тобой на задних лапах. Это будет уже не друг, а раб, которому вы будете командовать: давай ходи, вперед, назад. Необходимо, чтобы кот тебя полюбил. Тогда ты только скажешь «Вася!» — и он бежит к тебе, он уже тебя чувствует. Он почувствует, когда ты болен, и прижмется к больному месту. Это очень сложные нюансы. А все думают: это просто и я смогу тоже...

Александр КУРЛЯНДСКИЙ,
сценарист, сатирик:

Прибыл к нам один американский режиссер, лет 27, со всяческими проектами. Рассказывал про себя, что он иногда преподает в университете, а иногда улетает на Таити, покурить травку — марихуану. Он не наркоман, он так отдыхает. Мы были с ним незнакомы. Едем в машине из аэропорта — останавливает нас милиционер. Откупился я от него книжкой, он нас без штрафа отпустил. Это на американца произвело некое впечатление. Прибыли в мастерскую. Увидел он моих персонажей, призы, оценил антураж. Сидит на диване и говорит: «Алекс, если бы ты жил в Америке, мы бы с тобой уже сейчас смогли бы полететь на Таити, покурить травку».

Травку я курить не собирался. Но в Нью-Йорке мне привелось побывать дважды с фильмами. Впечатление у меня, конечно, осталось поверхностное, туристическое. Чем-то похоже на Пицунду, но стоят какие-то небоскребы. Мощь зданий, мощь богатой страны. При этом смесь безумной цивилизации с глухой провинцией. Раздражает стиль жизни. Никого ты не интересуешь как духовный человеческий организм. Если нет между вами взаимоотношений, замешанных на бизнесе, тебя вообще как бы нет. Лично мне что там делать? Про мультфильмы я все знаю, но я знаю и то, как лепят их по американскому стандарту. Кроме того, пробиться в эту сферу было бы крайне трудно. Писать книги — малый тираж. Писать их можно и здесь. Так что я не потенциальный американец. К тому же у меня еще жива мама, и она готовит превосходную рыбу-фиш.


Александр МЕЛИХОВ, писатель:

Сегодняшнее религиозное возрождение (если его можно так называть) исполнено, как и всякое массовое движение, иждивенческих настроений. Тянутся к утешительной стороне религии и не хотят замечать устрашающей, видят обнадеживающую и не хотят видеть требовательной. Утешаются раем, бессмертием, надеждой на загробную встречу с дорогими людьми, но забывают про адские мучения. А ведь религиозная мораль способна утешать и обнадеживать именно преступника — надеждой на безграничное божье милосердие, и угнетать почтенного и добродетельного человека — напоминанием о его кромешной греховности.

Николай ЛОССКИЙ:

Милосердие Божие не есть попустительство; оно сочетается со строгой справедливостью, и никто из нас не выйдет из темницы падших существ, пока не уплатит долга своего «до последнего квадранта» (Мф. 5, 26)... В действительности, однако, не может быть и речи о том, чтобы Сам Бог поднимал против нас карающую десницу. Как абсолютное добро, Он просто не участвует ни в каком зле, и эта богооставленность наша, поскольку мы злы, неизбежно влечет за собой всевозможные виды разрушения и страдания до тех пор, пока тьма не удалится из самых сокровенных глубин сердца...

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...