Выставка живопись
Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников / купить фото
К 90-летию московского художника Арона Буха (1923-2006) Московский музей современного искусства на Тверском бульваре показывает небольшую ретроспективу. Живопись здесь не менее важна, чем видеофильмы о Бухе,— процесс зачастую увлекательнее результата. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
В 1945 году искусствовед Абрам Эфрос сделал доклад под названием "Судьбы дореволюционных художественных течений в советской живописи". Эфрос был одним из самых тонких ценителей искусства в сталинском СССР, он мыслил парадоксально и свежо. Только что кончилась война, в последние месяцы которой многие советские люди не только победили фашизм, но и заново открыли для себя Париж. То, что говорил Эфрос, звучало очень актуально. Он выводил всю советскую живопись из импрессионизма. И автор "Колхозного праздника" Сергей Герасимов, и главный портретист Сталина Александр Герасимов, и не менее официозная тройка Кукрыниксов — все они, по Эфросу, вышли из цилиндра Эдуарда Мане.
Через пару лет после доклада Эфроса началась кампания против космополитов, импрессионизм превратился в слово не то что ругательное, а прямо-таки опасное: любые связи с Монмартром означали запрет на выставки и профессию в целом. Эфрос тут, конечно, ни при чем. Он делал свою работу: видел суть за пропагандистским фасадом, ставил зеркало перед трудягами идеологического фронта, и они с радостью узнавали себя в полуголодных романтиках Парижа 60-летней давности. И когда наконец поминать импрессионистов стало можно, миф о великом, спонтанном искусстве мансард, личной независимости и богемном образе жизни поглотил массу советских художников. Как и Мане, Дега etcetera, они видели себя собеседниками Веласкеса и Рембрандта, сопротивлялись времени как могли и не хотели думать о том, что импрессионизм такое же порождение Новейшего времени, как фотоаппарат, фастфуд и ГУЛАГ. Ныне художники такого типа редкими всполохами пролетают в серьезных выставочных залах, и выставка Арона Буха — одно из исключений.
Бух родился в Бердичеве в 1923 году. Семья переехала в Москву, когда будущему художнику было три года. На фронт Буха не взяли, годы войны он провел на заводе в тылу. Вернувшись в Москву, он идет учиться искусству сначала в художественную студию к Константину Юону, а затем — в училище памяти 1905 года, которое с блеском заканчивает в 1947-м. "Феликс с бабушкой" (1955), самое раннее полотно на выставке, выдает в Бухе в меру мастеровитого поставщика бытовых сценок на всесоюзные смотры художественных достижений СССР. В 1959 его принимают в Союз художников, но постепенно Бух становится все менее и менее конформным, не перебегая, однако, в подпольный лагерь. Художник, как и многие его коллеги, закрепляется в постимпрессионистской манере, позволяющей на-гора выдавать предсказуемый результат. Достаточно найти приятное сочетание цветов и нагромождать антропоморфные пятна так, что любое обнаженное тело кажется написанным в какой-то эротической истоме, сквозь головокружение.
На процесс создания полотен смотреть едва ли не интереснее, чем на результат, и организаторы выставки об этом знают. Громадная видеопроекция на одну из стен показывает Буха в работе. Модель — актриса Анна Герц, одетая по парижской моде времен младенчества художника. Бух сидит вплотную к холсту. Первый слой наносится комками мокрой бумаги: они окунаются в краску и елозят по полотну, растворяя жест художника в приблизительном мазке. Мелкие детали прорисовываются кисточкой. Рядом с видео выставлен законченный портрет (2000). Смотреть, как работает художник, всегда интересно, к какой школе он ни принадлежал бы, но съемка процесса — это особый жанр, показатель гениальности автора еще со времен фильма "Тайна Пикассо" 1956 года. Всей своей биографией Бух реконструировал путь художника эпохи авангарда, только в условиях сначала совка, а потом рынка и разнообразия. Его фигура подчеркнуто анахронична. Смотреть выставку Буха сродни походу в театр на хорошо знакомую пьесу. Надо сказать, Бух играл честно и искренне, а его полотна примиряют со сложной действительностью не хуже бокальчика бордо за столиком парижского кафе.