Тема номера (часть 1)

(Закон джунглей и многих подростковых группировок)

Тема номера

ЛЕГКО ЛИ БЫТЬ МОЛОДЫМ В ИЮНЕ 96-ГО
Мы одной крови — ты и я?

СНАЧАЛА УДАРЬ, ПОТОМ ПОДАВАЙ ГОЛОС

В доме приятельницы не работал лифт, и я поднималась по лестнице. В пролете третьего этажа сидел на ступеньках оборванный мальчишка. Когда он поднял голову, я замерла в ужасе: лицо распухло, поглотив глаза, из носа, изо рта, казалось, даже из ушей стекала кровь. Его трясло.

— Не могу встать, — как бы пожаловался он мне. — Позвоните, пожалуйста, в семьдесят седьмую.

Двери открыла девочка, тоненькая, хрупкая, лет тринадцати, как выяснилось позже — Юля, младшая сестренка избитого Сережи. Родители примчались с работы по ее звонку минут через десять. К тому времени мы с ней уже вызвали «скорую». В больницу с пятнадцатилетним Сережей уехала мать. Отец, Кирилл Сергеевич, молча ходил из угла в угол. Перепуганная Юля тихо, но безутешно плакала на кухне. Я сбегала за приятельницей, и мы увели девочку к ней, на этаж выше.

— Они похожи на стаи диких бродячих псов. Всегда вырастают из-за угла. Каждого в отдельности Сережа бы проучил, даже с форой. Но по отдельности они никогда не нападают.

Наверное, только минут через сорок она вдруг сокрушенно вздохнула:

— Совсем забыла про папу. Его нельзя было оставлять одного. У него больное сердце. Но мне так не хочется уходить. Не могли бы вы посмотреть, как там?

Приятельница успела нашептать, что Кирилл Сергеевич пресимпатичный интеллигентный человек. Начинал на заводе простым рабочим, был мастером, начальником цеха, главным инженером. Сейчас возглавляет фирму по продаже автофургонов.

Открыв, он сообщил мне, что звонила из больницы жена: у Сережи сотрясение мозга, перелом перегородки носа, рваные раны на голове — пришлось наложить три шва. Ринулся к окну.

— Вон они. Пойду разберусь... Нет, я спокоен. Я же взрослый человек. Просто разобраться, чтоб понять. За год, что мы живем здесь, мальчишка третий раз попадает в больницу.

Об этом я уже знаю. Знаю, что жили они в Медведкове. Появились деньги, перебрались ближе к центру, сделав обмен с доплатой. Здесь начались проблемы у Сережи. Знаю, что была милиция, допросы, медицинская экспертиза. Никого не поймали. Была специально купленная для сына собака, которая пропала неизвестным образом на пятый день. Было даже сопровождение, люди из охраны фирмы ходили следом за Сережей дня три, и почти два месяца с той поры его не трогали.

Ребят пятеро. Обычные московские мальчишки, кто со скейтами в руках, кто на роликах. Уходить от разговора не собираются, им любопытна ситуация, рады интересу к своим персонам.

— Я лично к нему не прикасался. Не знаю кто, может, репера. Он «крысы» носит, за это мог от них получить. «Крысы»? Ботинки такие, с узким носом. Значит, металлист. Ну как? Ясное дело: если репер видит металлиста, сразу драка. Я? Я, например, тоже репер.

— Это что такое? — беспомощно и обреченно спрашивает Кирилл Сергеевич.

— Ну, реп — это такая музыка, — снисходительно и в то же время охотно поясняет репер. Он невысок, улыбчив, обаятелен, хотя носит кличку Гад. — Может, слыхали, когда не поют, а просто выкрикивают стихи на ритмичную такую музыку? Во! Могу изобразить: «Застрели его первым! Убей его! Или он! Убьет! Тебя!» Репера всегда первыми кидаются. — И, подумав. — А вы ехайте на Горбуху, если хотите в этом разобраться. Там завал, всех можно повстречать: и панков, и гранжеев, и скинов. Там никто никого не трогает, к примеру скины — ну, нацисты, они если где реперов увидят, изобьют. А там только глянут — и иди дальше.

