Сильные страхом

Составлен идеологический портрет современной России. Итог наблюдений: последние скрепы некогда единого, хотя и аморфного советского общества окончательно распались, граждане разбрелись по иным ценностным "квартирам". Новая идеологическая конфигурация тревожит: либеральные ценности, как оказалось, так и не прижились, а самыми массовыми идеями стали ксенофобия и национализм, замешанные на жажде социальной справедливости. Историки называют это "веймарской перспективой". В деталях разбирался "Огонек"

О результатах исследования "Российское идеологическое безвременье в зеркале социальных медиа" "Огоньку" рассказал руководитель этого проекта Эмиль Паин, доктор политических наук, профессор НИУ ВШЭ

— В течение года на основе анализа массовых интернет-сообществ и элитарных групп в блогосфере ваша исследовательская команда пыталась определить идеологический портрет современной России. Вырисовались четыре узнаваемых "лица": либеральное, левое, националистическое и провластное. В чем сенсация?

— Прежде всего нам удалось сосредоточиться на тех социальных феноменах, которые обычные опросы оставляют незамеченными. Сегодня, когда в России интернет-пользователи составили более 51 процента взрослого населения, а по количеству времени, проводимого в социальных сетях, наши сограждане оказались в числе мировых лидеров, появилась возможность анализировать не сиюминутные оценки респондентов, а устойчивые идеологические объединения, обладающие специфическим самосознанием и особым языком. Именно с составления словаря такого сообщества начиналось наше исследование. Оно показало, что разделение общества на идеологические группы можно считать свершившимся фактом. Отчасти это позитивный сдвиг — по сравнению с эпохой доминирования аморфной массы советских людей. Теперь тотальная мобилизация общества в мирных условиях исключена. Значительно меньше возможности манипуляции людьми. Однако у каждой медали есть и оборотная сторона. Международные сравнительные исследования интернет-сообществ показывают, что российское — самое раздробленное, его идеологические "кусты" слабо связаны друг с другом, умение разговаривать и договариваться так и не появилось. Это опасная тенденция.

Пока идеологическое разделение нашего общества весьма аморфно, что понятно: люди самоопределяются на основе тех признаков, которые сохранила наша историческая память, а, кроме левых-правых, либералов-державников, мы вряд ли что-то помним. В массовом интернете ("В Контакте") идеологическая направленность групп узнаваема уже по названию, вроде "Я русский", "Наша Родина — Советский Союз", "Коммуна" и т.п.

Анализ Facebook и Twitter показал, что здесь уже во всех идеологических течениях появляются своеобразные элитарные ячейки, способные усложнять политическое дробление. Элитарный уровень левых, например, разделился на убежденных ксенофобов и защитников разного рода меньшинств. Однако при всех различиях просматривается несколько признаков, общих для всех течений. Во-первых, негативная консолидация преобладает над позитивной: если мы дружим, то только против кого-то. Во-вторых, нарастает недовольство. Ни одна из идеологических групп, включая провластную, не выражает удовлетворенности текущим положением дел и нынешнюю власть оценивает в лучшем случае как меньшее из зол. В-третьих, во всех группах преобладает скепсис в отношении позитивных перемен. Мало кто верит, что у нас может стать лучше, и уж тем более, что скоро станет лучше. Это и есть важнейший признак безвременья — настоящее безобразно, а будущее бесперспективно.

— "Вес" различных идеологических групп одинаков? Есть ли явные лидеры?

— Социологические исследования интернет-аудитории ("Левада-центр", 2012 год) показали, что соотношение идеолого-политических групп в интернет-сообществах мало чем отличается от того, что социологи фиксируют во всем обществе или в среде избирателей. Численно во всех случаях пока преобладает группа провластных (пусть и не с таким отрывом, как на последних выборах президента), далее идут объединенные левые и замыкают список "демократы-либералы" и националисты. Наше исследование тоже опровергает миф о разделении общества на "партию интернета" и "партию телевизора": нет между ними существенных различий. Интернет сегодня — это зеркало всего общества, отражающее сложившиеся в нем идеологические приоритеты.

