Выбор Игоря Гулина

Блокадные девочки

Фото: Издательство "Новое издательство"

Автор: Карина Добротворская
Издатель: Новое издательство

"Я боюсь немецкой речи. Я видела слишком много фильмов про войну, я так хорошо слышу этот отрывистый лай, когда прячусь в кустах, а они идут мимо с автоматами наперевес, и я знаю, что нельзя пошевелиться и нельзя кричать. В этот момент я часто просыпаюсь и снова зову маму"

Книжка эта — необычна по своему жанру и происхождению. Три года назад топ-менеджер издательского дома Conde Nast Карина Добротворская впервые после долгого перерыва приехала в родной Петербург. Там она встретилась с парой старушек, которые, как выяснилось, хорошо помнят блокаду. Добротворской пришло в голову записать их рассказы и найти еще нескольких пожилых дам, что были в блокаду детьми. Диалоги с "девочками" и составляют половину книги. Восемь интервью во многом очень похожи. Героини Добротворской — не Лидия Гинзбург, они не анализируют, не разоблачают, просто пересказывают то, что помнят, с явными позднейшими наслоениями идеологии. Впрочем, следить, как общие места героической памяти в их рассказах размываются личной интонацией — очень интересно. Вторая половина книги — дневники самого автора. В них — хронология неизбывного интереса Добротворской к блокаде, ее размышления над книгами и диалогами о военном Ленинграде и одновременно — просто жизнь: покупка новой питерской квартиры, встречи со знакомыми, походы по ресторанам и, наоборот, настойчивые усилия к похуданию, визиты в спа-центры, разговоры с психоаналитиком. Именно тема мучительных отношений с едой и голодом, помимо ленинградского детства, делает для Добротворской блокаду личным переживанием, возможностью странной проекции внутренних неврозов — в чем она открыто признается. Но интереснее, может быть, другое. Зазор между экстремальными рассказами "девочек" и жизнью успешной и благополучной женщины создает удивительное ощущение. Оно и делает книгу Добротворской крайне дискомфортным переживанием. Это все может выглядеть почти кощунственным: вот — мечты о хлебе, поедание земли, слухи о каннибализме, а вот — обед с Наталией Водяновой или открытие для себя молекулярной кухни. Но память о таких вещах, как блокада, кощунственна в принципе, несовместима с нормальным существованием, как мы ни пытаемся делать вид, что для существования, осознания себя она нам необходима. И именно эта отчетливо осознанная неуместность, интимная неприличность книги Добротворской и делает ее ценной.

Фото: Издательство "Текст"

Московский дивертисмент

Автор: Владимир Рафеенко
Издатель: Текст

Живущий в Донецке прозаик Владимир Рафеенко пишет и публикуется давно, но вполне заметной фигурой стал только сейчас, получив "Русскую премию" за роман "Демон Декарта", в связи с чем в России вышла первая его книга. Это, правда, другая, чуть более ранняя вещь. В подзаголовке "Московского дивертисмента" стоит жанровое определение "роман-илиада". Перейдя мистический Перевал Историй, герои гомеровского эпоса здесь оказываются в современной Москве: Агамемнон — эфэсбэшником, Менелай — священником, Приам — бизнесменом, Патрокл — бедным студентом и так далее. Дело все в том, что сама Москва превратилась в Трою — перемещающееся во времени и пространстве явление, которое всякий раз должно быть захвачено и уничтожено. На этот раз бывшие афиняне и троянцы вместе защищают город от новой угрозы. Их враги — крысы, которых возглавляет известный московский хирург-гинеколог по фамилии Трахер, он же — Щелкунчик и он же — крысиный король. Однако его жена, состоятельная женщина Джанет (бывшая девушка Марихен), влюбляется в своего студента — юношу Патрокла. В эти и без того донельзя запутанные дела вмешиваются медведи-гомосексуалисты, ежик, считающий себя реинкарнацией Нижинского, и еще много дикого зверья.

Роман Рафеенко — отчетливая не то пелевинщина, не то пепперштейновщина: постмодернистский ритуал, мешающий миф и политику. Правда, в чем именно цель этого ритуала — понятно плохо. В "Московский дивертисмент" тянет вчитать какую-то политическую метафору: возмущенно заподозрить, что крысы — это захватывающие русский город инородцы или же революционные силы, стремящиеся опрокинуть вековой порядок. Намеки для такого консервативного прочтения в книге есть, но они слишком слабы, кажутся частью своевольной аллюзийной игры. Из задумки "Московского дивертисмента", кажется, мог бы получиться симпатичный комикс, но ее совсем не хватает для романа. Не спасает здесь и умеренная стилистическая изощренность, манера под Сашу Соколова, только сильно огрубленная. Любимая забава Рафеенко — совмещать поигрывание высокими архетипами с самым незамысловатым телесным юмором. Тут можно, конечно, возразить: так делал и Джойс. Но у донецкого писателя, как бы это сказать, не получается. В этом, наверное, главное ощущение от романа Рафеенко. При симпатии, которую легко может вызвать его затея и герои, этот роман — как бы не вполне воплотившийся, застрявший на том самом Перевале Историй, что так важен для его сюжета.

