Важнейшая из искусств

Министр культуры РФ Владимир Мединский объявил о том, что директор ГМИИ имени Пушкина Ирина Антонова (интервью с ней см. в материале "Многое из того, что сейчас появляется на выставках,— это не искусство") уходит с поста директора на должность президента, что бы это ни значило. Управлять Пушкинским будет Марина Лошак. Корреспондент "Власти" Валентин Дьяконов расстается с прошлым в некотором недоумении.

В апреле этого года Минкульт назначил Ирину Александровну Антонову куратором всех музеев. Министр Владимир Мединский объяснял, что это почетная должность, совместимая с директорским креслом Пушкинского музея. Ничто не предвещало увольнения, наоборот, казалось, что долгожитель музейной среды нашла общий язык с очередной вариацией власти. Возраст для Антоновой не проблема: в девяносто с хвостиком она не менее строга, чем сорок лет назад. И тем не менее в очередной поворот ей вписаться не удалось. Основная проблема с оценкой этого события заключается в том, что людей, которые могли бы сравнить управленческие таланты Антоновой с предыдущими руководителями ГМИИ, почти не осталось. Она сделала так, что эта должность воспринимается как династическая, а не выборная, и Антоновой больше подошло бы звание королевы-матери, а не демократически нейтрального президента. О том, что сделала и чего не сделала Антонова за долгие 52 года, в ближайшие недели будет сказано немало. Между тем перед нами неожиданное кадровое решение, позволяющее оставить выставку "Париж--Москва" 1981 года в покое.

На первый взгляд смена власти в ГМИИ выглядит логично. Главной стратегией нового Минкульта под управлением Мединского стала так называемая эффективность. Формально этот термин означает, что музеи и ученые-гуманитарии должны сделаться прозрачными для проверяющих органов и открытыми — для молодежной аудитории. Во главу угла ставятся цифры посещаемости и популярность. В музеи должны ходить толпы, и эти же толпы должны читать книги, выпускаемые сотрудниками и коллективами исследовательских институтов. Поклонников такой стратегии среди профессионалов, непосредственно включенных в производство знаний, немного. Но структура передачи культурных ценностей меняется, и в грубоватом ответе на вызов времени есть рациональное зерно.

Министр культуры сразу обратил пристальное внимание на современное искусство. Появление Мединского на вернисаже в Мультимедиа Арт Музее вызвало маленькую сенсацию в арт-сообществе: еще один чиновник высокого ранга, после главы департамента по культуре в московском правительстве Сергея Капкова, почтил своим присутствием мероприятие сферы, считающейся маргинальной. В общем, культурная политика стахановскими темпами приводится в соответствие с европейскими нормами. Это особенно видно в кадровых перестановках, связанных с театром. Кириллу Серебренникову отдали Театр имени Гоголя, который тут же переименовался в "Гоголь-центр" и радикально сменил репертуар. Авангардист Андрей Могучий возглавил питерский БДТ имени Товстоногова. За день до перевода Антоновой на должность президента ГМИИ стало известно, что Театром имени Станиславского будет руководить экспериментатор Борис Юхананов, известный в первую очередь изматывающими "семинарами-репетициями" самых разных текстов от Чехова до Торы (подробнее об этом в материале "В театр со своими экспериментами"). На художественной сцене перестановок было тоже немало, и проходили они с похожими по накалу страстями — за исключением, пожалуй, назначения нынешнего директора ГМИИ Марины Лошак на должность арт-директора обоих Манежей и выставочного зала "Рабочий и колхозница". Под ее руководством выставочная жизнь на этих площадках превратилась в конвейер проектов разного качества. Для новой культурной политики, однако, количественный фактор важнее: главное — создать у придирчивого среднего класса привычку ходить в музеи и театры дома, без того чтобы поминутно вспоминать о виданных в Европе экспозициях и спектаклях.

Любители теории заговоров видят в массовом пришествии талантливых людей на руководящие посты попытку договориться с тем сегментом политически оппозиционных интеллектуалов, у которых, как у Андрея Синявского с советской властью, "стилистические разногласия" с властью нынешней. В то время как на общественную и политическую жизнь с завидной энергией накладывается сетка запретов и санкций, власть в культуре берет поколение 40-летних, одной крови с теми, кто стоял на Болотной и проспекте Сахарова.

В последние несколько лет правления Пушкинским Антонова предложила две идеи, весьма высоко располагающиеся на шкале эффективности. Во-первых, это страстно защищаемая ею концепция музейного городка ГМИИ. Идея создания целого квартала, в котором посетители могут провести весь день, в том числе и с детьми, выглядит абсолютно адекватной запросу власти на обеспечение комфорта образованных москвичей. К тому же городок разрушит стихийно сложившийся вокруг музея "бермудский треугольник" с Глазуновым и Шиловым в шаговой доступности.

Во-вторых, еще более визионерской в плане туристических потоков и культурного значения выглядит идея возродить Государственный музей нового западного искусства. Он возник в 1928 году на основе коллекций европейского модернизма, экспроприированных советской властью у Щукина и Морозова, а в 1948-м был закрыт на волне борьбы с космополитизмом. Оппоненты Антоновой, коих большинство, приводят много аргументов против. Говорят о том, что третий этаж Эрмитажа с полотнами из ГМНЗИ сам по себе традиция, любимая посетителями. И о том, что Эрмитаж тоже отдавал вещи из своей коллекции, чтобы украсить Пушкинский. И о том, что перемещение шедевров может создать прецедент для активных сторонников реституции — а в истории Пушкинского трений с наследниками Щукина и так было немало. Антонову обвинили и в самоуправстве — то, что разрушено Сталиным, она хочет возродить авторитарными методами, клин клином. Взятые по отдельности, эти доводы справедливы, вместе они способны убедительно похоронить идею восставшего из пепла ГМНЗИ. Но вполне возможно посмотреть на эту скандальную идею под другим углом, учитывая, что Антонова не настаивает на локализации музея в пределах Пушкинского. В таком музее очень хочется побывать. Увидеть эти коллекции под одной крышей, заново взглянуть на историю первоначальных собраний, открыть новые рифмы и новые радости. Такой музей, безусловно, вызовет массовый интерес, и его создание — задача очень трудная, но выполнимая. К сожалению, мало кто в музейном мире воспринимает ГМНЗИ как ответственный и очень интересный вызов. Новый директор Пушкинского об этом говорит с осторожностью и, скорее всего, тему продолжать не будет — слишком много в этом от одиозной и величественной предшественницы.