Инженер нечеловеческих тел
Анна Толстова о выставке Александра Калдера в Pace London
Слово "мобиль" (mobile) придумал Дюшан, слово "стабиль" (stabile) — Арп. Калдер не придумывал слов — он делал вещи. Одушевленные вещи. Эфемерные создания. Мобили — фантастические организмы, разбросавшие в разные стороны разноцветные металлические лепестки на проволочных усиках, шевелящиеся от дыхания зрителя и сохраняющие при этом хрупкое равновесие. Стабили — фантастические существа, обездвиженные, но словно бы готовые в любую секунду сорваться с места.
Фото: Calder Foundation, New York / Art Resource, NY © 2013
Фото: Calder Foundation, New York / Art Resource, NY © 2013
Ему повезло родиться в артистической семье. Отец — известный американский скульптор, причем потомственный: колоссальная статуя Уильяма Пенна на башне филадельфийской ратуши — работа калдерова деда. Мать — живописец, портретистка, учившаяся в Париже в Академии Жюлиана, знаменитой в том числе тем, что туда принимали женщин и — о, ужас! — позволяли им рисовать обнаженных натурщиков. Надо ли говорить, что родители всячески поощряли художественные наклонности ребенка. Одиннадцати лет от роду он преподнес им на Рождество латунные статуэтки собачки и уточки — уточка раскачивалась, то есть была его первой кинетической скульптурой. Игрушки — всевозможных лошадок, слоников, кенгуру, птичек и рыбок на шарнирах и колесиках — он делал до самой старости. Из огрызков дерева и консервных банок. Изумительные — кое-что было даже запущено в массовое производство. Позже, как и положено всем любимым и избалованным детям, он изрядно огорчил родителей, пойдя в инженеры. А еще позже, получив инженерский диплом и сменив десяток более или менее инженерных работ, от чертежника до автомеханика, нанялся кочегаром на судно и где-то у берегов Гватемалы наблюдал одновременно восход солнца и луну на небосклоне. Это было знамение. Он опять пошел учиться, но теперь на художника, вначале — в Нью-Йорке, затем — в Париже.
Ему повезло попасть в Париж, который всегда с тобой, который дада и сюрреализм, который Леже, Дюшан, Миро, Арп и Мондриан, который группа Abstraction-Creation, где он состоял с самого ее основания в 1931-м. Можно подумать, что мобили с их кляксообразными формами — это ожившая живопись Миро или графика Арпа. Но нет: это прежде всего конструкция, и внутренний переворот случился с ним после визита в мастерскую Мондриана, конструктора чистой рациональности. Псевдоафриканская резьба по дереву и псевдомайолевская бронза были забыты — он принялся расчерчивать холсты скучными диагоналями на равнобедренные треугольники, однако (к счастью, быстро, но, к сожалению, не навсегда), поняв, что живопись — это не его, вновь взялся за инженерное дело, но с сугубо художественными целями. Накануне отъезда во Францию он недолго подрабатывал в одной нью-йоркской газете рисованными репортажами из легендарного Ringling Bros. and Barnum & Bailey Circus — цирк сделался его любовью на всю оставшуюся жизнь, и уже в Париже он соорудил Cirque Calder — миниатюрное шапито с проволочными фигурками двуногих и четвероногих артистов, чтобы часами развлекать друзей-сюрреалистов кукольными представлениями. Словом, в рожденных осенью 1931-го и тут же окрещенных мобилями эквилибристах, что поначалу приводились в движение крохотными электрическими моторчиками, сошлись все его интересы: инженерия, игрушки, цирк, абстрактные конструкции, металл, проволока. От моторчиков он вскоре отказался — усовершенствованные мобили затрепетали от мельчайшего дуновения ветра. Они были само воплощение духа сюрреализма: рациональная иррациональность — математически безупречный расчет системы противовесов ради попирающей всякую логику структуры пляшущих в пространстве линий и пятен. Преисполнившись этого духа, Калдер вернулся на родину.
Галерейная империя Pace, ставшая монополистом на рынке по части Калдера, выставляет в одном из лондонских филиалов мобили и стабили переломного периода — 1945-1949 годов. Внешне ничем не примечательного периода. Он просто очень много работал, доводя до совершенства свои и без того совершенные создания. Он еще не был обласкан вниманием музеев — на его счету была только одна музейная выставка (в нью-йоркском Музее современного искусства в 1943-м), правда, куратором там выступил не кто-нибудь, а Дюшан. Он еще не вошел в полосу больших скульптурных заказов, дизайна городской среды, тиражирования себя в ювелирных украшениях и ковриках, армии эпигонов и повального увлечения кинетизмом. Он еще не стал попсовой фигурой, про которую советский зритель, если он не побывал на Американской выставке в Сокольниках в 1959-м, мог, например, узнать из фильма "Служебный роман". Из того эпизода, где вернувшийся из загранки карьерист Самохвалов просвещает гостей насчет "американца Калдера, подавшего идею мобиля": "XX век, такой ритм, суматоха, приходишь с работы — успокаивает нервы". Впрочем, до гран-при Венецианской биеннале Калдеру оставалось совсем недолго. Ну а статью к каталогу его первой послевоенной парижской выставки написал сам Сартр. Мобили кажутся ему живыми: мотыльки, пауки, лебеди, стыдливая мимоза, джазовый танец под эолову арфу — текст весь в биологических и музыкальных метафорах. Текст писался в 1946-м — ждешь, что сейчас будет что-то сказано про механистическую цивилизацию, приводящую к катастрофе гуманизма. Ничего подобного: Калдер предстает у Сартра не то орудием, не то ассистентом, не то творцом Непознаваемой Природы, нежданно-негаданно выпускающей в мир мириады легкокрылых бабочек.
"Калдер после войны". Pace London At 6 Burlington Gardens. До 7 июня