Итальянский неонормализм

Фестиваль классика

Зальцбургский Pfingstfestspiele (музыкальный фестиваль, приуроченный к празднику Пятидесятницы) показал премьеру оперы Беллини "Норма". Постановка вызвала фурор: назубок известная любителям бельканто опера, как ни удивительно, ставилась в Зальцбурге впервые, вдобавок заглавную партию спела художественная руководительница фестиваля, знаменитая меццо-сопрано Чечилия Бартоли. На премьере в зальцбургском Большом фестивальном зале побывал СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.

Галльская жрица Норма, которой поручено петь одну из самых известных арий в истории оперы, "Casta diva", не сопрано, а меццо, а вот ее младшая коллега Адальджиза, наоборот, не меццо, как все привыкли, а лирическое сопрано. В музыкальном решении теперешней "Нормы" неожиданного еще много, благо постановщики использовали свежее научное издание оригинальной партитуры Беллини, где восстановлены первозданные тональности и раскрыты привычные купюры, и вдобавок, мол, внимательно присмотрелись к самым первым исполнителям "Нормы" — тем, кто пел ее в 1831 году. Дело в том, что первой Нормой была Джудитта Паста — одна из центральных примадонн эпохи бельканто, певшая у Россини вполне себе меццо-сопрановые партии, а первой Адальджизой — 20-летняя Джулия Гризи, о ту пору однозначно лирико-колоратурное сопрано. Да и оркестр теперь в Зальцбурге привлекли тоже научно-исследовательского толка: La Scintilla, аутентистский подотдел оркестра Цюрихской оперы, причем с маэстро-барочником Джованни Антонини в качестве дирижера.

Конечно, не стоит воображать ситуацию таким образом, что музыковедческая наука внезапно сделала открытия, а руководство зальцбургского "фестиваля на Пятидесятницу" слепо взяло под козырек и очертя голову бросилось бороться за историко-оперную правду. Хоть на театральной сцене госпожа Бартоли Норму прежде еще не пела, но на концертной сцене и в студии певала; как и во всей ее солидной карьере, пыльная архивная буква и собственные репертуарные порывы певицы тут с предсказуемой гладкостью совпали. Да и что La Scintilla, что Джованни Антонини — давние партнеры Чечилии Бартоли и поперек ее собственного мнения ничего предлагать бы заведомо не стали.

И все-таки в музыкальном смысле эта "Норма" ничуть не сводится к тотальному примадоннскому капризу. Жестко-объективное, отчетливое, страшно подробное прочтение, показанное цюрихскими оркестрантами, явно тянуло на большее — пусть без киксов натуральной меди, что греха таить, не обошлось, но партитура в этой как будто бы лабораторной интерпретации звучала куда острее, увлекательнее и кровавее, чем хрестоматийный набор "длинных-длинных-длинных", по выражению Верди, мелодий. Оспорить хотелось не столько лирическое сопрано Адальджизы само по себе, сколько выбор конкретной певицы: удручающе пискливый голос мексиканки Ребекки Олверы на идею работал с оговорками. Хуже, во всяком случае, чем непробиваемо стильные и полнозвучные работы тенора Джона Осборна (Поллион) и баса Микеле Пертузи (Оровез). Не говоря уже о главной героине. Инструментально-чистый и в то же самое время кровяной, теплый звук, точеные колоратуры, прозрачные, но бережно и красиво взятые верхние ноты, исключительно богатое чувство фразы — все при ней. Найти более свежие и более зычные голоса не проблема, но что толку, если как музыкант госпожа Бартоли в конце концов выигрывает даже в невыгодных на первый взгляд для себя условиях беллиниевской "Нормы". И к тому же ей часто удается быть очень хорошей актрисой, если не подводит вкус — и не мешают постановщики.

Тут совершенно не мешали — и это, пожалуй, единственная заслуга режиссеров Моше Лейзера и Патриса Корье. Вот здесь загадка: казалось бы, кого из мастеров режиссуры Чечилия Бартоли не могла бы залучить в Зальцбург, даже с поправкой на логистику театрального дела и форс-мажоры, но уже не первый год предпочитает иметь дело с известной ей по Цюриху режиссерской парой. На сей раз, правда, обошлось без такого откровенного трэша, как в прошлом году с генделевским "Юлием Цезарем", но ощущение дежавю осталось. Во время увертюры с киношным динамизмом на сцене показывают пантомимой вводные данные: вот залитое солнцем школьное помещение (ультрареалистические декорации работы Кристиана Фенуйя) с гурьбой ребятишек, и учительница Норма, одетая по моде 1940-х, звонит в колокольчик; вот является отряд оккупантов во главе с обезоруживающе галантным наци Поллионом; вот уже зима, и та же Норма тайком запускает в заброшенную школу сограждан-партизан. Но дальше всякий динамизм, во-первых, исчезает как не бывало, а во-вторых — ну с ума сойти какая оригинальность. Скажем, одна только штутгартская постановка "Нормы" в версии Йосси Вилера и Серджо Морабито, где все это было, и французское "Сопротивление", и реверансы итальянскому неореализму (разве только дело происходило не в школе, а в церкви), прогремела больше десяти лет назад и успела даже до московской "Новой оперы" дойти, а теперь вот в Зальцбурге примерно тот же набор постановочных мыслей показывают с видом большой новации.

В общем, одной только госпоже Бартоли и удавалось при всем том сколько-нибудь интересно играть. Столь удобные для рассудительного постановщика конфликты (мир мужской и мир женский, "варвары" галлы и "цивилизованные" римляне, религиозность и чувственность, долг и страсть, в конце концов) почти не обозначены, но зато зрителя все время тормошили эффектами беззастенчиво поверхностного толка. То брутальная расправа над римским солдатом, то выйдет на сцену, щурясь, испуганное дитя лет трех (один из сыновей Нормы и Поллиона), то, наконец, в финальной сцене связанных Норму и Поллиона окружает самое настоящее пламя, да такое, что в партере становится жарко. Хотя зритель-то не в обиде — и это мягко говоря: десятиминутная стоячая овация сопровождает не каждую зальцбургскую премьеру, и даже режиссерам, которых на "Цезаре" в прошлом году яростно освистали в пух и прах, великодушно похлопали немножко. Конечно, долго этой "Норме" все равно не прожить, однако шанс освежить премьерные впечатления у публики еще будет: как теперь заведено в Зальцбурге, спектакль повторят во время главного, летнего фестиваля.