Дожди на набережной Круазетт прекратились, но на экранах Каннского дворца фестивалей продолжается кровавая баня — обилие сцен насилия заметили еще в первый день посетители церемонии открытия, которым был показан ролик с нарезкой из картин основного конкурса. Организаторы фестиваля пытались оправдаться, что, мол, ролик в этом году по техническим причинам монтировали в спешке и, возможно, он не так уж хорошо отражает дух 66-го фестиваля, однако уже первые два дня продемонстрировали, что сделанный впопыхах кровавый ролик не так уж и далек от нынешних фестивальных тенденций.
Фото: Алексей Куденко, Коммерсантъ
В этом году можно было наблюдать беспрецедентную картину: постоянно дежурившие перед Дворцом фестивалей синефилы с табличками «Нет ли лишнего билетика» и обычно благодарные за любые «проходки» с нервным смехом «Нет, я уже видел этот фильм!» или «Нет, спасибо, я посмотрю его завтра!» отшатывались от предлагаемых им лишних билетиков на мексиканский фильм «Эли», поражающий не просто насилием, но изощренным изуверством. Ну, понятно, что от японца Такаси Миикэ, чей «Соломенный щит» стоит в середине конкурсной программы, особого гуманизма давно никто не ждет, но в этом году во все тяжкие пустились даже обычно спокойные и сдержанные социальные реалисты, как Цзя Чжанкэ, представляющий Китай с социальной драмой «Прикосновение греха». Видимо, настолько накипело народное негодование, что прогрессивные кинематографисты не видят другого выхода для честного человека, как схватиться за ружье или ножик. «Прикосновение греха» состоит из четырех новелл о простых китайцах, пытающихся вырваться из замкнутого круга обстоятельств с помощью насилия: то ресепшионистка сауны отбивается ножом от харасмента, то шахтер-прадолюбец хватается за двустволку, доведенный до отчаяния произволом местной поселковой администрации и мелкого олигарха, продавшего рудник и купившего себе «Ауди» и личный самолет. Новелла о шахтере даже предлагает зрителю что-то вроде катарсиса, когда герой, покончив с основными кровопийцами и их прислужниками, заодно пристреливает какого-то селянина, который на протяжении всей истории в фоновом режиме хлещет кнутом несчастную лошадь, не способную сдвинуть с места повозку. В конце истории поднявшаяся с колен лошадь бодро скачет по дороге, вызывая, впрочем, некоторые сомнения: от мучителя-хозяина ты, конечно, можешь освободиться, но гораздо сложнее освободиться от волочащейся за тобой повозки, которая уже стала почти частью тебя самого. Впрочем, в таком философском духе вряд ли стоит интерпретировать простодушный в своем социальном негодовании фильм Цзя Чжанкэ: по части философии если и есть на кого-то надежда в нынешнем каннском конкурсе, то на соотечественников председателя жюри — братьев Коэн и Джима Джармуша.