Генеральская репетиция

Почему в Израиле военный переворот в Египте считают благом

Владимир Бейдер, Иерусалим

Арабская весна уже который год учит: оборачиваясь на Восток, надо сменить если не всю логику, то хотя бы лексикон. Здесь, в странах революционной весны и вечного лета, слова "свобода", "демократия", "народ", "народное волеизъявление" и "армейские правление" как противовес всему этому значат вовсе не то, что на Западе имеют в виду.

Последний по времени урок арабского, преподанный в начале нынешнего месяца в Египте, тоже вряд ли чему научит, но может, по крайней мере, скорректировать зрение.

Круговорот президентов в Египте

В Израиле на события в Египте не могут смотреть со стороны. Все, что происходит там, это дебош за тонкой стенкой. Можно, кончено, отсиживаться в своей квартире, не высовываясь, чтобы под руку не попасть, но не прислушиваться нельзя: когда начнут швыряться стульями, достанется и тебе — стена-то стеклянная.

Когда в Египте свергали Мубарака, нигде так не переживали по поводу низложенного фараона, как в Израиле, хотя старик отнюдь не отличался добрым отношением к северному соседу. Израильтяне заинтересованы в стабильности в крупнейшей арабской стране, а стабильность Мубарак обеспечивать умел — своими, далеко не демократическими методами.

Эти методы его и сгубили, когда вспыхнула революция. От недемократичного лидера отвернулись США, главный союзник Израиля и главный спонсор Египта. Барак Обама первым из мировых лидеров потребовал от Мубарака, в течение 30 лет своего правления демонстрировавшего абсолютную лояльность к Америке, уйти в отставку.

На выборах сокрушительную победу одержали, как и следовало ожидать, исламисты. Армия не только не воспротивилась этому (да и не могла — большой американский спонсор приструнил бы), но и позволила президенту Мурси сменить практически всю военную верхушку на государственных должностях.

Казалось, это все. А оказалось: армия дала исламистскому правителю совершить все возможные ошибки, которые ему следовало совершить, чтобы лишиться главного — народной поддержки.

Мурси правил без парламента, без Конституции, без оппозиции, обрушил репрессии на прессу, постепенно, но последовательно вводил нормы шариата в гражданской сфере. Затребовал себе чрезвычайных полномочий, которых формально не было у Мубарака, отступил, только натолкнувшись на народные протесты.

У него бы все получилось и власть "Братьев-мусульман" в Египте была бы увековечена: как известно, исламисты побеждают на выборах демократическим путем только один раз, но навсегда, поскольку другим шанса не оставляют.

Когда глава израильской военной разведки АМАН генерал Авив Кохави публично заявил после избрания Мурси, что новый египетский президент не продержится и года, над ним специалисты-востоковеды смеялись даже в самом Израиле. Но, очевидно, ему было известно то, что и для его коллег по другую сторону Суэца не составляло секрета.

Власть исламистов может быть вечной — в средствах ее сохранения они не станут себя ограничивать. Однако для этого требуется три, по крайней мере, условия: процветающая или хотя бы сносно функционирующая экономика, спокойное, занятое своими бытовыми проблемами население и отсутствие альтернативной организованной силы.

С первым было плохо: экономика Египта и при Мубараке не процветала. Со вторым еще хуже: Мурси пришел к власти в революционной стране с массой молодого безработного населения. Третье — сложнее. "Братья-мусульмане" — единственная организованная гражданская сила в египетском обществе. Именно потому они, поначалу даже не участвовавшие как отдельный сегмент в протесте на площади Тахрир, сумели перехватить инициативу у революционных либералов, победить на выборах и побеждать впредь. Единственной организованной силой, кроме них, является армия.

Армия в Египте не просто армия. Это отдельный сегмент общества, империя в империи — со своей инфраструктурой, экономикой, иерархией, своими интересами. Главный ее интерес — в стабильности. Прежде всего своего положения, но поскольку это положение зависит от состояния страны, вменяемость власти и общественное спокойствие ей необходимы. Ставленником армии был Мубарак. Она была опорой его трона. Когда он перестал — потому что уже не мог — выполнять свою стабилизирующую функцию, армейская верхушка его безжалостно сдала. И дала возможность Мурси править страной. Он думал, она сдалась. А генералы просто дали ему шанс — испытательный срок, карантин. Он для них ничем не лучше Мубарака, которого они сдали.

И когда к исходу первого года его правления падение экономики и взбудораженность наэлектризованного революцией населения обернулись новой волной протеста — количественно вдвое больше первой — генералы сами отправили не справившегося с толпой Мурси в отставку.

Переворотный механизм

Тут же встал вопрос о легитимности смещения всенародно избранного президента. Формально не народ его сбросил, а армия. Значит, военный переворот?

