Волга стала главным двигателем отечественной истории: именно на Волге происходили все самые значимые для России события
Первым "русской рекой" назвал Волгу вовсе не русский человек, а араб — путешественник и богослов Ахмед ибн Фадлан, побывавший в Поволжье в начале X века: в свей "Записке о путешествии..." он употребляет не хазарский гидроним "Атиль", а арабский "Нахр ар-рус" — "Река русских". И это вовсе не потому, что река принадлежала русским, напротив, за всю историю Волга никогда не принадлежала полностью никому из народов, оставаясь общей и единой для всех, кто жил на ее берегах. И в отличие от многих "исторических" рек Волга была колыбелью не одной, а трех цивилизаций.
Но Фадлан пророчески увидел главное: для русских Волга стала не просто местом обитания, источником воды и транспортной артерией, но и основой для формирования будущего государства, его становым хребтом.
Вообще, первыми на Волге (если не считать доисторических скифов и прочих гуннов) появились хазары, бежавшие сюда с Кавказа под напором Арабского халифата. Уже в середине VIII века в дельте Волги строится столица Хазарии — город Итиль, громадный — по меркам Средневековья — мегаполис, в котором, как установили археологи, проживало не менее 60 тысяч человек. В Итиле была и самая большая еврейская община в Европе: сюда бежали евреи из Константинополя, а позже в иудаизм перешла и вся хазарская знать.
В это же время в среднем течении Волги образовалось другое государство — Волжская Булгария, которой правил хан Алмыш. Не желая подчиняться хазарам, хан Алмыш начал искать опору на стороне: сначала на юге, у багдадского халифа, затем на севере, у вождей варягов и русов, у которых на Волге был свой интерес — торговый путь к халифату. Русы и варяги везли арабским купцам самый дорогой товар — славянских пленниц. Сделки оформлялись на границе с Хазарией, причем сами хазары брали себе довольно высокую пошлину — от 10 до 25 процентов, и, естественно, торговцы были заинтересованы в том, чтобы выбить для себя налоговые льготы.
В самом начале X века булгары наняли варягов для военного похода против Хазарии, как свидетельствуют арабские источники, в 913 году большая дружина русских, около 500 судов с сотней людей на каждом, вошли в Волгу и дошли до самого Каспия, грабя все города на своем пути. Затем набеги стали продолжаться один за другим, и организация такого военно-торгового промысла поставила перед варяжскими вождями вопрос о необходимости создания крепкого тыла на Волге с лояльным населением. И варяги стали строить города-крепости на всем течении Волги — тот самый скелет будущего Русского государства.
Князь Святослав предъявил хазарам уже территориальные претензии, требуя освободить от уплаты дани славянские племена вятичей, а затем опустошил все города Хазарии, включая и сам Итиль. Это изменило расклад политических сил в регионе, причем совершенно иным образом, нежели предполагали русские князья и булгарские ханы: воспользовавшись ослаблением хазар, из-за Волги хлынули кочевники-печенеги (или огузы — тюркские племена), которые вскоре убили и самого Святослава. За печенегами пришли половцы, которые уже заключили союз с русскими князьями против булгар, за ними — монголы, подчинившие себе и булгар, и славян. Но и тогда настоящими хозяевами реки были русские пираты-ушкуйники из Новгорода, которые в 1374 году разграбили и сожгли столицу Золотой Орды — Сарай-Бату. Ушкуйники и были главной причиной возвышения Москвы как противовеса Великому Новгороду — ордынские ханы предпочитали иметь дело пусть и с вороватыми, но лояльными московитами, чем с неуправляемыми новгородскими "полевыми командирами".
На Волге зародился и русский имперский стиль: сказочная пестрота, смешение западного и восточного, изменчивость и некоторое лукавство душевных устоев, которое лучше всего чувствуется в Казани — городе, где неразрывно переплелись традиции двух крупнейших мировых религий. Екатерина II, например, велела содержать на государственные средства Магометанское духовное управление.
Смешение стилей происходило и на самой реке, так, в верховьях Волги бурно развивался капитализм, превративший тихий и провинциальный Рыбинск в "хлебную столицу" страны и важнейший внутренний порт, через который проходили миллионы пудов пшеницы. Здесь же возникло и такое типично русское явление, как бурлачество — символ русской безысходности. На другом конце Волги — в Симбирске — родился другой характерный и выразительный для России типаж: где-то недалеко от города находилась Обломовка, имение доброго и ленивого барина Ильи Ильича. Был ли когда-нибудь подобный барин на самом деле, сказать трудно, но его создатель, Иван Александрович Гончаров, долгое время жил в Симбирске — городе, который был переименован в честь другого Ильича и уроженца здешних мест — Владимира Ульянова, истребившего и капиталистов, и помещиков, и потомков бурлаков.
В ХХ веке Волга подарила миру еще два символа непростой русской судьбы. Прежде всего это Сталинград, город, не пустивший нацистов к главной русской реке. И русская Атлантида — Молога, маленький уездный городок, который был пожертвован реке во имя индустриализации. Бедствия революционного времени обошли Мологу стороной, но в сентябре 1935 года было принято постановление о начале строительства Рыбинского и Угличского гидроузлов. По первоначальному проекту уровень затопления водохранилища составлял 98 метров над уровнем моря, но товарищу Сталину этого показалось мало: мол, а почему у вас, товарищи, уровень воды не дотягивает до сотни метров?! Надо больше сотни давать — это вопрос политический!
И Молога, стоявшая на отметке 100 метров над уровнем моря, была обречена на затопление.