В Москву впервые приезжает американская певица, композитор и продюсер Рамона Гонсалес, она же Nite Jewel, артист из круга Ариэля Пинка и прочих калифорнийских экспериментаторов. На первых порах ее творчество ассоциировалось с набирающими силу движениями чилл-вейва и гипнагогической поп-музыки: на альбоме "Good Evening" были записаны смутные, призрачные, тонущие в шумовом мареве песни, в которых тут и там угадывались отсылки к разным стилям и направлениям прошлого. Прошлогодний диск "One Second Of Love", выпущенный видным лейблом Secretly Canadian (здесь издаются, к примеру, Antony & The Johnsons), стал заметным рывком по продюсерской части: песни стали звучать и развиваться более внятно, однако их эклектическая основа никуда не делась. В преддверии концерта Nite Jewel с ней созвонился корреспондент Weekend.
Фото: Getty Images/Fotobank.com
Странное дело: у нас в Москве буквально пару недель назад выступал Том Крелл со своим проектом How To Dress Well, который, как и вы, не чужд R'n'B 1990-х, а главное, тоже бакалавр философии.
О, я помню, слышала его музыку — хотя лично мы не знакомы. На самом деле, ничего странного: музыка и философия в каком-то смысле очень близкие дисциплины. Изначально ведь как: в музыке вроде как есть теория, а в философии — логика. Но при этом люди, которые увлекаются философией — особенно в ее европейском, экзистенциалистском изводе,— они все немножко не от мира сего: я уж точно такая. И подобно тому, как экзистенциализм выходит за пределы формальной логики, так и мы отрицаем музыкальную теорию — музыка для нас важна как территория свободы, как нечто, не ограничиваемое логическими рамками. И в этом ее ценность — в том числе и как средства коммуникации между людьми.
Как у вас эта коммуникация происходит? Вот, скажем, обилие отсылок к музыке прошлого в ваших песнях — от R'n'B до синти-попа, от Roxy Music до Kraftwerk, чей альбом вы как-то раз исполнили живьем от начала до конца,— это что-то вроде апелляции к слушательской культурной памяти?
Скорее это просто свидетельство моих эклектичных вкусов. В моей компании — а к ней принадлежат, например, Ариэль Пинк, Джулия Холтер, Dam-Funk, другие лос-анджелесские музыканты — у всех очень широкие вкусы, но мне иногда кажется, что я слушаю всю ту музыку, что и любой из них,— и еще кое-что в придачу.
Слушаете — и отзываетесь на нее в своих работах, верно? Причем на всю сразу. Я вообще сколько ни слушаю условно модную музыку, все больше думаю о том, что эпоха чистых жанров — когда достаточно было быть, скажем, просто гитарной рок-группой или просто фолк-певицей — уходит в прошлое.
Мне кажется, что сейчас чистыми жанрами занимаются в основном чтобы заработать. Я вот недавно прочитала про группу Churches из Глазго — вроде как "новая большая вещь". Ребята играли в каких-то ужасных эмо-группах, а потом решили: нет, эта волна сходит, теперь будем делать синти-поп. И стали делать стопроцентный синти-поп! Ну я не против. Пусть цветут все цветы. Но я так не умею. Мне интересно пробовать сочетать какие-то трудносочетаемые вещи — как это делали всякие безвестные исполнители на пластинках, которые валяются на развалах по доллару за штуку. Покупаешь иногда такую — а там какая-нибудь девушка поет в стиле Ареты Франклин под аккомпанемент какого-нибудь синтезаторного прог-рока. И ты думаешь: мамочки, что тут вообще происходит?!
Как думаете, ваши пластинки лет через двадцать тоже будут продаваться на развалах по доллару?
А я уверена, что это уже происходит. Когда я выпустила "Good Evening" в 2008-м, меня же совсем никто не знал. Так что не удивлюсь, если пара экземпляров попала на блошиный рынок в какой-нибудь далекой стране, например в Дании, там их купили люди, поставили на вертушку — и глаза вытаращили. Я бы всем своим записям желала такой судьбы.
Oldich Dress & Drink, 26 июля, 21.00