Литература / Проза
Во львовском издательстве "Кальвария" вышел новый роман известного переводчика и прозаика Тимофея Гаврилива "Вийди і візьми" ("Выйди и возьми"). ИННА БУЛКИНА считает, что стиль автора может служить иллюстрацией ложного понимания литературного авангарда.
В аннотации Тимофей Гаврилив и издатели предупреждают, что роман "Выйди и возьми" завершает "трилогию бездомности", герой которой — современный Одиссей, мечтающий о доме и патриархальном семейном укладе. Там же читателю объясняют, что в книге "новаторски описывают состояние душевной пустоты, сумятицы и поисков современного человека", и что "история семьи и ее упадка представляет панораму украинского общества, где неверие в возможность перемен порождает гротескные формы обращения с действительностью".
В центре романа — некая странная пара, а место его действия столь же условно, как и имена персонажей: их зовут подобно героям какого-нибудь концептуального французского фильма 1960-х — Жак и Матильда. Повествование, как принято в таком кино,— нелинейное, бытовой логики здесь не найти. С действительностью автор обходится без особого почтения, сюжета как такового практически нет, понятно лишь, что это история семейного неблагополучия, одиночества и неустроенности. Поскольку ничего у героев не завязывается, то и развязки в книге, по сути, нет. Семья, а вместе с ней повествование, распадается на отдельные истории. Обычно из них не следует ничего такого, что имеет смысл обобщать до обещанной в аннотации "социальной панорамы". Это просто некие патологические случаи, свидетельствующие о духовных, но в еще большей степени — о стилистических поисках писателя.
Тимофей Гаврилив всегда настаивал на том, что украинской прозе не хватает "новаторства и эксперимента", и для переводов, как правило, выбирал, мягко говоря, неудобочитаемых современных австрийцев — Эльфриду Елинек и Томаса Бернхардта. Надо отдать ему должное, он оказался последовательным, и его проза столь же труднопроходима. Но, похоже, автор одержим благородной идеей привить украинскую ветвь к дереву европейского левого авангарда, непопулярного у читателей, но статусного и модного в университетских кругах. Наверное, в этом есть смысл, и если на одном полюсе современной национальной литературы находится Люко Дашвар с ее реалистическими бестселлерами, то на другом должен разместиться Гаврилив с беспросветными поисками своего Одиссея. Вот только читатель, в конечном счете, выбирает золотую середину — Сергея Жадана и Юрия Андруховича.
Впрочем, с гавриливским авангардом есть еще одна стилистическая проблема. Современный левый авангард играет на поле языка, ломая сложившиеся структуры. Он в известном смысле стремится к минимализму, его бессвязные речи отрывочны и энергичны, он "бьет в глаз парадоксом", как тот же Бернхардт, хотя подчас и кажется, что ломится в открытые двери. Семантическая сложность и нелинейность здесь искупаются видимой простотой выражения. Гаврилив пишет избыточно и вязко, он, в принципе, смешивает два типа элитарного письма: словесный нарциссизм и внутренний раздрай. При этом его лексическое многословие выглядит несколько тяжеловесно, чтобы не сказать — архаично. В общем, если это и есть наш авангард, то уж больно он патриархальный.