Однако эти приоритеты меняются. Чтобы оценить, какой будет идеологическая палитра России в ближайшем будущем, стоит обратить внимание на способность к самоорганизации и объединению сторонников каждой из представленных групп. Когда все находится в становлении, эта способность очень важна. И в этом аспекте расстановка сил иная. Наибольшую способность и готовность к самоорганизации проявили левые и националисты. Заметно отстают провластные (их организовывают сверху). А наименьший интерес к самоорганизации у либералов. Соответственно, у них же самые безрадостные перспективы. Существенных различий между массовыми интернет-сообществами и элитарными в либеральной среде не проявляется, они равномерно атомизированы. Нам почти не удалось найти устойчивых для сообщества самоназваний, даже слово "либерал" не пользуется популярностью. Вместо политической самоидентификации преобладают сугубо этические оценки, вроде "рукопожатные" — "нерукопожатные", и негативная идентификация "мы — не они" ("антиселигер"). Кроме того, в этом исследовании мы выделили тематические блоки дискуссий каждой из четырех групп — новости, самоорганизация, идеология, развлечения и так далее. И выяснилось, что только у либералов преобладает блок "иное" — это та каша с гвоздями, которой даже названия не найти: личные фотографии, обсуждение книг, споры о киногероях и котиках... Собственно политический контент сведен к минимуму. Интерес к приватной жизни понятен, но обратите внимание: мы рассматривали политические интернет-сообщества.

— Может, либералам просто надоело говорить об очевидном? Политическая программа-то 200 лет как ясна: правовое государство, демократизация...

— Это вовсе не программа, а фрагменты политического идеала, который к тому же именно в этом сообществе самый неопределенный, туманный. Справедливо заметить, что и на Западе сегодня либеральная идеология сравнительно размыта. Но почему? Потому что там основная либеральная идея — о главенстве прав человека — стала общим местом. Ею воспользовались почти все существующие партии. Либералам осталось бороться за частности. Однако у нас иная ситуация. Права человека в России ценностью не считаются. Более того, именно сейчас они подвергаются целенаправленной травле, постулируется мысль, что Запад использует идею прав человека для вмешательства во внутренние дела России. Казалось бы, в этих условиях именно либералы должны сплотиться под знаменем защиты прав человека, но, увы, и в этом лагере идут дискуссии (пусть и в иносказательной форме) о пользе соблюдения таких прав. Случается, что либералы (даже такие заметные, как Владимир Милов) предлагают с пониманием отнестись к призывам "Хватить кормить Кавказ!" и "считаться с устойчивыми стереотипами против "выходцев с Кавказа"". Уж какие тут права человека.

Идея гражданской нации, полтора века назад высказанная Ренаном, в либеральном сообществе даже не упоминается. Непонятыми для идеологов российского либерализма остались и идея Геллнера о нации как основе экономической и политической модернизации, и мысль Данкворта Растоу о том, что национальное единство — главное предварительное условие для демократии. Народ может стать источником власти, однако сначала нужно договориться, кто же такой народ. Россия решила обойти ответ на этот щекотливый вопрос, в результате у нас ведутся споры между либералами-космополитами и этническими националистами — заранее тупиковые споры. И, наконец, главный грех современного русского либерализма — это склонность его сторонников к идее исторической предопределенности. В двух ее разновидностях. Во-первых, в пессимистической. В России, мол, сложилась такая авторитарная политическая культура, рабское сознание. "Плохой народ" не способен отказаться от "исторической памяти" и поддержать либеральный курс. Во-вторых, предопределенность сквозит и в натужно оптимистических выступлениях. Этот мотив преобладает на митингах, когда собравшихся убеждают, что исторический прогресс сам собой приведет Россию к торжеству свободы и демократии. Непонятно лишь, о каком масштабе истории идет речь — о веках, тысячелетиях? Если говорить о текущем историческом моменте, то он показывает, что победа из рук либералов ускользает. Положим, они многое сделали для того, чтобы внушить большинству населения святую ненависть к "партии жуликов и воров". Но вот публикуется список министров-миллионеров, охарактеризованных как сторонники экономического либерализма, и тут же в интернете появляется пост: "Хорошо устроились либерасты: сами воруют, а на Путина сваливают". Доверия нет.

— Хорошо, допустим либералы — аутсайдеры гонки, а какие силы могут стать ее лидерами? Не националисты ли?

