Во вторник в СИЗО "Матросская тишина" начнется суд над бывшим председателем Российского фонда инвалидов войны в Афганистане (РФИВА) полковником ГРУ Валерием Радчиковым. Он обвиняется в организации взрыва на Котляковском кладбище и хищении $2,5 млн. В течение двух лет, проведенных в камере, Радчиков отказывался отвечать на вопросы следователей Генпрокуратуры. Исключение он сделал только для корреспондента "Коммерсанта" СЕРГЕЯ Ъ-ДЮПИНА.
Валерий Радчиков, вернувшийся из Афганистана без ног, был одним из лидеров ветеранского движения. Фонд, который он создал и возглавил в начале 90-х годов, получил беспрецедентные таможенные и налоговые льготы. В 1994 году в руководстве фонда произошел раскол. Один из сподвижников Радчикова, Михаил Лиходей, обвинил его в растратах, и вскоре был взорван вместе с телохранителями в подъезде собственного дома. Через год было совершено покушение на самого Радчикова. Получившего семь пулевых ранений полковника врачи буквально вернули с того света. В 1996 году, на поминках по Лиходею, которые проходили на Котляковском кладбище, прогремел мощный взрыв, который унес жизни еще 14 "афганцев", их родственников и друзей. В апреле 1997 года Радчиков был арестован и обвинен в организации взрыва, а также хищениях.
— Проблем с законом у меня никогда не было. Тем не менее летом 1995 года за мной установили слежку и стали прослушивать телефонные разговоры. Кто именно этим занимался, сказать не могу. Во всяком случае, все мои запросы в правоохранительные структуры относительно причин слежки так и остались безответными — никто в "авторстве" не сознавался. Ну, а дальше вы знаете — попал в СИЗО.
— Михаил Лиходей первым обвинил вас с растрате денег афганского фонда. Между тем говорят, что незадолго до его гибели вы смогли найти с ним общий язык. Зато с его преемником, Сергеем Трахировым (он погиб на Котляковском кладбище), всегда были на ножах.
— Лиходей не обвинял меня в растратах. Он прекрасно знал, что у РФИВА "своих" денег не было, а, следовательно, и растратить их председатель фонда при всем желании не мог. Он упрекал меня в неумелом руководстве, отрыве от "братьев-афганцев" и постоянно требовал моего смещения. В начале все это происходило на уровне наших личных взаимоотношений, а на работе организации в целом никак не сказывалось. Людям в регионах по большому счету было наплевать, кто из нас правит в Москве. Их больше волновали собственные проблемы. Только в конце 1993 года, когда наш конфликт стал просачиваться на страницы газет, региональные лидеры заволновались. Грызня в руководстве так или иначе вредила всему "афганскому" движению, и от нас с Мишей потребовали, чтобы мы срочно выяснили свои отношения. После этого все и началось.
Лиходей подал иск в Минюст, в котором попросил оценить законность решений конференций фонда, на которых меня избирали председателем. В апреле 1994 года ему ответили, что решения законны. Он не успокоился и решил обжаловать решение Минюста в судах. Но жалобы жалобами, а работать-то нужно. Поэтому мы с Михаилом договорились, что пока окончательное решение не принято, все документы на внешнеэкономическую деятельность будут по-прежнему оформляться за моей подписью. В октябре 1994 года мои полномочия подтвердил Верховный суд, но вся эта возня мне надоела. Я создал другую организацию — Российский фонд инвалидов военной службы (РОФИВС), а Лиходей занял мое место в РФИВА. На этом все наши конфликты и были исчерпаны. Что касается Трахирова, то никаких отношений у меня с ним не было. Но как только он пришел к власти в фонде, сразу побежал на меня жаловаться в прокуратуру.
— Говорят, что покушение на вас было совершено участниками некой преступной группировки, которая контролировала внешнеэкономическую деятельность фонда. Была ли у РФИВА "крыша"? И, если знаете, кто и почему в вас стрелял?
— Никакой "крыши" у РФИВА не было, и кто на меня покушался — понятия не имею. Однако убежден, что все взрывы и расстрелы, в которых гибли "афганцы", организованы одними и теми же людьми. А слухи, о которых вы говорите, распространяют следователи, которым нужно протолкнуть в суде свои версии.
— Может быть, и у вас есть версии, кто и почему в течение нескольких лет убивал руководителей фонда и предпринимателей, которые с ними работали?
— Доказательств у меня нет, а высказывать свои подозрения не хотелось бы. Могу лишь акцентировать ваше внимание на одной закономерности — все убийства совершались в одно и то же время года: осенью.
— Вас обвиняют в организации взрыва на Котляковском кладбище. И это при том, что едва ли не половина из тех, кто пострадал во время теракта, были вашими друзьями?
— Взрыв на Котляковском кладбище никому из нас нужен не был. Ведь после него любой "афганец" в общественном сознании стал ассоциироваться с образом преступника, террориста. Среди погибших ребят многие действительно были моими хорошими друзьями. Например, с Сашей Громыко мы подружились еще до армии, Афганистан прошли в одном подразделении, а потом он часто останавливался у меня дома, когда приезжал в Москву.
— Выдвинутые против вас обвинения главным образом строятся на показаниях Андрея Анохина, который привел в действие взрывное устройство на кладбище. Почему он назвал вас организатором взрыва?
— Не главным образом, а только на его показаниях! Противоречивых и непоследовательных. Анохин никогда не работал в фонде, не был моим водителем и вообще никакого отношения к РФИВА не имел. Гулял как кот — сам по себе. Где он работал и на что жил, я не знаю. Отношения у нас с ним были чисто соседские — жили в одном подъезде. Анохин, на мой взгляд, был болен "афганской" темой — никогда не снимал камуфляжную форму, участвовал во всех "афганских" тусовках. Разговоры вел только о войне и даже в музыке признавал исключительно "афганские" песни. Почему именно меня он назвал организатором взрыва, я не знаю. Думаю, что просто побоялся выдать настоящих заказчиков. Надеюсь, что судебное разбирательство поставит все на свои места.
