Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ / купить фото
Я не согласен с писателем Борисом Акуниным, когда он утверждает, что помогать людям надо так, как будто государства нет вовсе ("Монетизация солидарности", "Ъ" от 22 марта). Я не согласен, хотя понимаю и глубоко уважаю эту его гражданскую позицию. Я не согласен, потому что сколько-нибудь серьезных частных клиник в России нет и еще долго не будет (слишком длинные это деньги для российского частного капитала), так что лечить нам наших детей придется и впредь в основном в государственных клиниках. И, значит, надо договариваться.
Я не согласен с Борисом Акуниным — но ровно так, как он предлагает, Русфонд и действует уже 17-й год кряду, помогая тяжелобольным детям России.
По-другому, соглашайся — не соглашайся, все равно не получается, потому что наши медицинские власти все эти годы делают вид, будто нет ни дефицита финансирования здравоохранения, ни благотворительных фондов, которые с помощью тысяч, а теперь уже и миллионов сограждан пытаются этот дефицит хоть как-то сократить. Все, что мы ни делаем, до сих пор происходит вопреки главной установке медицинских чиновников, а она неизменна: государство полностью финансирует здравоохранение... Так нам говорили в начале нулевых, когда госказна была откровенно тощей, в середине нулевых, когда здравоохранительные бюджеты стали реально расти, в конце нулевых, когда, как утверждается, бюджет вовсе вырос в разы. И теперь говорится ровно то же.
А потом в Минздраве удивляются, почему народ рвется на лечение за границу. На самом деле это тема доверия народа к власти. На лукавстве да недосказанностях доверие не растет.
Текущий бюджет здравоохранения у нас и сегодня дефицитен. Министр Вероника Скворцова не скрывала этого еще 26 февраля в докладе Совету по реализации приоритетных национальных проектов. Президенту страны, считают в Минздраве, можно делать такие признания, а всем остальным знать необязательно? Но ведь это лишь первый уровень дефицита, а есть и второй: осознанные обществом и Минздравом потребности в "дополнительном финансировании новых медтехнологий", как деликатно выразилась министр в совете, на десятки миллиардов рублей. А есть еще и третий уровень дефицита, куда более масштабный, на сотни миллиардов рублей, о нем говорят лишь редкие продвинутые врачи да несчастные родители детей с орфанными болезнями. Например, с этого года у нас впервые больные 24 редких диагнозов получают государственную медпомощь, но всего Минздрав насчитывает 230 "орфанов". Между тем в странах ЕС знают и лечат уже до пяти тысяч орфанных болезней.
Высокотехнологичная медицинская помощь детям-сиротам, как пишут в Русфонд читатели "Ъ" и телезрители, не вписывается в текущий бюджет. Заместитель министра Татьяна Яковлева в ответе (полный текст читайте на rusfond.ru) на "Сиротский пакт" рассказывает, что ВМП в 2012 году "оказана более чем 200 детям-сиротам", а в этом году, по данным на 7 марта, "за счет средств федерального бюджета в федеральных медицинских учреждениях — 11 сиротам". Много это или мало? Татьяна Владимировна не сообщает, какие реальные потребности детей-сирот были в прошлом году и ожидаются нынче. Она не пишет, как и чем лечат, протезируют "пациентов этих категорий", есть ли среди них те, кого отправляли (отправят?) лечиться за границу. Хочется верить, замминистра не пишет об этом по единственной причине: таких данных нет ни в Минздраве, ни Минобразовании, ни в Минтруде. Но если бюджет дефицитен для домашних детей, то можете себе представить, как он дефицитен для сирот. Зато редакции "Ъ" известно другое: вскоре после публикации "Сиротского пакта" в ряде регионов страны сотрудникам Русфонда заявили, что нужды в благотворительной помощи сиротам не было, нет и не будет. В других регионах, как сообщают коллеги из благотворительных фондов, которые годами опекали здесь сирот, теперь детдома, интернаты и дома ребенка закрыли перед ними все двери. И в местных минздравах говорят: из Москвы поступил категорический запрет на использование пожертвований граждан и фондов для сирот.