— Водяное перемирие? — уточняю я, вспоминая «Маугли». Помните, самые разные звери консолидировались в момент, когда возникала угроза выживанию из-за великой суши.

— Почему водяное? — хмурит брови рослый парень, которого называют Вайт. — Вещевое. Туда люди приезжают за прикидом, там специальная точка, можно найти вещи, которые не продаются больше нигде. Но они нам всем нужны, и разные группировки это понимают. Поэтому там не выясняют отношений.

— Ты мне лучше скажи, ты скажи, за что Серегу били? — срывается вдруг почему-то именно на этом парне Кирилл Сергеевич. — За что? Кто-нибудь из вас мне может это членораздельно объяснить?

— Из нас никто его не трогал, — снова вступает в разговор Гад. — Но я считаю, правильно, что его бьют. Надо таких учить.

— Таких — каких? — уточняю я. Кирилл Сергеевич молча темнеет лицом. Им это доставляет удовольствие.

— А он не личность, ваш Сергей! Он ни к чему не относится! — говорят они наперебой.

— Мне сначала помогал. С английским. Потом смотрю — а он и Чаку что-то переводит! А Чак вообще панк. Это как?

— Я, к примеру, дружу со скинами. Я говорил Сергею, когда он еще только здесь появился: ты вроде крепкий парень (наши бы такого приняли), пошли реперов мочить? «Зачем, — говорит, — мне они ничего плохого не сделали». Как это не сделали? Сами белые, а слушают «черную» музыку.

— Сергей, он за целый год, что здесь живет, не заимел даже прозвища!

— Что такое личность? Это когда есть уважение каких-то главных в группировке. Все делится на три части: самые главные, не самые главные и неглавные. Я, к примеру, отношусь к неглавным. Но меня знают самые главные, и если вдруг что — за меня вступятся. И значит, я личность. А он придет в какую-нибудь тусовку, его там никто не признает, не посмотрит, и пусть еще скажет спасибо, если тумаков не надают.

— Личности не сбиваются в стаи, — как-то потерянно и тихо произнес Кирилл Сергеевич.

— Если нет за тобой группировки, значит, ты никто, — сказал Гад. — Вот почему все столпились на Сергея? Да потому, что сам говорит: мне любая музыка нравится, если хорошая. Да как это? Делиться надо! Либо ты металл слушаешь, тогда, пожалуйста, ходи в «косухе» и таскай свои «крысы», либо реп — тогда все широкое, спущенное. Или ходи, как Вайт, с бритой башкой — если фашист. А если нет — ничто не спасет, ни охрана, ни пес.

— Да, а то ходит себе спокойный такой, — с ненавистью сказал молчавший до сих пор парень на роликах. — Я, мол, типа крутой! Мне никто не нужен. Я с каждым из вас и каждому хоть чем-то да помогал (меня, например, так даже забинтовывал). Но я ни к чему не отношусь. Ходит себе, будто всю жизнь здесь жил. Почему он не боится? Чего такой спокойный?

«...Тебя ненавидят за то, что не могут выдержать твой взгляд, за то, что ты умен, за то, что ты вытаскиваешь им занозы из лап, за то, что ты человек... Что говорит закон джунглей? Сначала ударь, потом подавай голос. По одной твоей беспечности они узнают в тебе человека», — что-то не дает мне покоя «Маугли», никогда я столько раз за день не вспоминала эту в общем-то детскую повесть.

И еще я вспоминаю недавнюю школьную историю, думая о том, что все повторяется — и ситуация, и слова, и даже интонации. Весной в школе неподалеку от станции метро «Автозаводская» шел настоящий бой — стенка на стенку. 11-й, физико-математический, класс — способных ребят набирали сюда отовсюду — потерпел поражение. Побили их девятиклассники, класс, который тоже набирали специально, — отстающие в учебе, «трудные». И, как рассказывали обратившиеся в редакцию родители потерпевших, ребят не только избили, но еще и потребовали от них, чтобы те все как один коротко постриглись. Вот с этими командирами, 9-м классом, и вели мы беседу вместе с психологом, директором телефонов доверия Москвы и Московской области Мариной Дубровской.

