"Не входить, мы не одеты" Ивана Атталя — ремейк награжденного в Сандэнсе за "новаторский дух" фильма Линн Шелтон "Humpday" (2009). Теоретически сам факт такого ремейка можно счесть дерзким выпадом французов в их хроническом культурном споре с Америкой. Обычно как раз в Голливуде делают — нечасто — ремейки французских фильмов, в сценариях которых американские продюсеры увидели коммерческий потенциал, а покупать их для проката бессмысленно: за пределами Нью-Йорка и университетских городов европейское кино никто не смотрит. Атталь как бы говорит: да это ваше кино у нас никому на фиг не нужно, приходится его на человеческий язык переводить. Хотя, непонятно, за что он так независимую Шелтон и ее новаторский дух.
Мне же фильм Атталя напомнил о парадоксальном переводе с иностранного на русский: о надписи "Фролов — гей", накарябанной на полустанке "Платформа 69-й километр" — это на Карельском перешейке. Я все ломаю голову, что бы это значило. В сочетании текста и контекста заключен когнитивный диссонанс. На первый взгляд сокрушительный триумф политической корректности. В былые времена написали бы, прямо скажем, не так. С другой стороны, автор, очевидно, хотел обидеть Фролова указанием на его ориентацию. Но человек, который владеет словом "гей", вряд ли будет вкладывать в него уничижительный смысл, особенно если пишет на заборе. Остается предположить, что автор, как и Фролов, гей, но, в отличие от него, совершил coming-out. Фролов же никак не решается "выйти из шкафа", и товарищ решил ему помочь. Да, чуть не забыл: в Петербурге же гомофобия теперь узаконена. Возможно, на нашем полустанке, подхватив ленинскую традицию прятаться от охранки в Финляндии, окопались гей-подпольщики, и надпись — их пароль.
Всего два слова, а сколько чуши лезет в голову.
Вот и фильм Атталя заставляет задуматься, о чем он и зачем. Притом что сюжет — без ущерба для смысла — укладывается в формат бородатого анекдота о Болеке и Лелеке, засыпающих в одной кроватке. Болек деликатно спрашивает у Лелека, скажем так, мастурбирует ли он. Лелек отвечает утвердительно. Болек смиренно интересуется: "А ты можешь мастурбировать себе?"
Болек — это Джефф (Франсуа Клюзе). У него есть борода, оскал, подруги-лесбиянки (Азия Ардженто и Шарлотта Генсбур), навыки испанского языка и какое-то отношение к арт-бизнесу. Лелек — это Бен (Атталь), однокашник Джеффа. У него есть дом, работа, очки, невнятные желания и жена Анна (Летиция Каста), внятно мечтающая о детях и накормить Джеффа домашним обедом.
Джефф сваливается после десятилетней разлуки на голову Бену — почему-то из мятежного штата Чьяпас. Но ведет себя, как агент ЦРУ из советского фильма, совращающий мягкотелого очкарика-секретоносителя "сладкой жизнью": тащит друга на вечеринку к лесбиянкам, где все извиваются — не более того — под развратный рок. Бен, что, наверное, типично для сорокапятилетнего парижанина, окончившего Школу изящных искусств, с отчаянной смелостью впервые затягивается "косяком", таращится на лесбиянок с выражением лица "Ой, кто это? А они не кусаются?" и зачарованно узнает о существовании порнофестивалей. Джефф, несмотря на повадки искушенного бабника, тоже хорош: сбегает из спальни девушек, напуганный видом розового резинового члена, который, впрочем, ему никто и не предлагал.
В общем, на всякий случай подтвердив, что они оба — натуралы, Бен и Джефф решают перепихнуться друг с другом, но только ради искусства, снять это на видео и послать на известный фестиваль любительского порно HUMP!. Свой замысел они обсуждают столь долго и интеллигентно, что даже самый суровый пуританин взмолится, чтоб они поскорее взялись за дело. Облом: у мужиков друг на друга не стоит. Катарсис: подтвердив, что в душе они — Болек и Лелек, Джефф и Бен радостно чавкают, лежа в кроватке, гамбургерами и хлюпают диетической колой.
Это, вообще, о чем? Должен же быть в фильме какой-то иной, метафорический уровень, придающий смысл несмешной и нетрагической байке в жанре: "однажды мы с Лехой нажрались". Может быть, это о судьбах порнографии? Ведь ее, как любой киножанр, снимали сначала свои "Люмьеры" и "Мельесы", потом — авангардисты, потом — матерые студийные профи, потом циники-рационалисты, изгнавшие жанр в видеогетто. Теперь, судя по обилию в сети любительских фильмов, адепты "синема-верите". Но сама идея порно как искусства Атталя смешит.
Наверное, он хотел кого-то обидеть? Возможные версии в таком случае охватывают все человечество в его многообразии. Парижан? Нервных жен? Тусовочных лесбиянок? Мачо-импотентов? Натуралов, которые хотят, но не могут стать геями? Латентных геев, которые не знают, что никакие они не геи?
Скорее всего, Атталь метил в латентных натуралов, если такое чудо природы существует. Хотел, но не смог, поскольку одного из них играет он сам, а настоящий актер себя, любимого, никогда не обидит.
Изюминка фестиваля HUMP! — то, что после просмотра писатель, журналист, театральный режиссер и гей-активист Дэн Сэвэдж торжественно предает фильмы-участники огню. Но было бы жестоко пожелать Атталю участвовать в нем: он же самим названием предостерег зрителей: "Не входить".
В прокате с 25 апреля