Смертельно скучный фашизм

Пьер Гранье-Дефер (1927-2007), сняв — одну за другой — три образцовых экранизации Жоржа Сименона ("Вдова Кудер", 1971; "Кот", 1971; "Поезд", 1973), взял почти десятилетнюю паузу, прежде чем взяться за роман "Жилец" (1933). Может быть, он просто боялся. Опыт предыдущих двух экранизаций давал основания поверить в проклятие, тяготеющее над исполнительницами роли Сильви. Девушка, зарабатывавшая на жизнь в Египте в лучшем случае хостес в кабаре, возвращается в родной Шарлеруа, серую и сырую бельгийскую провинцию, к матери мадам Барон — хозяйке гостиницы с манерами королевы в изгнании. На пароходе она встречает, а в экспрессе "Северная звезда", уже на континенте, отдается нелепому и нищему Эдуарду, единственному мужчине, чем-то пробудившему ее профессиональную душу, наводит на него морок, в котором он станет убийцей хозяина жизни Нимрода, а она — предательницей. Такова жизнь, и не только экранная. В фильме Жана Констана "Последнее убежище" (1940) Сильви сыграла 30-летняя Мирей Бален, в версии Марка Моретта (1947) — тоже 30-летняя Мила Парелли. С Бален во время войны случилась беда: она влюбилась в офицера вермахта. В 1944 году они пытались бежать в Италию, но попали в руки диких партизан. Его никто больше не видел, ее избивали и насиловали: в кино Бален так и не вернулась. Муж Парелли, прославленный автогонщик, в 1953 году разбился до такой степени, что и эта актриса рассталась с карьерой, посвятив себя уходу за инвалидом. Обе истории — вполне сименоновские. Он всегда писал о том, что жизнь — это дрянная, похотливая тварь, изменщица, клоака, притворяющаяся фата-морганой. "Бедняков не убивают", как назывался один его роман: бедняки сдохнут сами, а богатых убьют, только бедняков от этого не убавится. В общем, собравшись с духом, Гранье-Дефер взял Фанни Коттансон на роль Сильви, и проклятие Сименона утратило свою злую силу. Сименоновские коллизии перестали воспроизводиться в реальности, возможно, потому, что Гранье-Дефер "приказал тени знать свое место": запер Сименона в клетку ретрожанра, вернул его Франции и его Бельгии историческую конкретность. Условно говоря, Европа Сименона, как увидел ее режиссер,— это Европа до фашизма, уже созревшая для него, но еще не знающая об этом,— разве что газетные заголовки извещают о четырех убитых на "демонстрации социал-террористах в Париже" и влезет в кадр плакат с Гитлером,— потому что фашизм для нее естественен. Он укоренен в трезвом, по-кулацки рациональном взгляде на жизнь мадам Барон (Симона Синьоре) и ее постояльцев. Убийство, на их взгляд, нейтрально с точки зрения морали, но предосудительно, поскольку "деньги надо зарабатывать, а не красть". Главное, чтобы все было шито-крыто: убийце, не сумевшему извлечь выгоду из своего преступления, можно и нужно посочувствовать, приласкать, что не помешает сдать его жандармам, что, в свою очередь, не помешает со слезами проводить его на каторгу. Этот мир смертельно скучен, как скучны заморыши-школьники в коричневых пелеринках, безразличные жандармы, постыдные скелеты в мещанских шкафах, разврат и поддельные побрякушки. На этом фоне до слез жалко лишь убийцу (Филипп Нуаре). Эдуард грезит, укутавшись в промозглом Шарлеруа в пестрый халат, затягиваясь сладковатым табаком, о Египте, где он любил божественную певицу Ясмину и она тоже любила его. И они были счастливы, но, вот, увы, не умерли в один день. Был тот Египет или не был, кто разберет. Но лишь его призрак способен согреть реальность, недостойную того, чтобы в ней жить.