Госдеп США тут же выразил свою обеспокоенность этим обстоятельством. Потом прошла утечка: в Белом доме взвешивают перспективу лишения Египта ежегодной военной помощи на сумму в 1,3 млрд долларов — финансовой базы египетской армейской верхушки. В сегодняшнем положении Египта — удар, если не смертельный, то чувствительный.

По американским законам помощь тем государствам, где власть установлена в результате военного переворота, запрещена. До сих пор в Вашингтоне избегают употреблять в отношении произошедшего в Египте самого этого слова "переворот", ибо оно означает автоматическое применение санкций.

Очевидно, военные власти Египта предвидели грядущие сложности и подстелили соломку. Организаторы протеста собрали 15 млн подписей под требованием Мурси уйти в отставку. Почему именно 15? Потому что во втором туре выборов, на которых победил кандидат "Братьев-мусульман", за него проголосовало 13 млн египтян. И только после этого предъявили ультиматум президенту. А уже потом — при отсутствии реакции Мурси на это обращение — свой ультиматум, якобы опираясь на волеизъявление народа, выдвинули военные.

В канун истечения срока ультиматума военных я пригласил на интервью в студию 9-го израильского телеканала бывшего главу Совета национальной безопасности Израиля генерала запаса Гиору Айленда. После обязательных слов о невмешательстве во внутренние дела соседней страны он с уверенностью сказал:

— Военные не собираются брать власть в свои руки. В Египте армия стоит на защите интересов народа. Если она настаивает, чтобы президент пошел на требования народа, то лишь для того, чтобы передать власть законно избранному гражданскому правительству.

Сместив Мурси, египетские военные объясняли свои намерения именно этими словами. Дело не в том, что генерал Айленд подсказывает египетским коллегам, что говорить, или знал, что они собираются сказать. Просто генералы говорят на одном языке. Израильские военные (с несколькими из них мне удалось пообщаться на эту тему в последнее время) не скрывают своего удовлетворения именно таким развитием событий. Они могут быть честнее западных дипломатов.

Очевидно, это уже общая точка зрения на ситуацию — не только в Египте, но и в других бурлящих весной арабских странах.

Произошли некоторые семантические изменения, к которым еще трудно привыкнуть тем, кто подвержен устойчивым формулировкам. Всегда считалось, что военный переворот, вмешательство армии в политику — классический случай установления диктатуры. Но в ситуации, когда незрелое, не имеющее демократических традиций и понятий общество пользуется при горячем одобрении Запада демократическими механизмами — и при соблюдении всех демократических процедур выбирает лидера-популиста,— оно само себя обрекает на диктатуру. Если армия — самая независимая структура государства и самая вменяемая часть общества, не лучше ли ей вмешаться, когда воцарение диктатуры очевидно, а народное недовольство налицо? И можно ли это назвать военным переворотом? Или хотя бы так его однозначно осуждать, как это принято в цивилизованных странах?

Правильнее ли было, если бы толпа на площади Тахрир сама решала, как ей поступать и сама выбирала методы, которыми стала бы добиваться своих целей?

Чтобы не было иллюзий — к портрету этой революционной толпы. За четыре дня протестов на площади Тахрир — на самой площади! — по сведениям правозащитных организаций, произошло около ста случаев изнасилований женщин. Действует налаженная система. Банды молодежи выбирают жертву, окружают, изолируют от сопровождающих — и насилуют по очереди, снимая на камеры мобильных телефонов. Весело!

Израильский журналист Хаим Левинсон описывает такую картину, которую видел своими глазами. Один из революционеров привел на площадь барана. Написал на нем: "Мурси", прилюдно зарезал под ликующие крики толпы. А потом демонстранты стали фотографироваться: кто — с отрезанной бараньей головой, кто — окунув руги и ноги в баранью кровь.

И что, такой толпе нужны только сугубо цивилизованные, демократические методы смены власти — без, упаси бог, вмешательства армии? Это при том что Египет — не только самая большая арабская страна с самой сильной армией, но и самая цивилизованная.

— Египет,— убеждает генерал Айленд,— вполне может оправиться от хаоса. Это не Сирия — в сущности, искусственное многонациональное образование, где междоусобица может длиться вечно. Это мононациональное государство, у египтян собственные национальные интересы, это гордый народ, который дорожит своей страной и не заинтересован в продлении смуты.

Израильская пресса цитирует одного из самых известных египетских дипломатов, приближенного нескольких президентов Тахсина Башира, который как-то сказал: "При всем уважении к другим, Египет не самое важное арабское государство, а единственное национальное государство арабского мира, все прочие — племена с флагами".

Арабские революции все больше похожи на обоснование этого тезиса. Правый израильский политик, заместитель председателя кнессета Моше Фейглин сказал на днях в интервью на 9-м канале:

— Почти все арабские страны региона искусственно созданы колониалистами из разрозненных племен. В результате сегодняшних революций они возвращаются к своему естественному состоянию.

Так, может, и правда — лучше, если власть в них будет контролировать армия, а не толпа? Если армии — лучшее, что в них создано на данный момент.