— Нынешнее руководство фонда утверждает, что через РФИВА было ввезено в страну товаров почти на $1 млрд. В качестве посредника фонд должен был получить сотни миллионов. Но никто этих денег так и не увидел. Куда они делись? Ведь каждого инвалида можно было обеспечить по гроб жизни!
— Расхожую фразу про обеспечение каждого инвалида я слышал и читал неоднократно. Но никто почему-то не задумывается, а видели ли в РФИВА эти деньги? Любой из руководителей наших региональных подразделений, который непосредственно завозил и продавал товар, подтвердит вам, что львиную долю прибыли всегда забирало себе государство. Я уверен, что так и было задумано с самого начала. Вместо организационной и врачебной помощи, беспроцентных ссуд, в которых нуждались искалеченные войной люди, нам дали какие-то непонятные внешнеэкономические льготы. Мы еще не знали, что делать с этими привилегиями, а те, кто их давал, уже включили свой счетчик — стали драть с "афганцев" по полной программе.
И второй момент — ни сам РФИВА, ни тем более его председатель коммерцией никогда не занимались. У фонда даже не было собственного счета. Каждая из региональных организаций самостоятельно заключала договора, реализовывала контракты, получала прибыль и направляла ее на выполнение своих собственных программ. Из них складывалась общая программа, которую контролировал опять же не фонд, а постоянно действующий совет руководителей региональных организаций. Кстати, и квоты распределялись только на этом совете. А мы, аппарат фонда, всего лишь собирали отчеты и предоставляли их в госорганы. Конечно, какие-то деньги тратили и сами аппаратчики. Мы, к примеру, оказывали материальную помощь от имени РФИВА, отправляли за границу ветеранов, собирали и оплачивали отчетно-выборные конференции, платили зарплату техническому персоналу. Хочу подчеркнуть, что даже эти, сравнительно небольшие деньги, утверждались советом и переводились со счета какой-либо из региональных организаций.
— Тем не менее именно вас обвиняют в хищении $2,5 млн. Вы когда-нибудь держали в руках такие деньги?
— Конечно, нет! Московским отделением РФИВА была учреждена фирма "Интер-Феникс". В 1994 году она перевела в США $2,5 млн в качестве оплаты маркетинговых исследований. Я к этой сделке не имел никакого отношения. Кстати, в моем уголовном деле имеется справка из налоговой полиции, которая в 1995 году проверяла "Интер-Феникс" и фонд. Состава преступления она не нашла и дела возбуждать не стала.
— За полицейских это сделала Генпрокуратура. Ее сотрудники утверждают, что нашли ксерокопию подписанного вами поручения о переводе этих денег за границу...
— На самом деле она появилась еще в 1994 году. Но полицейские и работники прокуратуры тогда признали, что ксерокопия не является документом. Тем более что юридически я не мог давать указания руководителю "Интер-Феникса" о заключении каких-либо сделок.
— Когда прогремел взрыв на кладбище, вы были в Москве. Потом уехали лечиться в США. Почему решили вернуться? Неужели не чувствовали, чем все это может обернуться?
— Причин скрываться я просто не видел, да и здоровье не позволяло. Произошла трагедия, и я посчитал своим долгом помочь следствию. Поэтому я и решил вернуться и продолжить лечение в московском госпитале, о чем сразу же сообщил следователям. Они с самого начала повели себя по-хамски, и только по этой причине я и отказался от дачи показаний.
— Вы уже больше года находитесь в камере без протезов, другие заключенные носят вас на допросы. Неужели нельзя их восстановить?
— Протезы не продержались в камере и месяца — сгнили от сырости: однажды мои ноги просто провалились внутрь, и с тех пор я фактически стою на четвереньках. Следователям это оказалось на руку — человека, который находится в полной зависимости от медицины и милости сокамерников, легче убедить. И новые протезы, и регулярное медобслуживание, и даже изменение меры пресечения — все это мне готовы предоставить в обмен на нужные следствию показания. Естественно, приходится отказываться. А за отказы приходится платить распухшими коленями и атрофированными мышцами ног. Ходить на протезах я сейчас уже не смогу — придется учиться заново. По телевизору говорят: "Сокамерники всюду носят Радчикова на руках!" Да, носят. В баню, изредка в санчасть. Даже в туалет я ползаю на коленках, а все остальное время сижу или лежу на шконке, в каменном мешке без свежего воздуха и дневного света.
Мои сокамерники — очень разные люди. Их объединяет только то, что у всех изломана судьба и потеряно здоровье. У одного отбиты почки, у второго — половые органы.
Никаких следственных действий со мной не проводится. Все время я нахожусь в полной изоляции. Газеты, в которых что-либо говорится обо мне, изымаются администрацией. Книги — только из тюремной библиотеки. Единственный источник информации — мой адвокат. Все два года мне запрещали свидания с родственниками. Только недавно, когда дело передали в суд, мне разрешили повидаться с дочерью. Мы говорили по телефону и смотрели друг на друга через толстое стекло.
— Ваш адвокат говорит, что в суде вы собираетесь перейти к активной защите: назвать имена расхитителей "афганских" денег и организаторов убийств.
— Да, я собираюсь активно защищаться в суде. Но речь идет о том, что в отношении меня следственные органы допустили произвол и беззаконие. Надеюсь, что суд даст этому справедливую оценку. Кто похитил "афганские" деньги и заказал взрыв на Котляковском кладбище, я не знаю, но сделаю все, чтобы установить истину.