В начале года российский офис Google возглавила Юлия Соловьева, бывший президент холдинга "ПрофМедиа". О специфике работы в Google, отношении к антипиратскому законодательству, которое сейчас принимается Госдумой, а также о взаимоотношениях с правообладателями и российскими телекоммуникационными партнерами ЮЛИЯ СОЛОВЬЕВА рассказала в интервью "Ъ".
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Духанин / купить фото
— Вы уже несколько месяцев возглавляете Google в России. Успели проникнуться корпоративным духом, культурой? Какие впечатления?
— Я работаю в Google четыре месяца, а такое ощущение, что прошло пять лет. И не потому, что тяжело, а потому, что очень много всего происходит. Иногда кажется, что я живу в трех часовых поясах. Утро начинается по московскому времени, к обеду активизируется общение с парижскими коллегами, а вечером подключается офис в Калифорнии. Но мне по душе такая атмосфера — мне нравятся глобальные амбиции компании и то, как в них вписывается Россия.
— Долго сомневались, прежде чем принять решение?
— Признаться, да. Мой опыт длительное время был связан с российскими компаниями, а принципы работы в Google сильно отличаются от традиционных. Однажды вице-президенты Google, с которыми я вела переговоры о работе в компании, сказали: "Мы понимаем, что ты сомневаешься, ведь Google — это другая планета, но мы уверены, что тебе понравится". Я им поверила, и действительность превзошла мои ожидания. Google в России стремительно растет, и это отражается на той степени внимания, которое мы как страна получаем от руководства компании.
— И как вписывается в глобальные амбиции "Google Россия"? Какое место она занимает теперь в списке приоритетов для головной компании?
— Вы хотите спросить, могу ли я принимать решения без консультации с глобальным офисом? Это зависит от масштаба вопроса. И если это решение стратегическое, то для его принятия нужен диалог. Современные продукты очень комплексны и требуют кросс-функционального вовлечения. Принятие совместных решений — и в моих, и в общих интересах.
Если же говорить о месте России с точки зрения появления новых продуктов, то скорость их внедрения зависит от целого ряда факторов. Как правило, новые разработки сначала тестируются на американском рынке, а уже затем начинается распространение успешных сервисов на международном уровне. И такой подход нам как стране помогает, потому что российские пользователи получают проверенные продукты и решения. Моя задача как руководителя — сделать так, чтобы Россия оставалась в первой линейке стран, где Google внедряет свои продукты. Хотя технически это может быть немного сложнее, чем на других рынках, ведь у нас другой язык, свой алфавит и может потребоваться больше времени на локализацию.
Если говорить в общем, то Россия получает сейчас большое внимание со стороны глобального офиса Google: в мае в Москву приезжали ключевые менеджеры YouTube, которые отвечают за маркетинг, продажи и партнерство, впереди — визит команды глобального маркетинга. А через некоторое время я сама поеду в штаб-квартиру Google на встречу с Ларри Пейджем, где буду рассказывать о стратегии российского Google. Россия показывает значительные темпы роста, и моим коллегам и партнерам хочется побольше узнать о нашем рынке, чтобы обеспечить необходимую поддержку и ресурсы.
— Параллельно с позицией главы Google в России вам предлагали стать гендиректором Sanoma Independent Media. Почему вы туда не пошли?
— Sanoma Independent Media — замечательная компания с прекрасным менеджментом, ничего плохого про них сказать не могу. Но это в основном печатные СМИ, в определенном смысле для меня пройденный этап. Сейчас мне больше импонирует то направление, в котором движется Google. Ведь это уже гораздо шире, чем просто интернет. И за этим будущее.
— Как топ-менеджеру "ПрофМедиа" вам доводилось иметь дело с Google. В 2008 году Rambler Media, владевшая 50,1% системы размещения контекстной рекламы "Бегун", договорилась о продаже всего этого сервиса американскому поисковику. Предполагалось, что Rambler Media выкупит оставшиеся 49,9% "Бегуна" у "Финама" и затем перепродаст уже 100% за $140 млн Google. В результате доля Google на российском рынке контекстной рекламы выросла бы сразу с 4% до 21%. Но сделка не состоялась, поскольку не была одобрена ФАС. Источники "Ъ" утверждали, что соглашение с Google вызвало недовольство в Кремле.
— Скажу честно — не знаю. Если вы помните, в тот год ФАС затормозила также сделку с Disney. Правда, спустя три года ее одобрила. Сейчас уже сложно сказать, но, возможно, и Google, и "ПрофМедиа" нужно было активнее вовлекать в обсуждение все заинтересованные стороны. Ведь продукты были очень технологически сложные и, вероятно, не все до конца поняли, что мы хотели сделать. И вполне возможно, что срыв сделки между "Бегуном" и Google объясняется именно этим.
