Советник президента по культуре и искусству Владимир Толстой выступил за неделимость музейных фондов. При этом он отметил, что окончательное решение о возможном воссоздании музея современного западного искусства должно быть максимально взвешенным. По мнению журналиста Виктора Лошака, в этой противоречивой ситуации вполне можно найти компромисс.
Фото: Валерий Мельников, Коммерсантъ / купить фото
Ирина Александровна Антонова втянула если не всю страну, то уж точно ее культурную элиту в серьезную дискуссию. Только на этой неделе прошли два совещания, где обсуждалось ее предложение, высказанное на "Прямой линии" с президентом: воссоздать в Москве музей современного западного искусства. Напомню, музей был репрессирован в 1948 году Сталиным как идеологически невыдержанный, несущий тлетворное влияние Запада. Тогда последнюю оценку работам из коллекций Щукина и Морозова — а именно их полотна составляли основу экспозиции — дал такой крупный знаток искусств, как Климент Ворошилов.
Вопрос Ирина Александровна поставила со всей исторической прямотой и отвагой человека, которому нечего терять. Но первое — минкультовское — совещание абсолютным большинством Антонову не поддержало. И, может быть, самым странным, по утверждению Антоновой, на нем было то, что ее саму не пригласили. Тогда директор музея им. Пушкина пришла сама.
Второе вчерашнее совещание у советника президента по культуре Владимира Толстого (а я тоже в нем участвовал) прошло при более широком стечении заинтересованных лиц. Во всяком случае, здесь были не только директора музеев. Обнажились несколько линий противостояния: музейщики и немузейщики, мечтатели и практики, питерцы и москвичи…
Почувствовав угрозу лишиться эрмитажной коллекции импрессионистов, Северная столица выставила серьезную команду: Басилашвили, Пиотровский, Сокуров, директор Русского музея Гусев. Познер, Авен, Мессерер, директор Третьяковки Лебедева, академик Чубарьян и другие – за москвичей. В этой полемике все было далеко не так однозначно, как в Минкульте. Если после сталинского террора реабилитировали людей, почему это не должно коснуться музея? И вообще, не пора ли Москве иметь музей мирового уровня? С другой стороны, чтобы не передавать картины из музея в музей, может быть, обьединить Пушкинский и Эрмитаж под крышей последнего?
Но практики были скептичны: нельзя вернуться к тому, к чему вернуться невозможно, передача картин может повлечь цепную реакцию претензий стран, музеев, наследников. Многие ушли со своим мнением. Самым трезвым, мне показалось, обьединить коллекцию для выставки в память уничтоженного музея. И выставку эту показать и в Питере, и в Москве. И, возможно, не только в столичных городах.