Напор слов

Фестиваль театр

В столице Шотландии проходят Эдинбургский международный фестиваль и крупнейший в мире театральный фестиваль "Фриндж". Из Эдинбурга — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Фестиваль "Фриндж" появился от обиды: в 1947 году восемь театров, которые не прошли отбор в программу новорожденного Эдинбургского международного фестиваля, решили все-таки показать свои спектакли в те же дни. С каждым годом количество желающих приезжать на свой страх и риск, не дожидаясь приглашений, росло и росло. Так со временем "Фриндж" перерос своего обидчика, превратившись в самый большой фестиваль в мире. Количество спектаклей давно перевалило за тысячу, город в августе набит людьми под завязку (тем более что к двум театральным фестивалям добавляется еще десяток других; здесь фестивалят все — даже над входом на старое кладбище висит перетяжка, приглашающая заглянуть на какой-то праздник), но разговоры о том, что, может быть, нужно как-то ограничить масштабы бедствия, воспринимаются как покушение на свободу высказывания и решительно пресекаются. "Мы горды тем, что включаем в нашу программу любого, у кого есть история, которую он хочет рассказать, и место, где это можно сделать",— провозглашает фестиваль. Историй меньше не становится, и мест тоже пока хватает.

Вообще, доброжелательная готовность за свои деньги внимательно выслушать и поприветствовать любого, кто хочет что-то новое рассказать,— важнейшая характеристика здешних зрителей, без осознания которой феномен "Фринджа" не понять. Не случайно в программе фестиваля огромное количество моноспектаклей — и не только обычных стендапов. То, что автор и исполнитель оказываются одним и тем же лицом, здесь не любопытное исключение, а обыденное правило. На кого из этих сотен одиночек попадешь — вопрос везения. Тут тебе и ветеран английской сцены Стивен Беркоф, и безвестные соискатели славы. Вот героиня актрисы Шарлотты Джозефайн — молодая боксерша (спектакль группы "Снафф Бокс" называется жестче — "Сука-боксер"). Она, некрасивая, черт знает во что одетая дылда, буквально набрасывается, словно ошпаренная, на собравшуюся в крохотном зале публику, пританцовывает, тараторит, нещадно хлопочет лицом, машет руками. В истории девушки из восточного Лондона непритворный напор изложения важнее самих событий. Важна и та самая доверчивость зрителей — готовность от души захохотать, когда героиня рассказывает о том, что вляпалась в собачье дерьмо на улице, и грустно замереть, когда она через минуту сообщает о смерти отца.

На самом деле организаторы несколько лукавят, и идеалы свободы в некоторых фестивальных местах все-таки ограничены принципами осознанной селекции. Именно эти места, как правило, и привлекают особое внимание зрителей, прежде всего профессионалов. Одно из них — эдинбургский театр "Траверс", который, участвуя во "Фриндже", следует раз и навсегда выбранной программе: здесь ставят только современную драматургию, и вклад эдинбургского театра в развитие "новой драмы", особенно шотландской, признан всем миром. Пока досужие зеваки, слетевшиеся в Эдинбург ради фестивальной атмосферы, фотографируют непритязательных уличных клоунов на Королевской Миле, в подвале "Траверса" эксперты неспешно обсуждают новинки сторителлинга. В этом году театру исполняется полвека — это тоже уже история. Впрочем, две дамы, руководящие театром — Орла О`Лоухлин и Линда Крукс — со страниц буклета юбилейного сезона кокетливо напоминают, что в 50 начинается новая жизнь.

Естественно, для современной драмы темы всякие нужны и темы всякие важны, но те, которые вдохновлены общественными заботами,— важнее прочих. Для Великобритании тема сосуществования четырех частей Соединенного Королевства (она же тема тлеющего сепаратизма), особенно на фоне экономического кризиса, остается волнующей. Десять лет назад англичанин, шотландец, уэльсец и североирландец решили организовать рок-группу с говорящим названием "Союз". Теперь, когда наступили экономически тяжелые времена, группа оказалась на грани распада — такова завязка пьесы Тима Прайса "Я с рок-группой". Возмутителем спокойствия оказывается как раз шотландец-гитарист, решивший покинуть союз, то бишь ансамбль, и таким образом поставивший под сомнение его дальнейшую судьбу.

Кроме четырех музыкантов и их музыкальных инструментов на сцене ничего нет, так что электрогитары, клавиши и ударные перехватывают инициативу, когда кончаются слова, а названия песен говорят сами за себя — "Финансовый кризис", "Независимая Шотландия", "Ад — это английский сад" и пр. Актеры в спектакле Хэмиша Пайри столь же энергичны, прямодушны и настойчивы, сколь и драматург. Действие, в ходе которого можно кое-что узнать о подробностях личной жизни музыкантов и почувствовать силу их темпераментов, довольно быстро приходит к финалу — не то чтобы совсем оптимистичному, но хотя бы обнадеживающему для всех дорожащих территориальной и культурной целостностью Великобритании. Когда "фак" произнесено уже раз 500 и героям не остается ничего, кроме как бессильно корчиться без штанов на полу, беглец вдруг возвращается, вся символическая четверка встает на свои места к инструментам и звучит вступление к следующей песне. На этом спектакль заканчивается, но хочется услышать "Боже, храни королеву!".