— Кстати, как вы относитесь к процессам, происходящим в не чужой вам "Афише-Рамблер" и SUP Media?
— Честно говоря, я не знаю планов объединенной компании. Со стороны мне печально видеть, что уходят талантливые люди. Николай Молибог (экс-гендиректор "Афиши-Рамблер".— "Ъ") и Дмитрий Степанов (экс-директор по продуктам.— "Ъ") были ключевыми людьми для компании. Они много работали над тем, чтобы "упаковать" "Афишу-Рамблер" и, кажется, только-только стали получать первые результаты. Новой команде "Афиши-Рамблер-SUP" будет на первых порах нелегко, особенно если продолжится исход ключевых сотрудников.
— Россия — один из немногих рынков, где Google уступает национальному местному лидеру, если говорить о поиске. Критична ли для компании задача по преодолению разрыва в долях на российском рынке поиска между "Яндексом" и Google?
— Представление о том, что мы только "про поиск",— это заблуждение, и я лично постараюсь его развеять. Уже сейчас мы переходим от простого поиска информации к предугадыванию действий пользователя и активной помощи ему. Единый вход на все наши продукты — и на почту, и на YouTube, и на Google Plus, и на поиск, и на Chrome — дает возможность предложить пользователям большое количество вещей, которые никто, кроме нас, реализовать не может.
Например, у нас есть продукт "Google Ассистент" (персонализированный сервис поиска для ответов на вопросы, создания рекомендаций и выполнения различных действий.— "Ъ"). Он прекрасно демонстрирует возможности и пользу от интеграции различных продуктов. Приведу личный пример. В моем смартфоне есть календарь, карта и GPS, который определяет мой маршрут. Телефон запоминает с моего разрешения, что я с утра в офисе, а вечером на деловой встрече и подсказывает утром, когда я завтракаю, сколько мне требуется сегодня времени, чтобы доехать до работы. Если в календаре запланирована встреча, он сам напоминает, что пора выезжать. Честно скажу, когда "Ассистент" в первый раз со мной "заговорил", то я очень удивилась. Теперь начинаю привыкать: я получаю информацию, нужную мне сейчас, в зависимости от того, где я нахожусь и что собираюсь делать. Таким образом, возможности единого логина позволяют нам уже сейчас предугадывать запросы пользователя, подбирать нужную для него информацию и давать ему то, что важно и актуально. Именно в этом направлении развивается сегодня поиск.
— Недавно YouTube запустил подписку на платные каналы в ряде стран, куда вошла и Россия. Во время запуска сотрудники Google признавали, что для нашей страны это скорее пробная история, чтобы прощупать почву, поскольку у нас люди не привыкли еще платить за видеоконтент. С другой стороны, поставщики контента до конца не знают, как его монетизировать на YouTube. Как вы будете решать эту проблему?
— Это как раз тот эксперимент, в котором Россия участвует в первых рядах. Мы видим в подписке на платные каналы дополнительный способ монетизации легального контента наших партнеров-правообладателей. Google выступает в роли технологического партнера. В недалеком будущем платформа сможет работать автоматически, когда правообладатель без нашего участия будет подключать или отключать каналы из платной подписки по своему выбору. Пока мы не знаем, будут ли у проекта коммерческие перспективы, но готовы проводить анализ и делиться информацией, насколько успешен тот или иной канал. И если кто-то из правообладателей считает, что у них есть эксклюзивный контент, который они хотят монетизировать таким способом,— мы их в этом поддержим.
— Есть ли уже какие-то промежуточные результаты?
— Прошло мало времени. К тому же российским пользователям сегодня доступны только англоязычные каналы, и мы понимаем, что такое предложение интересно довольно узкой аудитории. Но мы общаемся с правообладателями и будем рады, если у кого-то из российских компаний возникнет интерес поучаствовать в проекте.
— От них есть интерес?
— Пока есть раздумья.
— Обостряется конкуренция в сфере легальных музыкальных сервисов в России. Так, в ноябре 2012 года о намерении запустить музыкальный сервис muz.opera.ru в России заявила Opera, в декабре Apple открыла в России iTunes Store. 15 мая глобальный Google объявил о появлении Google Music, но сроки для России не были обозначены. Появится ли Google Music в России и когда?