А Минздрав РФ тем временем призывает нас высказаться "относительно единого "Порядка взаимодействия", в рамках которого все спорные вопросы могли бы быть урегулированы". Какие споры, Татьяна Владимировна?! Высказаться тоже можно, но давайте, наконец, сотрудничать. Тем более что предложения Русфонда хорошо известны министерству. Вот уже пятый месяц оно убеждает нас, что работает над "созданием эффективной архитектуры взаимодействия". Может, перейдем уже к делу?
Весь сюжет rusfond.ru/kolonka
Прямая речь
Госбюджета на медпомощь детям не хватает. Государству оплачивать лечение всех болезней хотя бы частично или полностью, но выборочно?
Евгений Бушмин, председатель комитета Совета федерации по бюджету:
— Лучшим выходом было бы увеличить статью расходов на медицину, чтобы денег хватало всем больным. Но если такой возможности нет, значит, надо лечить настолько, насколько хватает средств, при этом оплачивать лечение полностью. Потому что медицина у нас должна быть бесплатной, а если оплачивать лечение частично, то здравоохранение получается платным.
Олег Салагай, пресс-секретарь министра здравоохранения РФ:
— Ситуация, при которой расходы на лечение некоторых заболеваний не полностью покрываются государством, характерна для всех стран мира вне зависимости от затрат на медицину. Однако нужно стремиться к тому, чтобы медицина помогала как можно большему числу людей и как можно в большем объеме. Нехватка финансовых ресурсов не повод перестать двигаться в правильном направлении. Если средств не хватает, нужно последовательно их изыскивать, оптимизировать текущие подходы — в общем, делать все, что необходимо для повышения доступности медицинской помощи для граждан.
Татьяна Друбич, актриса, сопредседатель попечительского совета фонда помощи хосписам "Вера":
— Ни одно государство не в состоянии оплачивать все расходы на здравоохранение, это всегда тяжелейшее бремя для бюджета. И ни одно государство никогда не поможет конкретному человеку, нуждающемуся в помощи, так, как может помочь ему другой человек. Только развитие благотворительности, личное участие в судьбе друг друга и делает нас людьми. А государство должно, конечно насколько возможно, увеличивать бюджет на здравоохранение.
Леонид Млечин, историк, телеведущий:
— Если в бюджете не хватает денег на медицину, значит, надо реорганизовать бюджет и изъять деньги из других его статей. Существует круг заболеваний, лечение которых государство должно оплачивать всегда и полностью,— это касается особо серьезных болезней, таких, из-за которых страдающий человек сам не в состоянии зарабатывать себе на лечение, потому что он вообще работать не может. И этот круг заболеваний должен быть четко очерчен.
Борис Альтшулер, президент региональной общественной организации содействия защите прав детей "Право ребенка":
— Когда немцы оккупировали Прибалтику, там была одна женщина, еврейка, с тремя детьми. И когда их везли на уничтожение, охранники сказали ей: мы тебя отпустим, можешь выбрать одного ребенка, он пойдет с тобой. И мать тут же сошла с ума. Вы хотите, чтобы и я сошел с ума, отвечая на ваш вопрос? Двух убить — одного оставить? Это вопрос к президенту, к правительству, к Думе: когда кончится этот маразм в нашей купающейся в нефтедолларах стране? На ваш вопрос у меня нет другого ответа, кроме глубочайшего возмущения тем, что такой вопрос вообще возможен.
Татьяна Лазарева, актриса, телеведущая, член попечительского совета благотворительного фонда "Созидание":
— Не хотела бы я оказаться на месте государства! У меня нет ответа на ваш вопрос, потому что тут для меня нет никакого выбора. Оплачивать пусть полностью, но половину диагнозов — это цинизм. Оплачивать всем, но только часть лечения — тоже цинизм и бессмысленная трата денег, ведь человек не может быть вылечен наполовину.
Все ответы rusfond.ru/speak