Игорь Гулин

Другая сторона

Автор: Альфред Кубин
Издатель: Кабинетный ученый

Знаменитый немецкий график-экспрессионист Альфред Кубин был еще и довольно заметным писателем. Вышедшая по-русски "Другая сторона", его единственный роман 1909 года, сейчас выглядит то ли странной мрачной безделицей, то ли бесконтрольным выплеском личных фантазмов гениального художника. Но одновременно это — важный текст европейского модерна, повлиявший на кучу народа, в том числе (и это очень даже заметно) на кубиновского приятеля Франца Кафку. Сюжет здесь такой: главный герой, успешный художник, получает весточку от друга своей юности по фамилии Патера. Со времен их последней встречи Патера стал одним из самых богатых людей в мире, а также основателем и властелином Царства Грез. Художник удостаивается приглашения стать жителем этой загадочной восточной страны, соглашается и отправляется в путешествие. Как выясняется, главная особенность чудесного царства — там запрещен прогресс, все живут в антуражах вековой давности, а также подчиняются страннейшим правилам и ритуалам, в изучение которых герой с удовольствием пускается. Из романтического повествования о любопытном путешествии "Другая сторона" постепенно превращается в своего рода эксцентрическую антиутопию, а затем — в чудовищный гиньоль с изощренным развратом, зверскими убийствами и величественным крушением всего и вся. Все это перемежается чуть наивными философствованиями в шопенгауэровском духе. Роман Кубина - вещь скорее забавная, чем страшная или глубокая. Здесь напрашиваются многочисленные интерпретации — фрейдистские, политические, философские, но все они кажутся произвольными, необязательными. Однако в "Другой стороне" есть чуть безумное обаяние и главное — прекрасные иллюстрации самого Кубина. Во многом текст можно рассматривать как большое приложение к ним.

Телесность — Идеология — Кинематограф

Автор: Татьяна Дашкова
Издатель: НЛО

Несмотря на название, книга московского антрополога и исследователя советской культуры Татьяны Дашковой посвящена не столько кино и даже не фотографии (специфика этих двух медиа ее не так сильно интересует), сколько "визуальной культуре" как таковой — тому, как образ выражает историю. Образ здесь — это в первую очередь образ женщины. Если вспомнить важнейшую дилогию другого советолога Евгения Добренко ("Формовка советского читателя"/"Формовка советского писателя"), то книга Дашковой могла бы называться "Формовка советской женщины". На материале кино, фотографий и статей из женских журналов 1920-1930-х она исследует, как конкурировали между собой утонченно-артистический тип европеизированной красавицы и ввалившийся в раннесоветскую культуру неухоженный тип крестьянки, как взаимодействовали тяга к полному отказу от эстетизации и поиску новой "культурности"; как в результате их синтеза к концу 1930-х появилась та советская женщина, которую мы отлично знаем (хотя бы по фильмам с Любовью Орловой); как гигиена и мода становились политическими материями. Стоит сказать, что книга Дашковой — сборник статей, а не единое повествование. Она немного сбивчива, переполнена повторениями и излишними методологическими прояснениями, но материал в ней все равно очень любопытный.

Монополия: Игра, город и фортуна

Автор: Андреас Теннесман
Издатель: Издательство Ивана Лимбаха

Книга немецкого искусствоведа Андреаса Теннесмана — подробный рассказ о самой популярной в мире настольной игре (если не считать шахматы с шашками). Здесь — повествование о предшественниках "Монополии", об истории ее создания изобретательным филадельфийским водопроводчиком Чарльзом Дэрроу, о связи концепции "Монополии" с веяниями американской политики времен Великой депрессии, о распространении игры по всему свету и странной ее судьбе в разных странах. Есть истории вполне удивительные — вроде самодельной "Монополии", сделанной узниками Терезиенштадта и воспроизводящей устройство лагеря, или появившейся в ГДР в 1970-е идеологической альтернативы — игры "Классовая борьба". Теннесман ставит "Монополию" в контекст экономики, искусства, философии игры и города. Чего в его книге нет — так это критики, сплошное восхищение. Перед тем, как браться за "Игру, город и фортуну", это стоит учитывать.

Бриг "Меркурий"

Автор: Екатерина Макдугалл
Издатель: Амфора

Детектив написан владелицей аукционного дома, уже более пяти лет продающего в Лондоне русское искусство. В главной героине, миниатюрной, но отчаянной Александре Макнилл, мгновенно узнается автор; очень точно описан первый аукцион MacDougall's — как и в книжке, провалившийся. И вообще, несмотря на предостережение, что любые совпадения являются случайностью, в этом "арт-детективе" много правды. Писательского таланта у Екатерины Макдугалл не отнять: олигархи, подделки под Айвазовского, московская светская тусовка, грязный антикварный бизнес — все это, с одной стороны, описано страшно близко к натуре, с другой — мастерски драматизировано. И это, пожалуй, единственный печальный факт в книге.

Татьяна Маркина

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...