В Москве открылся Французский институт в России. "Огонек" поговорил с одним из его руководителей, Матье Арденом
Заместитель директора Французского института в России Матье Арден
Фото: Варвара Лозенко, Коммерсантъ
— Вы прекрасно говорите по-русски, без преувеличения. Вот интересно: почему русская культура, почему русский язык?
— Русский — это мой второй иностранный язык. Во Франции, когда ученикам 13 лет, они выбирают второй иностранный. Я выбрал русский, потому что он сложный. У меня первый немецкий, была еще латынь. Я был отличником и не очень скромным, поэтому и сделал такой выбор. А потом я познакомился с будущей женой, она только что вернулась из СССР. Она говорила по-русски, и я влюбился заодно и в русский язык. Окончил в университете два факультета — русского языка и французской литературы.
— Прежде вы возглавляли французский культурный центр в Киеве?
— Да. Мы с женой стали приезжать в Киев еще с конца 1980-х годов. А в 2006 году наша знакомая, которая работала директором французского культурного центра в Киеве, получила назначение на другую должность. И неожиданно предложила мне подать заявку на освобождающееся место. Я подал заявку, хотя надежда была слабая: все-таки у меня было мало опыта для такой должности. Но в министерстве согласились, хотя и с трудом. В Киеве культурный центр меньше, чем в Москве, но он играет большую роль в культурной жизни. Я проработал четыре года. Конечно, там не такая бурная жизнь, как в Москве.
— Кому вы подотчетны? И какие задачи перед вами ставят?
— Французский институт в России подчиняется Посольству Франции и, конечно, Министерству иностранных дел Франции. У нас одна главная миссия — распространение французской культуры. Конечно, прежде всего речь о французском языке. Но культура — это и театр, и кино, и вино, и наша кухня...
— У нас спорят о том, какую модель культуры выбрать — американскую или французскую. Но французская модель уникальна: Франция, как ни одна страна в мире, торгует Францией.
— Сейчас это и так, и уже не совсем так. Когда вы читаете в титрах, кто сделал тот или иной французский фильм, то видите, что это не только французские деньги и артисты, но и, как правило, еще три-четыре страны. Или вот известнейший режиссер Питер Брук, он англичанин, но руководит парижским театром "Буфф дю Нор", и мы поддерживаем в ноябре здесь в Москве в рамках фестиваля NET показ его спектакля "Волшебная флейта". Мы поддерживаем всех, кто талантлив. Потому что наша культура становится богаче — благодаря людям другой культуры, которые родились не во Франции, но которые что-то привносят в нашу культуру. Вот еще один пример: 23 и 24 октября, на фестивале современного танца DanceInversion выступит хип-хоп-компания "Кафиг". В спектакле, который они покажут, участвуют тайваньские танцовщики, которые работают во Франции. Такое сотворчество французских хип-хоперов и танцовщиков из Тайваня получилось очень гармоничным.
— Как вы выбирали место для Французского института, почему это здание на Воронцовом Поле?
— Мы много потенциальных помещений посмотрели, все было безумно дорого. Наконец нашли это здание. Оно очень удобное. Это недалеко от метро, в историческом центре и в очень уютном квартале. Раньше здесь находились агентство недвижимости и офисы фирмы "Моспромстрой", которая является владельцем здания. Начались переговоры, мы очень быстро нашли общий язык. Оформление контракта стало самым сложным этапом работы. Надо было еще и согласовывать все вопросы с нашим МИДом. Наконец договор об аренде был подписан. А потом начался ремонт. Это был очень сложный этап, он длился почти год. Постоянно приходилось отстаивать определенные эстетические представления.
— А в чем была сложность?
— Вкус. Мы, например, хотели оставить металлические балки (дом построен в 1887 году). Нам хотелось, чтобы было максимально сохранено все, что возможно, от старого здания: кирпич, открытые балки, каменная лестница с чугунными перилами. И в то же время все это должно было сочетаться с современным стилем лофт: наливной бетон на полу, голые кирпичные стены, открытые коммуникации. Ремонтники не понимали, зачем. Они предлагали гипсокартон и яркие цвета. И повсюду двери. Их слишком много, они никому не нужны. И я с этим все время боролся на этапе проекта, но, к сожалению, победить до конца не смог. Я хотел, чтобы повсюду можно было ходить беспрепятственно.
— Дверь — это типично русское. Это то, что разделяет людей.
— У нас, если вы заметили, здесь нет пропускной системы; только рядом с входом, за стеклянной перегородкой дежурит охранник. Если понадобится, он остановит сомнительного человека, а так вход свободный.
— У нас считается, что без мата со строителями невозможно выстроить коммуникацию. Вам пришлось его изучить?
— Я знаком с матерным языком. Но никогда не использовал его в общении со строителями, к тому же большинство из них женщины. Это очень необычно, что строитель — женщина. Причем они делают всю сложную работу, а мужчины стоят и смотрят, как женщина работает. Для французов, для меня это непривычно и неловко.
— Интересно, а что вы думаете о современной русской интеллигенции? Она вообще есть?
— У меня остались очень яркие воспоминания об интеллигенции 1980-х, когда интеллектуальная жизнь кипела на кухнях, а разговоры заглушались проточной водой. Было дико интересно. Мы считали, что интеллектуальная жизнь будет и дальше такой же. Но все изменилось. С одной стороны, это хорошо, а с другой — из общения ушла глубина. Еще я заметил, что ваши интеллектуалы часто не живут в России, в Москве. Кого ни спросишь — "У нас дома, в Париже... Завтра мы возвращаемся к себе, в Рим..." Французская интеллигенция, в принципе, тоже мобильна, но чтобы французский интеллектуал жил не во Франции — такого нет. Большую часть времени они проводят все-таки дома. Кроме того, меня поражает полное забвение у части интеллигенции идей интернационализма. Странно такое слышать от интеллигентных людей: "Как много иностранцев стало у вас в Париже... Ужас какой". Но в моем понимании приезжие — не чужие. Они тоже наши. Они часть нашей культуры. Иностранцы — это и есть Париж, сегодняшний Париж.
У нас проходят встречи с социологами, политологами. Но не могу сказать, что ваша интеллигенция особенно активна. На лекцию о статусе женщины в обществе может прийти 200 человек. А когда речь идет о политике, например о демократии, народа мало.
— А как вам работается с русской бюрократией?
— Бюрократия — она везде бюрократия. И Франция не исключение. Но везде есть люди, стремящиеся работать. У нас, например, очень хорошее, эффективное сотрудничество с московской мэрией, особенно с департаментом культуры. Уже третий год мы проводим вместе с дирекцией массовых мероприятий департамента культуры яркие уличные спектакли в День города. В этом году это было приглашенное из Франции огненное шоу на Поклонной горе. Такие мероприятия требуют серьезной подготовки, и я рад, что у нас есть надежный партнер.
— У вас этой осенью намечаются какие-то острые дискуссии, интеллектуальные битвы?
— В рамках нашей программы ничего особо острого не предвидится, мы мирные люди. Будем говорить о Камю, писателе, который всегда актуален и интересен публике. В этом году исполняется 100 лет со дня его рождения. Будет целая программа: спектакль по повести "Посторонний", выставка, показ фильма "Первый человек".