— Мы будем выходить в ближайшее время. Конкуренция нас не пугает, если вы вспомните историю Chrome.
— Конкуренция не пугает, а как насчет проблемы интернет-пиратства? Насколько серьезно она стоит, отпугивает ли она Google как стриминговый сервис?
— Мы видим свою задачу в том, чтобы создавать экосистему, которая интересна и выгодна правообладателям и привлекательна для пользователей. Люди не ищут специально пиратский контент, они ищут контент высокого качества, который можно быстро загрузить, без помех просмотреть онлайн и за который было бы удобно платить. Пример Google Play или YouTube тому подтверждение. Кстати, Google во многих странах, включая Россию, жестче относится к пиратскому контенту, чем того требует законодательство. Если мы получаем сигнал от правообладателей, что на каком-то из наших сервисов есть пиратский контент и у них имеется вся подтверждающая документация, то мы снимаем его по их требованию. Кроме того, мы даем возможность правообладателям самим принимать решение, блокировать ли такой контент, оставить ли все как есть либо получать дополнительный доход от размещения на нем рекламы. Это решения, которые принимает сам правообладатель.
— Как вы относитесь к антипиратскому законопроекту, внесенному недавно в Госдуму с подачи правообладателей и принятому в первом чтении?
— Он нас серьезно беспокоит. В законопроект включено положение о возможности блокировки интернет-платформ операторами связи, против которого мы всегда выступали. Нам кажется, что это бьет не только по интернету как по отрасли, но и по правообладателям, и по телекоммуникационным компаниям. В законопроекте присутствует фундаментальный риск: использование по отношению к объектам авторского права методов, заложенных ранее в законе о черных списках (ФЗ-139.— "Ъ"), например IP-блокировки. Несмотря на все обсуждения и критику, закон о черных списках был принят, он действует в отношении всей отрасли, и мы видим, что периодически кого-то случайно блокируют. В то же время мы уже успешно работаем с правообладателями в Европе, США и России по процедуре "уведомление-снятие", и введение дополнительного механизма в виде блокировки операторами связи сайтов за нарушение интеллектуальных прав создает дисбаланс интересов в пользу правообладателей и влечет риски для всей индустрии. Поэтому мы проводим разъяснительную работу, показывая, что при разумном подходе интернет дает много возможностей, в том числе правообладателям.
— Дает ли результаты такая разъяснительная работа? С одной стороны, спустя несколько дней после появления новости о готовящемся законопроекте Минкультуры исключило из него положения, касающиеся поисковиков. С другой стороны, этот законопроект так и не был внесен в Госдуму.
— Да, ситуация меняется. Но мы считаем важным объяснять свою позицию. Мы по-прежнему готовы вместе с участниками рынка и госорганами участвовать в обсуждении и разработке документа, который больше бы опирался на DMCA (Digital Millennium Copyright Act, закон об авторском праве в цифровую эпоху.— "Ъ"). DMCA мы применяем, даже не имея сейчас в России закона, защищающего от пиратства.
— В конце мая на отраслевой конференции ENOG в Петербурге, где собирались представители провайдеров, хостеров, владельцев сайтов и регуляторов, прозвучало мнение, что принятие ФЗ-139 стало возможным только благодаря политической воле, все было решено заранее сверху, и мнение интернет-отрасли по большому счету никого не интересовало. Говорили также, что лобби интернет-компаний оказалось недостаточно сильным, потому что они не сумели донести свою позицию.
— Вы говорите — "не сумели донести", но если есть политическая воля, значит, как бы ни объясняли, все равно бы не донесли, и никаких усилий не было бы достаточно. Мне кажется, что "закрыть" интернет в задачу госорганов не входит. Понятно, что принятие закона внесло перемены в логистику и во многие технологические процессы, но все большие ресурсы по-прежнему существуют и работают в рамках этого закона.
— Google позиционирует себя как сторонника свободного доступа к информации в интернете. Необходим ли, по вашему мнению, вообще механизм блокировки запрещенного контента?
— Очень часто это вопрос не свободы информации, а недопонимания механизмов блокировки. Мы широко применяем механизмы саморегулирования, которые часто позволяют блокировать контент, формально не запрещенный законодательством, но который пользователи считают неприемлемым. Я менеджер, а не политик, а Google — коммерческая компания, мы работаем в рамках законодательной базы той страны, где мы присутствуем.
— Недавно были опубликованы заявления одного из бывших сотрудников ЦРУ о том, что американские спецслужбы якобы имеют доступ к пользовательским данным ведущих мировых интернет-компаний, включая Google. Как обстоят дела в реальности?
