Примерно раз в десятилетие мировую экономику поражает "энергонедовольство": топливно-энергетический комплекс (ТЭК), развитие которого ранее провозглашалось залогом гармоничного экономического роста, практически во всем мире объявляется источником проблем. Возможные причины "энергонедовольства" рассматривает ДМИТРИЙ БУТРИН.
Генератор проблем
Можно спорить о том, как и когда топливно-энергетический комплекс стал из локомотива экономики генератором проблем, но спорить с самим фактом уже довольно затруднительно. Вот, например, свежий обзор Rating Direct агентства Standard & Poor`s, посвященный перспективам развития кредитного рейтинга постсоветских фраз — он озаглавлен "Провалы реформ и неэффективность энергетического сектора ограничивают рост рейтингов в СНГ". Еще десять лет назад такого рода заголовок был бы неуместен, поскольку драйвером экономического роста без существенного увеличения кредитной нагрузки на экономики постсоветских стран были именно энергетические сектора соответствующих экономик. Лозунг ""Газпром" — национальное достояние" был придуман не как вызов, а как простая констатация факта: рост в экономике России — это ТЭК. Спустя десять лет только ленивый не говорит о том, что у национального достояния из-за "сланцевой революции" в США есть достаточно внушительные шансы стать национальной проблемой.
Ситуация, в которой в развивающихся экономиках, ориентирующихся на сырьевой рост, энергетический сектор или сектор добычи в определенный момент объявляется ответственным за практически любые дисбалансы в экономическом развитии, не нова. "Голландская болезнь" является описанием дисбалансов в экономиках Нидерландов и в меньшей степени Великобритании и Норвегии в 1970-х, после массовой разработки энергоресурсов Северного моря. Многочисленные исследования, породившие концепции "сырьевого проклятия", посвящены специфическим дисбалансам в экономическом росте Саудовской Аравии, Кувейта, Катара и других стран Персидского залива — но те же концепции благополучно применялись в Южной Африке и Австралии. Впрочем, дело не только в экспорте сырья и дисбалансах в экономическом развитии. В случае с Соединенными Штатами, крупнейшим импортером энергоресурсов в течение последнего десятилетия, речь идет о примерно той же закономерности — с определенной периодичностью развитие национальной энергетики (напомним, именно публичные компании из США являются, по существу, основой мирового энергетического рынка) становится предметом внутриполитических дискуссий, связанных с проблематикой дисбалансов в развитии ТЭКа и их влиянием на экономику.
При этом единственный тип экономических концепций, претендующих на то, чтобы объяснять динамику "переворотов" энергоиндустрии от "национального достояния" к "национальной проблеме",— теории "длинных волн", "смены технологических укладов" — достаточно плохо приложим именно к топливно-энергетическому комплексу. Как раз в тот момент, например, когда сторонники идеи "зеленого роста" и смены парадигмы развития мировой энергетики в сторону возобновляемых источников в начале 2000-х торжествовали победу, а экономика Европы, в том числе Восточной Европы, буквально перегревалась от ветроэнергетических проектов, биотопливного бума и прочих признаков "заката нефти", никто и не мог предположить, что мир стоит на пороге очередного сезона "высокой нефти".
ТЭК недовольства
Тем не менее реальность налицо: после острой фазы финансового кризиса 2007-2010 годов, когда энергетика в этих странах рассматривалась как локомотив экономического роста, с 2011 года речь идет преимущественно о проблемном ТЭКе, об ограничениях, налагаемых неэффективностью энергетического сектора на социально-экономическое развитие в целом. Создается ощущение, что миру остро требуется "идеальная траектория" для развития энергетики, которой отрасль никак не может достичь. Экономистов способны беспокоить и низкие цены на нефть, и высокие цены на нефть, и нестабильные цены на нефть, и застой в секторе, и сверхэксплуатация запасов, и избыточная активность разведки, и недостаточность энергопотенциала, и избыточное развитие энергетического сектора, как по волшебству внезапно оказывающего угнетающее воздействие на окружающую среду.