— Не исключено, что претендентами на первое место окажутся совершенно новые силы — идеологические мутанты, возникшие из сочетания ксенофобного национализма и левого социального популизма. Их появление вызвано запросом снизу. Наше исследование показало, что единственная идея, общая для массовой аудитории каждой из четырех групп,— это ксенофобия. Исламофобия, кавказофобия, мигрантофобия распространены даже среди либералов, а в других течениях они еще сильнее. Растет популярность также идеи социальной справедливости. Согласно последним соцопросам, россияне все большее значение придают условиям жизни, комфорту и защищенности — по сравнению с тем же увеличением зарплаты. А власти, конечно, гораздо легче прибавить зарплату и индексировать пенсии, чем разбираться с ЖКХ. Назревает недовольство. Подстраиваясь под эту реальную повестку дня, националисты и левые мутируют. Самые активные ячейки слева и справа подхватывают лозунги друг друга, сливаясь в своеобразный национал-социализм российского разлива. В одном из информационных листков (партии "Воля", отнюдь не самой популярной, но весьма показательной) собраны все ударные лозунги: критика власти — "наша страна умирает. Ее убивают как раз те, кто должен "по должности" о ней заботиться — чиновники"; национализм: "народное движение "За Иванов!" — это значит в защиту коренного населения России против колонизации страны"; левая риторика против иностранной буржуазии: "заводы и предприятия за годы перестройки были отданы на откуп Западу, грабительство названо "приватизацией"". Подобные лозунги в современной России вполне перспективны.

— Вы хотите сказать, что у партии власти появилась альтернатива — национал-социалистическая?

— Прежде всего я хочу сказать, что эпоха безвременья уходит. Это еще не очень заметно — как наступление утра зимой: пять часов утра в декабре мало отличаются от трех часов ночи, однако язык все-таки говорит нам, что одно — утро, а другое — ночь. И вот сейчас по ряду признаков уже можно угадывать приближение хмурого утра.

Фундаментом безвременья была политическая стабильность, пусть и застойная. В таких условиях большинство идеологических группировок оставались пассивными и могли позволить себе абстрактно размышлять на тему, а нужны ли нам программы действий. Но это была шаткая конструкция, и стоило какой-то из ее частей проявить активность, как равновесие нарушилось. После серии митингов в декабре — мае прошлого года включилась власть. Ее новую стратегию Владислав Сурков назвал "долгожданной жесткостью", а политическая оппозиция (практически всех ее оттенков) — репрессиями. Так или иначе, возникает цепная реакция — действие рождает противодействие. То, что Сурков назвал "однозначной победой" власти, может быть всего лишь естественным запаздыванием ответа оппозиционных сил на действия властей. В начале прошлого века этот ответ растянулся на 12 лет (между 1905 и 1917 годом), сегодня сроки способны сжиматься, а варианты "отдачи" — быть еще более непредсказуемыми.

Оппозицию буквально провоцируют к росту напряжения: в 2010 году, когда футбольные фанаты вышли на Манежную площадь, Путин с ними встретился. Через год, после целой серии многократно больших по численности митингов, власть отказалась от диалога. Оппозиция, дескать, не конструктивная. Действительно, куда ей до футбольных фанатов. Но ведь и провластные силы не получили успокоения. Напротив, именно они стали основными потребителями потока антизападной истерии. Мобилизовать с ее помощью население нельзя, не получается, а вот страхи и фобии возрастают, а это плохая опора для стабильности. К тому же все это происходит в условиях экономического спада. За период 2012 года динамика ВВП снизилась в России примерно в четыре раза. Приток иностранных инвестиций в экономику России уменьшился и, по прогнозам, в 2013 году еще уменьшится. Правительство РФ выдвинуло задачу улучшения инвестиционного климата. Но стратегия "долгожданной жесткости" вряд ли будет способствовать этому. Вся система сдержек и противовесов, обеспечивавшая состояние застойной стабильности, деформируется. Нас ждет интересное будущее.

— В этом будущем всем найдется место? Националисты, либералы, левые — у них есть еще шанс договориться, выдумать общую идею развития?

— История в таких ситуациях, как сегодняшняя российская, предлагала два варианта сплочения граждан на общей платформе. Либо испанский сценарий — пакт Монклоа: когда разные группы объединились в неприятии режима Франко и выработали "дорожную карту" демократического транзита; либо сценарий эволюции Веймарской республики — от авторитаризма к диктатуре. Во втором случае, как мы помним, объединение происходило не за счет диалога и учета мнений оппонентов, а за счет устранения и выдавливания всех, кто не подписывался под общей программой. Я не говорю, что в России невозможен первый сценарий. Однако опасность второго налицо: он гораздо проще и, если ничего не предпринимать, в силу исторической инерции может осуществиться именно он.

Беседовала Ольга Филина