— В реальности мы не предоставляем правительству США или других стран прямого доступа к нашим серверам. И любые заявления на этот счет являются ложными. Да, к нам поступают правительственные запросы о предоставлении данных, но это происходит строго в порядке, установленном законом. И важно понимать, что это именно запросы, на которые мы отвечаем, а не доступ к серверам. Более того, мы открыто публикуем сведения о правительственных запросах в "Отчете о доступности сервисов и данных" и недавно обратились с просьбой к властям США с просьбой разрешить публиковать также сведения по запросам, связанным с национальной безопасностью.
— Недавно МТС направила в Роскомнадзор и Минкомсвязи письмо, суть которого сводится к просьбе обратить внимание на деятельность ОТТ-сервисов, оказывающих услуги связи без лицензий, использующих инфраструктуру сотовых операторов и повышающих на нее нагрузку. Чуть позже ФАС допустила возможность коммерческих отношений между операторами и владельцами онлайн-сервисов, работающих поверх их сетей. Как вы относитесь к такому предложению? Что эффективнее — административные методы регулирования или экономические?
— Во-первых, я всегда за экономические методы, во-вторых, дьявол в деталях. Мы активно и плодотворно работаем с сотовыми операторами. Например, у нас есть продукт Google Play, где реализован директ-биллинг (оплата контента Google Play с абонентского счета.— "Ъ"), и сейчас с "Вымпелкомом" мы ведем удачное коммерческое сотрудничество, основанное на принципах win-win,— мы и операторы предоставляем совместный продукт абонентам и по-партнерски делим получаемый доход. Чего не хотелось бы — субсидировать строительство. Я опасаюсь разного прочтения законов, когда на бумаге написано одно, а на деле получается совсем другое.
— С остальными сотовыми операторами вы аналогичное партнерство обсуждаете?
— Да, с "МегаФоном" и МТС процесс находится в юридической плоскости — надо просто заключить необходимые договоры. Это пример того, как нам бы хотелось бы развивать партнерские отношения с телекомом.
— Все больше людей выходят в сеть со смартфонов, и аудитория мобильного интернета уже вполне сопоставима с аудиторией пользователей, входящих в сеть со стационарных компьютеров. А ОС Android от Google уже доминирует в структуре российского рынка смартфонов. Какова "мобильная" стратегия Google?
— Мы считаем, что развитие мобильной рекламы и продвижение рекламных продуктов на смартфонах — это один из основных трендов. Наш ответ всеобщей "мобилизации" в рамках пользовательских продуктов и услуг — Android, Google Play. Кроме того, в начале этого года мы реализовали в программе для рекламодателей AdWords большое изменение — запустили так называемые "Расширенные кампании" (Enhanced campaigns). Благодаря этому инструменту рекламодатели могут создавать кампании для смартфонов, планшетов и десктопов и решать для себя, исходя из ряда показателей, на каких носителях они хотят размещать рекламу. Появилось много возможностей для таргетинга, когда рекламодатели учитывают мобильность аудитории и принимают в расчет, как пользователи передвигаются, какие у них интересы и как это использовать для рекламы. Мы им даем такую возможность.
— Насколько деятельность российского представительства коммерчески выгодна для головной компании?
— Выгодна. Российское направление Google по доходам очень быстро растет, по этому показателю мы занимаем ведущие позиции среди стран Европы и мира. С другой стороны, есть еще огромный нереализованный потенциал — как по росту аудитории, так и по доходам. Российские пользователи и рекламодатели весьма восприимчивы ко всем изменениям и инновациям, которые предоставляет развитие технологий. И если смотреть по успехам YouTube, Chrome, Android, "расширенных кампаний", можно сказать, что Россия демонстрирует высокие показатели по адаптации новых продуктов.
— У вас большой менеджерский опыт, вы работали на топовых позициях на телевидении, в телекоме, медиа и интернете. Остались ли для вас секреты в управлении компаниями?
— Конечно, остались, я продолжаю учиться, и это на самом деле колоссальный драйв, ведь в Google очень много необычного и нового для меня. Компания очень открыта внутри, было бы время все усваивать. Работать приходится много, но это мой выбор — для меня важно запустить многие процессы, чтобы они потом сами работали. Но когда работа не в тягость и интересна, то нет ощущения, что я выпала из жизни. Приведу пример. Я танцую танго в обычной жизни, и за четыре месяца работы в Google нашла время дважды съездить на танго-фестивали — в Турции и в Питере. И это не значит, что я выпала из процесса — я всегда в онлайне, и значит, все успеваю.