Нельзя определить, что именно и почему является причиной "энергонедовольства" в данный момент (мы можем констатировать, что в подобные стадии мировая экономика уже входила в начале 70-х годов XX века, в 1991-1992 и 1997-2000 годах, в текущем периоде — с 2010 года). Выявить набор факторов в состоянии ТЭКа, который позволил бы предсказывать эту стадию развития экономики, почти невозможно — например, один и тот же (в постоянных ценах) уровень котировок нефти может рассматриваться и как катастрофический, и как совершенно нормальный. Проблема кросс-субсидирования в подразделениях "Газпрома", которая активно обсуждалась в 1995-1998, 2004-2005 и 2008-2010 годах, в промежутках между этими временными периодами на самом деле не становилась принципиально острее — менялось лишь отношение к ней. Можно сделать несколько предположений о том, в каких сферах следует разыскивать механизмы возбуждения и затухания отношений к проблемам энергетики. В первую очередь происходящее — события последних десятилетий: до 50-х годов XX века энергетика, несмотря на всю ее важность, не рассматривалась государствами как отрасль экономики, имеющая более "стратегическую" важность в сравнении, например, с металлургией, сферой услуг или сельским хозяйством. Возникновение дискуссий вокруг энергетики достаточно часто сопровождается всплеском "геополитических" обсуждений, за которыми часто в сухом остатке оказываются чисто военные и оборонно-промышленные тематики. Другая достаточно очевидная составляющая явления — централизованность распределения национальными правительствами как самих запасов энергоресурсов, так и доходов от них: укрупнение проектов в мировой энергетике, ориентация на сверхсложные многомиллиардные проекты, волна слияний и поглощений в энергосекторах с 1970-х годов серьезно изменили лицо энергетики как таковой. Степень концентрации капитала в энергетике большей части стран мира за последние 50 лет существенно выросла: там, где раньше национальные правительства имели дело с отраслью в привычном понимании этого слова, со сложной совокупностью десятков тысяч разномасштабных игроков с преимущественно горизонтальными схемами кооперации и синергии, сейчас речь идет, как правило, о нескольких компаниях или конгломератах компаний. Соответственно, должно измениться и отношение к энергетике национальных государств: дискуссия-противостояние с единичными крупными оппонентами на тему налогообложения энергетики во внешнем мире как раз и должна выглядеть как постоянная "смена настроений".
Наконец, еще один важный фактор — рост зависимости положения национальных элит от динамики и характера перераспределения "энергетических денег": рост прибыльности ТЭКа достаточно сильно меняет в текущей модели экономики состояние ее "кровеносной системы", финансового сектора, который за последние десятилетия стал существенно более зависим от нефтедолларов. Во многом споры о "резервных валютах", торговых дисбалансах и тому подобных материях основываются именно на необходимости в текущих условиях обеспечивать привычные объемы потребления энергоресурсов (или объемы импорта в замещение экспорта энергоресурсов) в условиях плавающих курсов валют. При этом государствам приходится иметь дело с достаточно искаженным рынком: последнее исследование МВФ, посвященное энергосубсидиям в мире (март 2013 года), показало, что в случае с США и Китаем — по существу, основными в мировой экономике игроками — мы имеем дело также и с крупнейшими (сотни миллиардов долларов в год) предоставителями энергосубсидий в мировой экономике.
В этом аспекте причины еще более резкой смены "энергодовольства" на "энергонедовольство" в России становятся очевиднее: степень субсидирования энергетики в стране, отношения объемов валовых и секторальных субсидий к ВВП едва ли не на порядок выше, чем считается безопасным в других странах. Не менее важна и традиционная готовность правительства России рассматривать объемы энергосубсидий, как открытых, так и скрытых, как фактор внутренней политики. Пожалуй, ни в одной стране мира (за исключением разве что Ирана) вопросы динамики цен на топливо и газ, тарифов на электроэнергию и ЖКХ, а также смежных тем не являются так откровенно эксплуатируемыми политическими кругами. Венчает эту картину, собственно, устройство федеральной налоговой системы РФ, наиболее зависящей не от косвенных налогов, а от экспортных пошлин на нефть и нефтепродукты.
Впрочем, все эти факторы для России неуникальны. Возможно, оптимальные темпы развития энергетики и в России, и во всем остальном мире — это темпы развития ТЭКа с минимумом директивных перераспределений в нем: возможно, "энергонедовольство", имеющее множество негативных последствий и практически не имеющее позитивных сторон,— та цена, которую мировой экономике приходится платить за иллюзорную возможность вмешательства в экономику энергоотрасли с целью "наращивания эффективности".