Мертвая петля

Выставка\Живопись

В Музее истории Киева проходит выставка Ивана Марчука "Неразгаданные тайны". Внимательно осмотрев, как обычно, внушительную, в этот раз включающую шесть десятков холстов, экспозицию, СЕРГЕЙ ВАСИЛЬЕВ пришел к выводу, что народный художник Украины, лауреат Шевченковской премии свою загадочность явно преувеличивает.

Иван Марчук попросту представляется уникальным художником и ничуть не смущается, когда экзальтированные почитатели в лицо называют его гением, особенно с тех пор, как в 2007 году британская консалтинговая компания Synectics внесла его в список сотни ныне живущих гениев в области политики, науки, искусства и предпринимательства под номером 72-м. Учитывая девальвацию самого понятия "гениальность", к серьезности подобных рейтингов следует относиться по меньшей мере осмотрительно. Однако непреложный факт заключается в том, что Иван Марчук заслужил профессиональное признание. С 2006 года он является членом Римской академии современного искусства. При этом, в отличие от своих не менее тщеславных коллег, ни в интервью, ни в апологетических пресс-релизах и буклетах, исправно выпускаемых к каждой новой выставке, художник никогда не кичится присутствием своих работ в мировых музейных собраниях. Видимо, даже его одиссея конца 1980-1990-х, когда мастер, отчаявшись получить официальное признание на родине, работал в Австралии, Канаде и США, не способствовала его интеграции в западный художественный рынок. В Нью-Йорке, Мекке современного искусства, живописец, по собственному признанию, чувствовал себя, как в тюрьме. Правда, это заточение способствовало невероятной творческой активности — свои лучшие полотна художник, похоже, создал именно в годы эмиграции.

Впрочем, на потерю аппетита к работе Иван Марчук никогда не жаловался. За долгую карьеру 77-летний художник, по информации его биографов, написал около 4,5 тысяч картин, а потому всегда готов заполнить своими полотнами пространство любого размера, даже шесть залов Национального художественного музея или два этажа Украинского дома, как делал это во время своих больших ретроспективных выставок в предыдущие годы. К слову, художник не знает отказа в предоставлении помещений для экспозиции своих картин. В советские времена он, правда, за свои трогательные и тематически вполне невинные натюрморты и пейзажи (несколько этих работ в изысканной серо-красно-голубой гамме представлены и на нынешней выставке) был объявлен "украинским националистом", лишился заказов и вел полуголодное существование. Однако к началу 2000-х ситуация кардинально изменилась, Марчук был неофициально признан едва ли не главным национальным художником, причем этот статус сохранялся при любых изменениях политического климата. Его обласкивали и награждали премиями в начале 2000-х, в 2005-м для него собирались построить именной музей на Андреевском спуске (реализация этого авантюрного проекта была остановлена только из-за протестов общественности), а теперь вот очередную выставку живописца открывал глава Киевской государственной администрации Александр Попов.

Что привлекает чиновников в этих работах, остается загадкой. Марчук, без сомнения,— сильный и оригинальный художник, к тому же изобретший собственную живописную технику — так называемый плентанизм, когда с помощью наполненного краской шприца холст плотно покрывается микроскопической вязью то ли сухой соломы, то ли паутины, то ли терновых шипов, то ли сухих ветвей, то ли артерий оголенного, как на анатомической таблице, тела. Изредка там мелькает крохотный клочок жизни, хотя и безнадежной, обреченной вскоре погрузиться в мутный беспросветный сон. На главных полотнах художника, датируемых в основном 1990-ми годами, мир предстает душным, неуютным и депрессивным. Лица людей оплетены ветвями, их глаз не видно, ни для кого из них: ни для музыканта со сломанной скрипкой ("Затихшие струны"), ни для меланхоличной девушки с миской разбитых куриных яиц в руках ("Загубленные цветы"), ни для оторопело глядящего на догорающую свечу старика ("Так течет время") — никаких положительных эмоций и перспектив не предвидится. Трагически безжизненными выглядят даже пейзажи Марчука. Философию безнадежности безжалостно иллюстрирует выполненный в пессимистичном коричневом цвете натюрморт под названием "Свет небес" — яблоки и груши на нем кажутся пораженными неистребимой гнилью.

Художник, к слову, любит придумывать поэтически-высокопарные названия к своим картинам. Чаще всего в них встречается слово "солнце", которое то "разбудило брошенные сады", то "на струнах леса играет", то "рисует контуры свои". Особенно много этих солнечных лучей и бликов в работах последних двух лет. Теплее, впрочем, от этих однообразных пейзажей, на которых, как правило, изображен уголок запущенного сада возле приземистой хатки, не становится. Да и написаны они, положа руку на сердце, без некогда присущей живописцу филигранности.

Собственно, в двух залах Музея истории Киева, где развернулась эта выставка, задумываешься и о том, что столь любимые пафосными мастерами ретроспективы — небезопасное дело, поскольку демонстрируют не только "этапы большого пути", но и хронические хвори, бесконечные тупики, неоправданный апломб и неизбежно подстерегающую с возрастом предательскую слабость. И, конечно, неловко видеть претенциозные потуги Ивана Марчука на абстракционистские откровения с блеклыми, хаотичными цветовыми пятнами в цикле "Взгляд в бесконечность" (2008-2009) в одном зале с его строгим и проникновенным "Портретом Романа Сельского" (1981), а свежие пейзажи — рядом с аллегорией "Неразгаданная тайна" (1994), пусть и отмеченной робкими заимствованиями у сюрреалистов, но все же свидетельствующей не о равнодушии конвейерного мастера, а о личной боли.