Нецензурная реакция на закон о цензуре Принятый на прошлой неделе во втором чтении российский Закон о средствах массовой информации (СМИ) вызывал нарекания со всех сторон. Кроме заинтересованной стороны (т. е. журналистов), его осудили сами авторы законопроекта (включая заместителя министра печати РФ Михаила Федотова), депутаты-демороссы и председатель Конституционного суда Валерий Зорькин.
Косвенным образом закон не одобрил и Ельцин.
Поэтому парламент вынужден был вернуться к пересмотру уже принятого закона.
Правоведы полагают, что если бы новый закон остался в том виде, в котором его изначально приняли, российской журналистике пришел бы конец.
Предметом нареканий стали три статьи принятого 19 декабря закона. Ст. 41 предписывала редакции открывать источник конфиденциальной информации по требованию не только суда, но и следственных органов, что фактически лишило бы журналиста возможности такой информацией пользоваться. Ст. 50 устанавливает, что "распространение сообщений и материалов, подготовленных с использованием скрытой аудио- и видеозаписи, кино- и фотосъемки, не допускается". По мнению разработчиков закона, новая редакция ст. 50 не только делала невозможным проведение журналистского расследования, но — при точном следовании букве закона — "злоупотреблением свободой печати" могла стать и невинная жанровая фотосъемка и уличный телерепортаж. Из ст. 57, освобождавшей от ответственности за "злоупотребление свободой", был устранен п. 7, освобождавший от ответственности за разглашение сведений, составляющих "государственную или иную охраняемую законом тайну", при отсутствии признаков состава преступления. В результате журналист рисковал подпасть под действие ст. 75 УК РСФСР — "Разглашение сведений, составляющих государственную тайну", предусматривающей наказание в виде лишения свободы на срок от 2 до 5 лет (при отягчающих обстоятельствах — до 8).
Тем не менее вряд ли разработчики предполагали сажать журналистов за публикацию секретных циркуляров российского правительства. Замысел законодателя представляется более гуманным и более соответствующим духу советской правовой традиции: нормы этого закона таковы, что их нарушителями оказывались практически все СМИ. Это, конечно, не означает, что все средства СМИ были бы закрыты, но — поскольку все оказываются на крючке — закрыть почему-либо не понравившуюся газету не составило бы никакого труда. То есть пресса попадала примерно в то же положение, что и хозяйственники при Брежневе: закон нарушают все, а за его нарушение сажают тех, кто с начальством ведет себя неправильно.
При этом существенно, что от поправок страдали в первую очередь все более или менее поддерживающие Ельцина либеральные СМИ. Дело в том, что такой прием, как журналистское расследование, против которого в первую очередь были направлены поправки, требует определенного владения техникой журналистской работы, что свойственно в основном как раз либеральной прессе (журналисты типа Невзорова пользуются обычно более простыми и грубыми приемами).
Просчет же законодателя заключается в том, что он, вероятно, не предвидел бурной общественной реакции. Для начала от закона отреклись его авторы, и замминистра печати Михаил Федотов обозвал закон неприемлемым. Правоведов поддержали журналисты, а журналистов депутаты: 26 декабря блок депутатских фракций "Демократическая Россия" распространил в парламенте воззвание, утверждающее, что "закон делает полноценную работу журналистских коллективов невозможной" и "по сравнению с далеко не идеальным союзным Законом о печати российский закон — это три шага назад". В тот же день председатель Конституционного суда Валерий Зорькин сообщил парламенту, что у всех судей Закон о печати вызвал большое беспокойство и желание навести порядок в этом деле. 27 декабря вопрос о поправках был внесен в повестку дня сессии, но, увязнув в налогах, депутаты добрались до него лишь поздним вечером.
До начала обсуждения председателю парламентского Комитета по СМИ Вячеславу Брагину оставалось надеяться лишь на президентское veto. Рассчитывали на него и журналисты, так как 24 декабря на встрече с редакторами российских газет Ельцин сказал, что "российский закон не должен быть хуже союзного", и обещал разобраться, что было истолковано как обещание наложить veto. В результате повторного рассмотрения текст закона был изменен, а конфликт исчерпан.
На такой исход скандала повлияло и следующее обстоятельство. Авторы скандальных пунктов — член антиельцинской "шестерки", экс-председатель Совета Республики Владимир Исаков и "прославившийся" валютными интервью и утечкой следственных материалов по делу ГКЧП генеральный прокурор Валентин Степанков — не слишком популярны, что облегчило проведение кампании против самих поправок и их авторов.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