Ехали с рабочей гипотезой: общество резко расслоилось на богатых и бедных и это ударило по детям. Гимназисты, лицеисты раздражают обычных школьников, тех, за чью учебу родители заплатить не в состоянии. Гипотезе в ходе беседы досталось примерно так же, как и физматовцам.

Дело все было в том, что 9-й класс «делился». То есть был там сплошь группировочный народ. С обязательными кличками, специфической одеждой, купленной на Горбухе (это в нескольких метрах от станции метро «Багратионовская»), где, как мы уже знаем, никто никого не бьет — «вещевое перемирие». Конечно, был формальный повод к бою, происшедшему на школьном футбольном поле. Один из физматовцев, проходя и походя, ляпнул полноватому девятикласснику: «Привет, жирный».

— Они, во-первых, не отсюда! Уважение надо было иметь, а то — ты, мол, такой-сякой. Мы им тогда и сказали: «Давайте соберемся!» А они старше, здоровые такие, им казалось это смешным, хихикали: «Я на себя троих беру». А как пошла куча на кучу... — говоря это, парни из девятого будто вновь переживали победу — в глазах притопывали ножками-точками восклицательные знаки. Говорили вообще-то двое: Дима по кличке Лимузин — почему такая кличка, сам не знает, но был уверен, многие московские репера сразу поймут, о ком речь. И Кирилл по кличке Шкура, кличка со второго класса пристала действительно как шкура. Он роллер и одновременно скин.

— Я нацистов уважаю за то, что они знают, в отличие от других, за что борются. За чистоту нации. В да-а-анный момент невозможно всех выгнать, кто не русский. Но постепенно. А с этими... Дело не в том, что они физматовцы. У нас здесь полно разных учатся, и не местные. Но они вели себя нормально, а эти всего-то год проучились в нашей школе, пришли, парню навысказывали — вот и получили, — объяснил он.

--Так и стричься вы их заставляли, чтоб были бритоголовыми, как скины?

— Мы этого от них потребовали, чтоб унизить просто.

— Ну, во-первых, не один был девятый, а три девятых класса, — сказал мне позже один из физматовцев. Да еще их дворовые приятели. Мне очень жаль, что физтех поставили на колени. Надо было держаться до конца, чтоб отучить. Из наших 18 парней вышли только 10. Мы не ожидали, что тех набежит такая куча. Вообще-то не хочется больше драк. Даже психологически очень тяжело. Меня незадолго до этого тоже сильно избили. Ровесники. Я их не знаю и не знаю за что... Какие мы металлисты? Нет, среди моих друзей в основном хиппи, они на Арбате тусуются. А сам я рокер в душе.

— Все это зеркало ситуации, которая сложилась в обществе, — говорила мне моя спутница, психолог Марина Дубровская. И я не могла с ней не согласиться.

— Происходит обесценивание человеческой жизни вообще как таковой, — объяснял другой знакомый психолог — В. Крысенко. — По телевизору говорят: «Погибло около 11 военнослужащих». Около, не более того. Массово гибнет мирное население Чечни — ну и ладно. Ребята в «крысах» — такие же чеченцы для реперов. Я уже не говорю о нацистах. А Сереж всегда мало в обществе, и они не защищены. Хотя они-то и есть защита общества, пока они есть — есть надежда.

