"Другая сторона"
Альфред Кубин
СПб.: Кабинетный ученый, 2013
Знаменитый немецкий график-экспрессионист Альфред Кубин был еще и довольно заметным писателем. Вышедшая по-русски "Другая сторона", его единственный роман 1909 года, сейчас выглядит то ли странной мрачной безделицей, то ли бесконтрольным выплеском личных фантазмов гениального художника. Но одновременно это важный текст европейского модерна, повлиявший на кучу народа, в том числе (и это очень даже заметно) на кубиновского приятеля Франца Кафку. Сюжет здесь такой: главный герой, успешный художник, получает весточку от друга своей юности по фамилии Патера. Со времен их последней встречи Патера стал одним из самых богатых людей в мире, а также основателем и властелином Царства Грез. Художник удостаивается приглашения стать жителем этой загадочной восточной страны, соглашается и отправляется в путешествие. Как выясняется, главная особенность чудесного царства — там запрещен прогресс, все живут в антуражах вековой давности, а также подчиняются страннейшим правилам и ритуалам, в изучение которых герой с удовольствием пускается. Из романтического повествования о любопытном путешествии "Другая сторона" постепенно превращается в своего рода эксцентрическую антиутопию, а затем — в чудовищный гиньоль с изощренным развратом, зверскими убийствами и величественным крушением всего и вся. Все это перемежается чуть наивными философствованиями в шопенгауэровском духе. Роман Кубина — вещь скорее забавная, чем страшная или глубокая. Здесь напрашиваются многочисленные интерпретации — фрейдистские, политические, философские, но все они кажутся произвольными, необязательными. Однако в "Другой стороне" есть чуть безумное обаяние и главное — прекрасные иллюстрации самого Кубина. Во многом текст можно рассматривать как большое приложение к ним.
"Телесность — Идеология — Кинематограф"
Татьяна Дашкова
СПб.: НЛО, 2013
Несмотря на название, книга московского антрополога и исследователя советской культуры Татьяны Дашковой посвящена не столько кино и даже не фотографии (специфика этих двух медиа ее не так сильно интересует), сколько "визуальной культуре" как таковой — тому, как образ выражает историю. Образ здесь — это в первую очередь образ женщины. Если вспомнить важнейшую дилогию другого советолога Евгения Добренко ("Формовка советского читателя"/"Формовка советского писателя"), то книга Дашковой могла бы называться "Формовка советской женщины". На материале кино, фотографий и статей из женских журналов 1920-1930-х она исследует, как конкурировали между собой утонченно-артистический тип европеизированной красавицы и ввалившийся в раннесоветскую культуру неухоженный тип крестьянки, как взаимодействовали тяга к полному отказу от эстетизации и поиску новой "культурности"; как в результате их синтеза к концу 1930-х появилась та советская женщина, которую мы отлично знаем (хотя бы по фильмам с Любовью Орловой); как гигиена и мода становились политическими материями. Стоит сказать, что книга Дашковой — сборник статей, а не единое повествование. Она немного сбивчива, переполнена повторениями и излишними методологическими прояснениями, но материал в ней все равно очень любопытный.