Фестиваль классика
В Зальцбурге прошел Pfingstfestspiele (музыкальный фестиваль на Пятидесятницу), в этом году с легкой руки его хозяйки, Чечилии Бартоли, получивший тематический заголовок "Жертва". Развернутые на все лады поиски жертвенного начала в мировой музыке регулярно приводили организаторов и участников к русской музыкальной культуре. Рассказывает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Не то чтобы у госпожи Бартоли было мало простора для кураторской мысли: немецкое слово "opfer", вынесенное в заголовок фестиваля, означает и жертвоприношение (сакральный акт), и жертву. Как следствие, горизонт открывающихся программных возможностей едва ли не бескрайний, куда солиднее, во всяком случае, чем в прошлом году, когда фестиваль был посвящен всего-то-навсего царице Клеопатре. Когда тема нынешнего фестиваля только-только была анонсирована, многие заподозрили, что Чечилия Бартоли собирается в очередной раз вынести на сцену программу своего нашумевшего предпоследнего альбома, посвященного легендарным певцам-кастратам XVIII века, благо диск назывался "Sacrificium" — в переводе с латыни то же самое жертвоприношение. Вышло тем не менее так, что художественная руководительница фестиваля пела вовсе даже "Норму" Винченцо Беллини (см. "Ъ" от 23 мая), имея в виду, что оперная героиня многим пожертвовала, сама стала жертвой обстоятельств и в финале взошла на жертвенный костер.
Но, пожалуй, прямолинейнее все-таки получилось с "Весной священной" Стравинского: и тема жертвоприношения налицо, и 100-летний юбилей произведения подоспел. "Весну" поручили Валерию Гергиеву и симфоническому оркестру Мариинского театра (вот уже второй год подряд оказавшемуся среди хедлайнеров фестиваля на Пятидесятницу), однако в результате фестиваль получил не просто концертное исполнение, а полноценный балетный вечер, где были исполнены и "Свадебка", и собственно "Весна", и даже "Жар-птица", причем все в реконструированной премьерной хореографии и с восстановленными декорациями и костюмами. Балет в Зальцбурге вообще-то крайне редкий гость, и понятно, что ставку устроители делали скорее на атакующую манеру маэстро Гергиева и на пронзительно-экзотическую зрелищность, нежели на танцевальное совершенство. Но именно тут против ожидания чаемый "русский сувенир" обнаружил слабые места: зрелищность подпортили грубо расписанные (и неудачно освещенные) холсты воссозданных декораций, провисающие складками и пузырями, а звуковую картину — усталый и неаккуратный оркестр ("Свадебка" с ее специфической инструментовкой получилась, надо признать, посолиднее).
В остальном же программа оборачивалась сущим садом расходящихся тропок, где на всякий завиток свободных ассоциаций находится знаменитое исполнительское имя. Вспоминаем "Музыкальное приношение" (Musicalisches Opfer) Баха — и вот возникает концерт, где Андраш Шифф играет избранные ричеркары из "Приношения" наряду с сонатами Моцарта и Бетховена. Но дальше вспоминается, что тема из баховского "Музыкального приношения" возникает в скрипичном концерте "Offertorium" Софьи Губайдулиной, и его исполняет Вадим Репин вместе с оркестром Мариинского театра. А заодно, поскольку речь и о жертвах тоже, Валерий Гергиев исполнил и Тринадцатую симфонию Шостаковича.
С другой стороны, коль скоро фестиваль приурочен к церковному празднику, странно было бы не вспомнить о христианских коннотациях темы — и так в программе появились, во-первых, "Семь слов Спасителя на кресте" Гайдна (в квартетной версии), исполненные "Хаген-квартетом" в монастырском храме Святого Петра. А во-вторых, старинная редкость, напоминание о тех временах, когда Pfingstfestspiele был фестивалем музыки от ренессанса до классицизма: оратория Никколо Йоммелли "Исаак, прообраз Искупителя" (1760). Блестящий, капризный и вычурно-назидательный, словно какой-нибудь церковный интерьер в стиле рококо, опус оказался на редкость удачным зальцбургским дебютом именитого дирижера-"барочника" Диего Фазолиса и его ансамбля I Barocchisti. Наконец, роль величественно-просветленного финала досталась "Немецкому реквиему" Брамса, где на сцену вместе с Даниэлем Баренбоймом и его арабо-израильским детищем, оркестром "Западно-восточный диван", вышли солистами Рене Папе и — сюрприз — все та же Чечилия Бартоли. Публику, кажется, больше всего волновало, как примадонна, чье имя едва ли ассоциируется с музыкой Брамса, будет петь на немецком языке свое небольшое сопрановое соло; та уверенно справилась, но экспертная работа хора венского Singverein в общем впечатлении решительно перевешивала.
Впрочем, и это не все. Pfingstfestspiele последние годы старается выйти за рамки череды концертно-театральных событий, так что на сей раз публике в рамках фестиваля показывали "Жертвоприношение" Тарковского (опять русская тема), а на окраине города, в здании бывшего мукомольного комбината, развернулся внушительный мультимедийный проект RE-RITE, подготовленный лондонским Philharmonia Orchestra к столетию "Весны священной". Это одновременно и грандиозная видеоинсталляция, и путеводитель по оркестру для самых разных возрастов, и попытка комментария к партитуре Стравинского, и детское развлечение жанра "почувствуй себя оркестрантом". Аттракцион, конечно, на зависть качественный, хотя его масштабность только подтверждает ощущение, что зальцбургскому фестивалю на Пятидесятницу в его привычном компактном графике, рассчитанном на прежний, более скромный концептуальный размах, становится несколько тесно. Уже известно, что на будущий год продолжительность Pfingstfestspiele прирастет на один день: по меркам фестиваля, где на один день может приходиться по три события, это немало, особенно если учитывать, что фестиваль-2014 будет посвящен такой щедрой и благодатной теме, как творчество Россини.