Фестиваль танец
Спектаклем Эмануэля Гата "Goldlandbergs" в столице французской провинции Лангедок-Руссильон открылся 33-й Montpellier Danse. Из Монпелье — ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Старинный Монпелье, гнездовье феодалов, студентов и аббатов, в ХХ веке прославился как вотчина современного танца — знаменитой "новой волны" французской хореографии. Именно здесь, в бывшем монастыре урсулинок, превращенном революцией в женскую тюрьму, в 1980 году возникла "Агора" — первый в стране национальный хореографический центр, который возглавил талантливый и деятельный хореограф Доменик Багуэ, обожаемый французами "маленький принц" танца. Год спустя при поддержке мэра он организовал первую демонстрацию работ своих коллег и единомышленников, которая и положила начало ежегодному фестивалю танц-авангарда.
Нынешний директор Montpellier Danse Жан-Поль Монтанари принял бразды правления больше 30 лет назад и после ранней смерти Багуэ в 1991 году рулит фестивалем фактически в одиночку, формируя ежегодные программы и формулируя цели. На сей раз куратор-директор объявил темой фестиваля "память". Она оказалась практически безбрежной: приехавшие в Монпелье два десятка хореографов и компаний могли выбирать между памятью культурной, исторической, коллективной, личной, эмоциональной, физической и прочими. Хедлайнером фестиваля — его "главным приглашенным хореографом" — был объявлен Эмануэль Гат, ассимилировавшийся во Франции израильтянин, ставший одной из примечательных фигур местного хореографического ландшафта, после того как года четыре назад Парижская опера поставила его балет. В Монпелье Гат открывает и закрывает фестиваль мировыми премьерами одноактных спектаклей, представляет выставку своих фотографий, а также в течение целой недели разрешает публике присутствовать на постановочных репетициях еще не завершенного балета — такой аттракцион применяется впервые в мире.
Открывал же фестиваль 50-минутный "Goldlandbergs", поставленный Гатом на музыку "Гольдберг-вариаций" Баха в исполнении Гленна Гульда. Он собрал аншлаг в огромном современном зале Оперы Берлиоза, премьеру почтили отцы города и провинции, из Парижа прилетела министр культуры Орели Филиппетти — и все остались в восторге: спектакль увенчался стоячей овацией, что привело корреспондента "Ъ" в полное недоумение. Претенциозно-бессвязный "Goldlandbergs" мог быть поставлен хоть на "Чижика-пыжика" — настолько он немузыкален. Хореограф объяснил, что суть спектакля составляют авторские комментарии к истории взаимоотношений одной семьи. Однако ничто, кроме нижнего белья, в которое облачены исполнители, не напоминало о семье: восемь разновозрастных персонажей многозначительно фланировали по пустой сцене, расцвеченной то вечерне-голубым, то золотистым утренним светом, пока в финале их не прихлопнула гигантская белая крышка, спустившаяся с колосников. Хореографический текст решительно не складывался — не позволяли различия в технической и физической подготовке артистов. Каждый делал то, что умел, так что в основном персонажи самовыражались поодиночке, а в решительные моменты, скособочив тело позатейливее и сбившись в группу, пристально вглядывались то друг в друга, то в зал.
В этом коллективном движенческом самоуправстве воля хореографа не прочитывалась. После посещения постановочной репетиции стало понятно почему. Спектакли Гата складываются, как пазл, из импровизаций артистов: комбинацию, придуманную одним, прочие варьируют на свой лад. Процесс сочинительства Эмануэль Гат не контролирует, поскольку в это время фотографирует вдохновенные лица импровизаторов, чтобы затем, в свою очередь, самовыразиться в фотоинсталляции. Что хотя и соответствует модному тренду "междисциплинарность", однако заставляет сомневаться в балетмейстерских талантах хореографа Гата.
Ни о каких трендах явно не думал британский хореограф Акрам Хан, показывая свой автобиографический "Desh" — 80-минутный моноспектакль 2011 года, чье название отрезано от государства Бангладеш, откуда эмигрировали в Лондон родители Хана. Это изобретательный по режиссуре и одновременно бесхитростный рассказ автора о себе, своем отце, державшем в Лондоне маленькую харчевню, о маленькой дочери, вдруг пожелавшей учить язык предков, о неистребимости культурной памяти и иррациональной любви к исторической родине. Акрам Хан, с малолетства изучавший древнеиндийский танец катак, а в юности работавший с самыми продвинутыми современными хореографами, не задумывается о моде и стилях. Он пускает в ход все, что попадается под руку, а его феерическая пластическая одаренность превращает любой пустяк в сущее откровение. В "Desh" есть откровенно иллюстративная пантомима — папа-повар режет овощи или уворачивается от машин на безумных улицах огромного города, но в исполнении Хана житейская конкретность исчезает, оборачиваясь минималистским танцем рук или экспрессивным экстенциальным монологом. На своем лысом черепе Хан рисует забавную мордочку, скрючивается в три погибели, выставляя темя в зрительный зал, пересекает сцену суетливой рысцой — и оказывается мастером гротеска, создав уморительно смешной и обаятельный портрет отца. А когда, отбросив шуточки, Акрам Хан включает на полную мощь свою уникальную технику и непобедимое обаяние, его танцевальная исповедь вырастает в оду всех видов человеческой памяти, заставляя оценить прозорливость директора Монтанари, увидевшего в памяти о прошлом неиссякаемый источник новизны.