В Центральном Доме архитектора в Москве открылась выставка архитектора Виктора Лебедева. В этом году Лебедеву исполнилось 90 лет, с чем его поздравил президент Ельцин.
Всего 40 архитектурных, зато 100 живописных работ. В центре зала выставлена архитектура в виде черно-белых небольших фотографий зданий советского времени, яркая живопись последнего десятилетия развешена по стенам. Экспозиции подчеркивает, что архитектура — не главное, главное — живопись.
В этом видится специальный ход. Традиционно живопись архитектора — нечто вроде домашнего музицирования врача: мило, но всерьез не воспринимается. Ближайшее рассмотрение материала, однако, приводит к неожиданным открытиям. Нет, конечно, в составе живописных произведений Лебедева встречаются вполне ожидаемые пафосно-наивные вещи — скажем, портрет Солженицына, окруженный нимбом из колючей проволоки (Пророк, 1998). Но есть вещи иного плана.
Скажем, "Синяя птица 20-х", коллаж из шедевров эпохи конструктивизма: Мельникова, Весниных, Чернихова, и над всем этим — татлиновский "Летатлин", который, собственно, и есть "синяя птица". Или "Роковая карта", изображающая храм Христа Спасителя, стоящий над бассейном Москва, в котором храм отражается в виде Дворца Советов Иофана (все вместе оформлено как игральная карта). Качество живописи — на любителя. Но дело в том, что эти холсты полностью, стопроцентно укладываются в поэтику "бумажной архитектуры" 80-х, созданной совсем тогда молодыми архитекторами — Юрием Аввакумовым, Михаилом Филипповым, Александром Бродским.
То есть в 80 лет почтенный академик архитектуры, лауреат Госпремий СССР и России наперегонки с молодежью занялся бумажной архитектурой. И даже подчеркнул своей экспозицией — не думайте, что я остановился в 80-е годы, я и "бумажником" успел побывать. Что производит почти мистическое впечатление. Становится ясно, что вещей, которыми академик не занимался, в послевоенной советской архитектуре просто нет.
В 40-50-е годы он строил павильоны на ВДНХ, создавал проекты классицистической реконструкции Петровки и Смоленской площади, вместе с Верой Мухиной устанавливал памятник Горькому в Нижнем Новгороде. В 60-е — застраивал Ленинградское шоссе в Москве. В 70-е — строил спальные районы — на его долю пришлись московские Вешняки. В конце 70-х — начале 80-х его архитектура приобрела брежневскую монументальность. Теперь оказалось, что далее последовала бумажная архитектура.
Неархитектору трудно оценить оторопь, которую вызывает эта история. Это примерно так, как если бы жил литератор, начал с "Каштанки", потом издал сборники стихов о прекрасной даме, далее начал писать агитки лесенкой под Маяковского, плавно перешел к крупным эпопеям о военных и мирных буднях, а кончил Приговым и Рубинштейном. В этой ситуации становится неясным, почему вообще речь идет об одном человеке.
Отвечать на вопрос о единстве творчества оказывается нечем. Не то чтобы произведения Лебедева лишены индивидуального почерка. Скажем, хореографическое училище на Фрунзенской набережной — одно из самых выдающихся произведений советского модернизма 60-х. Увлечение геометрией Райта соединилось с чистым пафосом шестидесятнического идеализма, и кажется, что здание вслед за Гагариным уже летит в космос, а находящиеся в нем люди стали бесплотными телами, парящими в невесомости (чему превосходно соответствовали фигуры юных балерин). Ту же легкость при желании можно обнаружить и в проекте маяка--памятника героям Севастополя, созданного совместно с Мухиной еще в сталинское время. Но все же сходства разных периодов ничтожны, а различия разительны. Лебедев делал все, что придумывала партия, и все более или менее неплохо.
Раньше меня ставило в тупик принятое среди российских архитекторов представление: главное не стиль, главное — профессионализм. На практике это значит, что любой архитектор готов работать и в классицизме, и в модернизме, и в стиле народной архитектуры — как закажут. Что решительно отличает россиян от западных коллег — для тех сменить свой стиль на что-то противоположное — все равно, что начать выпускать вместо нормальных вещей китайские подделки. Непонятно, почему у них так, а у нас — наоборот.
А вот потому. Архитектор, прошедший через советскую историю, оказывается Протеем, готовым работать "по-любому". Этому его учит пример самых уважаемых старших коллег. Лучшие из них, а Лебедев из лучших, радостно принимали решения партии и увлеченно начинали их выполнять. Став в результате идеалом профессионализма.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН
В Центральном доме архитектора в Гранатном переулке до 22 октября.