Фестиваль театр
Театральная программа Венецианской биеннале (см. "Ъ" от 14 августа) завершилась пятичастным спектаклем-путешествием, посвященным героям Шекспира и подготовленным сразу пятью режиссерами из разных стран. Из Венеции — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Художественный руководитель театральной программы Венецианской биеннале — испанский режиссер Алекс Ригола своим финальным проектом, можно сказать, убил сразу трех зайцев. Во-первых, предуведомил европейский шекспировский сезон — в апреле будущего года исполняется 450 лет со дня рождения человека, которого считают автором произведений Шекспира, и по этому случаю урожай спектаклей по этим произведениям во всем мире ожидается феноменально высоким. Во-вторых, осчастливил добрую сотню студентов из разных стран: 15-минутные одноактные спектакли, составившие шекспировскую программу, были подготовлены молодыми артистами под руководством пяти известных режиссеров во время пятидневных мастер-классов.
Наконец, третье — подарил зрителям и гостям фестиваля экскурсию по острову Джудека, той части Венеции, на которую большинство туристов обычно смотрят издалека. Пять частей шекспировского проекта разыгрывались в залах, расположенных в разных частях острова, так что театральная прогулка счастливо сочеталась с осмотром прежде не виденных живописных закоулков. Оказалось, что на Джудеке не только спокойно и малолюдно, но и многозально — здесь хватило бы пространств и для отдельного театрального фестиваля. (Даже женская тюрьма Венеции, расположенная на острове, как выяснилось, не чужда сценическому искусству: ее узницы шьют костюмы для "Ла Фениче", и около дверей темницы плещется театральная гондола, готовая переправить продукцию к знаменитому оперному театру.)
Каждому из режиссеров было предложено сосредоточиться на одном из известных шекспировских героев — не как роли, но как мотиве или даже культурной проблеме. В итоге получилась своего рода мини-антология разновидностей сегодняшнего театра, вряд ли способная претендовать на полноту, но весьма поучительная. Аргентинский режиссер Клаудио Толкачир, впихнув в четверть часа не одну только тему Макбета, но конспект всей одноименной трагедии, реализовал ту разновидность, которая, кажется, абсолютно утратила актуальность. Еще недавно развлекательные режиссерские интерпретации классических пьес, особенно если они вынимали публику из привычных кресел, казались новым словом, а теперь вот попахивают анахронизмом. Актеры водят и кружат зрителей по большому залу, заговорщически нашептывая ключевые фразы на ухо, за оконными занавесками, на улице, мелькают ведьмы, исполнители перебрасываются ролями, мечутся от трагического пафоса к житейским интонациям, в конце публика сама играет роль Бирнамского леса, сжимает живое кольцо вокруг обреченного злодея и т. д., но ничего, увы, теперь не срабатывает.
Неубедительно выглядели и студенты, попавшие к выдающемуся польскому мастеру Кристиану Люпе. Он предложил им сцену встречи Гамлета и Офелии, и они стали делать этюды "по системе". Конечно, подобный вид работы не слишком годен для показа промежуточных результатов, да и от дарования конкретных студентов зависит слишком многое, но во время показа все равно не покидало ощущение, что такой театр, где актер Х притворяется Гамлетом, актриса Y — Офелией, а сидящие за "четвертой стеной" зрители силятся в это поверить, тоже ушел в прошлое. Даже если классический диалог переиначен своими словами, а в руках у героев мобильные телефоны с наушниками.
А вот ироническое отрешение — желательно и от темы, и от себя — пока еще в своем праве. Габриэла Карризо, основательница известной бельгийской группы Peeping Tom, выбрала тему похорон Офелии, но превратила этот драматический фрагмент в пародию на собственный мастер-класс. Она расхаживала среди актеров и отпускала глубокомысленные замечания, в то время как сначала зрители выслушали инструкцию о способах первой помощи пострадавшим, а потом наблюдали за судорожным и страстным танцем — прямо в гробу — полуобнаженных Офелии и Гамлета, после которого Офелия убежала, а Гамлет выбросил ногой из гроба ее подушку и фату. Эротическим танцем закончился и фрагмент "Король Лир", подготовленный знаменитым фламандцем Яном Лауэрсом: он вспомнил о старинной переделке Нейума Тейта, в которой Эдгар счастливо соединялся с Корделией, а Лир не погибал, но отправлялся на покой. У Лауэрса король ходил по залу с привязанным к заду стулом и короной из пластмассового стаканчика, а дюжина молодых красавцев и красавиц смутно томились по разным углам, пока наконец плотно не сомкнулись в единую телесную стену и не принялись раздевать и осязать друга друга — зал настолько наэлектризовался, что зрителей с такого "Лира" пришлось буквально вытаскивать за руки. В общем, жанр театрального шоу с интеллектуальной начинкой (или изнанкой) тоже все еще в цене.
И беспрекословно актуальным в этом шекспировском ассорти предстал жесткий, бескомпромиссный, тяготеющий к ритуалу театр нынешнего лауреата "Серебряного льва" испанки Анхелики Лидделл. В качестве героини она выбрала Лукрецию и столкнула лицом к лицам одну женщину и двенадцать мужчин. Немигающим и суровым взглядом глядела Лукреция на дюжину здоровых самцов, сначала драивших пол (казалось, с тем, чтобы отвлечь свои тела от похоти), а потом выстроившихся вдоль стены и оставшихся в чем мать родила. После Лукреция разделась и подарила каждому из них секунды ласки. Игравшая роль не столько жертвы, сколько соблазнительницы, актриса была заботливо уведена со сцены самой Анхеликой Лидделл. Тело, как всегда в ее сочинениях, здесь оказалось и провокацией, и оружием, и последней ценностью, которая есть у человека. От Шекспира, может быть, Лидделл ушла далеко, но к одному из главных мотивов Венецианской биеннале подвела театр очень близко.