Конференция «Память о Холокосте в современной Европе: Общее и разделяющее» пройдет в Международном «Мемориале» 25–26 сентября. Организатор конференции, руководитель молодежных и образовательных программ общества «Мемориал» Ирина Щербакова рассказала Weekend, почему разговор о Холокосте требует нового языка.
Фото: Фото из личного архива Ирины Щербаковой
Главный вопрос нашей конференции в том, как функционирует память о Холокосте в странах, которые были частично или полностью под немецкой оккупацией, и как она увязана с современным антисемитизмом. Вокруг этой темы все время вспыхивают не просто исторические, но связанные с политикой и идеологией дискуссии. В Германии, казалось бы, существует множество образовательных и музейных программ, было потрачено много времени на поиск способа говорения о Холокосте — но даже там видны изменения в общественном сознании и возникает очевидная нужда в каком-то новом языке. Из-за миграции очень сильно поменялся состав населения — если раньше можно было говорить о какой-то семейной немецкой общей памяти, то сейчас понятно, что школьники из турецких, например, семей воспринимают историю совершенно иначе. Со временем там началась ревизия, построенная на позиции «хватит, мы столько каялись, мы столько сделали для сохранения этой памяти, давайте уже вспомним, как мы страдали, как немцы страдали». Это видно по новым фильмам и сериалам — например, огромные споры вызвал сериал «Наши отцы и наши матери», он же спровоцировал еще и скандалы с Польшей и Украиной. Там идет рассказ о таких неплохих простых немцах, молодых людях, которых жизнь заставила участвовать в каких-то действиях Третьего рейха. Происходит банализация и нормализация прошлого, наступает усталость от «немецкой вины». Гитлер появляется на экранах в образе страдающего человека. Обо всем этом бесконечно спорят на конференциях и семинарах люди, руководящие мемориальными институциями.
«Ответственность снимается, общество трансформируется, скоро спросить будет некого»
Забвение Холокоста всегда тесно связано с современным антисемитизмом. Хотя сейчас антисемиты часто пытаются развести две эти темы: мол, мы признаем — действительно, евреев безвинно уничтожали, но это не отменяет того, что есть сегодня: еврейского засилья, влияния, лобби и что они там еще себе придумывают. Это происходит во Франции, где людям надо как-то справиться с проблемой памяти о режиме Виши. В Венгрии мы сегодня наблюдаем расцвет агрессивного национализма. Например, философ Агнеш Хеллер, чудом спасшаяся от Холокоста, сейчас получает в свой адрес угрозы со стороны венгерских антисемитов. В странах Балтии, в Польше, на Украине в то же время возникают споры, связанные с героизацией местного сопротивления немецкой оккупации, которое в значительной мере сочеталось с антисемитизмом. Как в Украинской повстанческой армии, например. Все эти темы замалчивались в советское время, а сейчас их обсуждение затруднено еще и выступлениями российских борцов с так называемой фальсификацией истории, которые хотят дискредитировать национальные движения, сопротивлявшиеся не только немецкой, но и советской оккупации.
Эти сюжеты всегда увязываются. При защите доблестного СМЕРШа от «фальсификаторов и ревизионеров» мгновенно возникает сожаление о том, что из предков нынешних либералов немцы сделали недостаточно абажуров. А когда в Германии появились работы, посвященные борделям, которые нацисты устраивали в концлагерях, немедленно в сети полились сотни комментариев в духе: «конечно, евреи говорили, что их сжигали, а на самом деле у них были бордели в лагерях». Хотя понятно, что не они были клиентами этих борделей.
Поговорить обо всем этом мы и хотим на своей конференции. Надо понять, насколько ядовито для наших детей это бесконечное вранье и как ему можно противостоять.
Может показаться, что все уже давно обсудили, но в нашей стране это точно не так. Замалчивание Холокоста в СССР было прямым образом связано с политикой государственного антисемитизма. Поэтому на памятниках в местах массовых расстрелов писали: «Здесь погибли советские патриоты», ни слова о евреях не было. И мало где это поменяли.
Есть простенькие сюжеты о том, как начинается Катастрофа. Еще не было Нюрнбергских законов, когда Гитлер только пришел к власти, но уже увольняли еврейских профессоров из немецких университетов, сжигали десятки тысяч книг, начинался бойкот магазинов. И не раздалось ни одного голоса из профессорской среды. Мы уже склонны забывать, как вел себя Мартин Хайдеггер, и обелять Эрнста Юнгера. Ответственность снимается, общество трансформируется, скоро спросить будет некого. В Германии уходит то послевоенное поколение людей, которые стали в 1960-е спрашивать родителей: «А ты за кого голосовал в 1933-м?». Нам ли сейчас об этом забывать.