"Кинозал как двигатель кинопроцесса: история советского кино в зрительских хитах"
Фото: ОРКФ "Кинотавр"
Фото: ОРКФ "Кинотавр"
Евгений Марголит, историк кино, кандидат искусствоведения, лауреат премий Гильдии киноведов и кинокритиков и кинофестиваля "Белые столбы":
— Уникальность нашего кино — по крайней мере, на протяжении последних 90 лет — состоит в том, что оно никогда по ряду исторических обстоятельств в полной мере не было ориентировано на конкретную зрительскую аудиторию. С фактом присутствия реального кинозрителя, существующего здесь и теперь, отечественный кинематограф в той или иной степени вынужден мириться, не более. И по сей день кинематографическое сообщество не может избавиться от отношения к успеху у массового зрителя как к чему-то второстепенному по значению, если не предосудительному. Реальный успех у нас всегда был подобен по внезапности природному катаклизму, ибо никогда всерьез не планировался. Поэтому отечественный зритель был и остается подобен оставленному на произвол судьбы беспризорнику, которому иногда совершенно неожиданно выпадает пруха — недаром именно беспризорники оказались героями одной из самых коммерчески успешных в истории нашего кино картин, "Путевка в жизнь". Историю кино у нас принято изучать по вершинным достижениям — с точки зрения их агитационно-пропагандистского или собственно эстетического качества. Не пора ли рассмотреть ее в новом аспекте — как историю кинопроцесса на фоне прокатных "хитов"? Какие закономерности обнаружатся тогда?
"Перед зеркалом: советские фильмы "из зарубежной жизни" как способ реализации запретных тем"
Марианна Киреева, историк кино, режиссер-документалист, лауреат премии ТЭФИ:
— Пресловутое "важнейшее из искусств", наиглавнейший идеологический рупор своей эпохи, с одной стороны. Инструмент, по самой сути своей точнее прочих отражающий беды и чаяния массового народного сознания — с другой. И говорить нельзя, и промолчать невозможно. Как же поступал в этой ситуации советский кинематограф? Конечно же, прибегал к традиционному для России эзопову языку, делая территорией свободного высказывания другие времена и пространства. Так, катастрофа "великого перелома" рубежа 1920-1930-х породила череду фильмов о Первой мировой; тотальный ужас массовых репрессий 1937-го прорвался на экран в лентах о будущей войне. Примеров масса. Но, пожалуй, наиболее показательна здесь тематическая линия о фашистской Германии, где фильмы, призванные обличать главного идеологического и военного противника, раз за разом оказывались чем-то вроде зеркала, поставленного их авторами перед собственной страной. "Болотные солдаты", "Юный Фриц", "Убийцы выходят на дорогу" — вольно или невольно и эти, и многие другие ленты призывали человека противостоять своему собственному оккупационному режиму. (Неслучайно не все они добрались до экрана.) Как? В поисках ответа вся страна вглядывалась в увенчавший эту традицию знаменитый "Обыкновенный фашизм" М. Ромма. И неслучайно роммовский ответ почти дословно совпал с пафосом великой "Жизни и судьбы" (писавшейся В. Гроссманом так же, тогда же и про то же): "Я свободный человек. Я могу сказать "нет"".