Пустая порода

Фестиваль / Кино

В столичном кинотеатре "Кинопанорама", который часто предоставляет экран для демонстрации лент молодых независимых кинематографистов, состоялся фестиваль отечественного артхауса "Восстание собак". АЛЕКСАНДР ГУСЕВ обнаружил в его программе как неуклюжие постановки самоуверенных аматоров, так и вполне достойные работы.

Современные технологии не только способствовали превращению мира в большую деревню, но и сделали максимально доступными средства, с помощью которых можно фиксировать в ней собственное существование. И пока многие украинские кинематографисты уныло сетуют на отсутствие должного государственного финансирования, молодые режиссеры из стран, ситуация в которых ничуть не лучше отечественной, вооружаются цифровыми камерами и снимают фестивальные хиты, а то и вовсе поднимают "новые волны" вроде румынской. Впрочем, и в наших краях все чаще появляются энтузиасты, готовые делать фильмы без помощи (и одновременно без диктата) чиновников и владельцев телеканалов.

В программу фестиваля "Восстание собак" вошли картины, созданные по принципу "не имей сто рублей, а имей сто друзей",— они, как правило, сняты в естественных декорациях людьми, готовыми работать за минимальную оплату, а то и вовсе без нее. Время и место действия этих картин — здесь и сейчас, действующие лица — предельно узнаваемы, словно соседи в вагоне метро.

Галерею "героев нашего времени" открыл персонаж "Последнего дня Евро" Александра Шапиро. Режиссер показал день из жизни киевского сумасшедшего, снабдив повествование массой бытовых подробностей. Чаепития, переодевания, неторопливые прогулки и тому подобные действия сопровождаются монологом героя, вспоминающего свои злоключения. Речь героя, впрочем, настолько бессвязна, что смысл ее можно понять только благодаря субтитрам. Куда традиционнее выглядят "Истории графомана" Олега Филиппенко, посвященные трагикомическим взаимоотношениям трех пар, которые принадлежат к разным возрастным и социальным группам. Эти переплетающиеся лав-стори наполнены выразительными деталями и неглупыми, хотя и зачастую предсказуемыми сюжетными поворотами. К сожалению, ведется рассказ таким образом, что название картины воспринимается едва ли не как ее жанр. Визуальный ряд грешит крупными планами и неряшливым монтажом, исполнители отчаянно переигрывают, диалоги и мизансцены испорчены мелодраматизмом.

"Презумпция согласия" российского режиссера Фархота Абдуллаева поначалу также обескураживает неказистой картинкой, однако этот огрех искупает драматургия и точно выдержанная тональность, когда самые драматические перипетии разрешаются без патетического надрыва. Лента рассказывает о молодом враче-азербайджанце, получившем место в больнице подмосковного городка. Тема ксенофобии раскрыта в фильме без назидательной политкорректности — окружающие не проявляют к герою откровенную враждебность, они лишь полны недоверия и почти неуловимого пренебрежения, которые усиливаются всякий раз, когда новичок пытается на благо пациентов нарушить заведенный распорядок. Национальность персонажа дополнительно подчеркивает одиночество в чуждой среде, живущей по не терпящим вмешательств законам. Зрители искренне радуются за героя, когда ему протягивает руку дружбы заезжая знаменитость — блестящий нейрохирург, и испытывают вместе с молодым врачом душевные терзания, поскольку этот доброжелатель оказывается законченным мерзавцем.

Несмотря на то что российская картина была показана на правах "гостя фестиваля", отраженная в ней реальность существенно ничем не отличается от украинской — те же бедность и социальная апатия, такой же бесправный, невежественный и агрессивный народ, который, противясь переменам, выступает союзником власть предержащих и готов стереть в порошок всякого, кто пытается облегчить его участь. На невеселые обобщения наталкивает и украинская картина "Гамер" — нашумевший режиссерский дебют Олега Сенцова. Фильм был отмечен на нескольких международных фестивалях, что, впрочем, не облегчило его путь к украинской аудитории — он так и не был выпущен в прокат. А зря. Это неспешное повествование о подростке, который, кажется, не интересуется ничем, кроме компьютерной игры Quake, воспринимается и как социальное кино о потерянном поколении, губящем детство в пивных и компьютерных клубах, и как психологическая драма о юноше, не способном найти место во взрослом мире, и как притча о детях, воспитанных на призрачных ценностях.

Завершил фестиваль четырехчасовый показ короткометражек, составленный из картин смельчаков, откликнувшихся на призыв организаторов "нести все, что не стыдно". Программа, в которую вошли и любительские работы, и ленты профессиональных режиссеров, в целом произвела гнетущее впечатление. Претенциозность, прикидывающаяся экспериментом, но выдающая прежде всего плохое образование авторов; философские рассуждения, полные напыщенных банальностей; сатира с остротами в духе ТВ-ситкомов — большинство этих работ лишь подтверждают, что демократизация кинопроцесса отнюдь не гарантирует увеличения количества достойных фильмов. Одна из немногих удавшихся короткометражек — "Тапер" Андрея Безлюдного по мотивам рассказа Чехова — была посвящена именно драме посредственности, отказывающейся от непрестижного ремесла и берущейся за перо (за кисть, за фотоаппарат, за кинокамеру), не обладая при этом ни каплей дарования. И все же, как показывает пример того же "Гамера", от которого на родине отмахивались, как от бесталанной любительщины, пока фильм не приметили селекционеры Роттердамского фестиваля, и в ворохе киномусора иногда попадаются жемчужины.