Я вспоминаю старый фильм «Легко ли быть молодым». Помните, Подниекс, еще когда совсем другая была в обществе ситуация, нам все это показал: ненависть, жестокость, агрессию подростков. Это было в начале перестройки. Схватив на стадионе мощную дозу энергии «хеви-метл», мальчишки с разрисованными краской лицами, в цепях на шеях и запястьях, в беспалых перчатках крушат после концерта электричку. А потом перед камерой занимаются самокопанием, пытаются разобраться в себе. Говорят о скуке: «дома дед как заведется про войну». Вот что с нами происходит, понимали мы: заболтано, выхолощено главное, нарушена связь поколений. Резкая, немелодичная музыка оказалась настоящей на фоне фальши, в которой взрослые. Такой протест, такое обвинение обществу: как уродливы эти ребята; такими их сделали мы. Потому что запреты: «неправильная» музыка якобы рождает бездуховность! Тогда, в конце 80-х, молодежь мечтала вместе с Виктором Цоем «встать и выйти из ряда вон». Когда все встали и вышли, когда все сдвинулось, ребятам — нынешним — захотелось в ряд. Ряды разделились.

Давно сняты запреты: да слушайте все, что захотите! Казалось бы, должна была исчерпаться сама философия молодежных группировок, которые показывал Подниекс. Однако ее суть — протест. Как воевать со старшим поколением, когда оно сегодня «делится»? Делиться самим. Зеркало.

...Я сижу и вспоминаю: Гад, Вайт, Чак, Лимузин, Шкура. И не знаю, о ком писал Редьярд Киплинг, о них или обо всех нас, сегодняшних: «...Они пили из водоемов и мутили в них воду, потом дрались из-за воды, потом собирались толпой и бегали по всему городу, крича:

— Нет в джунглях народа более мудрого, доброго, ловкого, сильного и кроткого...»

ТЕСТОСТЕРОН. ЖИТЬ БЕЗ НЕГО, БЫТЬ МОЖЕТ, ПРОСТО, НО КАК...

Попытка все объяснить

Агрессивность — свойство мужской натуры, ее порождает тестостерон, половой гормон, без которого не бывает настоящего мужчины. Без доли агрессии невозможен не только его воинственный тип, но и, скажем, любой человек власти — президент, министр, директор, любой неформальный лидер.

Советская власть выработала следующие пути для канализации мужской агрессии:

1. Армия

2. Спорт

3. Целина и комсомольско-молодежные стройки

4. Усиленно романтизированные «мужские» профессии, связанные с покорением природы

5. Места заключения.

Западные демократии при наличии традиционных каналов — армии, спорта и мест заключения — и при общественных установках на жесткую конкуренцию тем не менее не избежали молодежных бунтов в шестидесятые годы. Сытые, умные, вполне благополучные подростки учиняли публичные безобразия, крушили и жгли, гадили, разбивали витрины и фонари...

Общество спохватилось и занялось изучением собственного состояния. Помимо политиков, с новой энергией заработали психологи, педагоги, юристы, философы, медики. К концу шестидесятых, пока в соцлагере штурмовали космос, перекрывали плотинами реки и удваивали, учетверяли и т. д. число танков и ракет, западный мир сумел выйти из духовного кризиса.

Чем же закончились молодежные бунты? Так называемым асоциальным движением «хиппи», возникновением движения «зеленых» — первого ростка современного экологического сознания, признанием молодежной рок-музыки и авангардного искусства частью культуры и, наконец, мощным переворотом в умах, который принято называть «сексуальной революцией»...

Трудность подросткового периода мальчика в том, что в десять-двенадцать лет его организм начинает производить тестостерон, в то время как сдерживающие механизмы в центральной нервной системе еще только продолжают формироваться. Подростку трудно справляться с избытком сексуальных эмоций. За неимением выхода гиперсексуальность оборачивается гиперагрессивностью.

Старшим поколениям в нашей стране, наверно, пора понять, что «состав земли не знает грязи» (Н. Заболоцкий), что дети не обуза для родителей и государства и даже то, чем мальчики отличаются от девочек. Надежду внушает наличие и доступность информации: можно использовать опыт других, которые за два последних десятилетия сделали, минимум, два новых шага вперед.

Европейские страны, во-первых, научились жить бок о бок со спидом. И второе: уравновешенная и в целом законопослушная молодежь, скажем в Германии, вступает сегодня в интимные отношения в среднем в 15 — 16 лет (значительно раньше, чем в шестидесятые годы) и проделывает это у себя дома и с одобрения родителей. А родители озабочены только тем, чтобы дети как следует предохранялись.