Поверхностные осуждения

Уже и Третья молодежная биеннале прошла, и премий "новой генерации" роздано немало, и галереи, сосредоточившиеся на тех, кому до тридцати пяти, появились, а что такое молодое искусство и чем отличается от немолодого — по-прежнему неясно. Неясно даже, как его классифицировать и систематизировать. Например, можно классифицировать по географическому принципу. Вот есть самарское молодое искусство, объединившееся вокруг Владимира Логутова и Андрея Сяйлева. Есть воронежцы, то есть самостийный Воронежский центр современного искусства: Илья Долгов, Иван Горшков, Николай Алексеев и дезертировавший в столицу Арсений Жиляев. Есть краснодарцы — группировка ЗИП. Есть питерцы — круга "Непокоренных". Из географической классификации естественным образом выпадает стрит-арт и активизм, прописанные на улице как таковой и мгновенно распространяющиеся в сети. Артем Лоскутов и "Монстрация", Тимофей Радя, Паша 183, группа "Война", Pussy Riot — это не новосибирцы, екатеринбуржцы или москвичи, это искусство всея Руси. И конечно, все дороги ведут в Москву, где за юные души борются разнообразные школы, арт-центры и фонды. Ну или юные души борются за школы, арт-центры и фонды.

На последней молодежной биеннале отчетливо обозначились три центра массы столичной сцены. Один — ученики Стаса Шурипы из бакштейновского Института проблем современного искусства, мастера производить глубокомысленные формы при полном отсутствии содержания. Их опекает влиятельный фонд "Виктория — искусство быть современным", устраивая протекции на Венецианские биеннале и прочие документы, благо все они виртуозно имитируют усредненный интернациональный contemporary art. Другой — группа, оформившаяся на выставке "Варвары", что показывали прошлым летом на "Фабрике". Объединение "Вверх!" и их единомышленники назвались варварами, кажется, лишь в насмешку и из духа противоречия: слишком уж утонченным, эстетским и философским языком изъясняются эти высококультурные вандалы, когда повсеместно торжествует новая культура упрощения и уплощения. "Варваров" номинировали на "Инновацию" и пытаются приручать наиболее прозорливые галереи: "Триумф", "Открытая", "Е.К.Арт-бюро". Третий центр — круг Давида Тер-Оганьяна, отчасти сохранившийся со времен общества "Радек": это наиболее политизированная компания, впрочем, не без склонности к политическому формализму. Их поддерживает Фонд Владимира Смирнова и Константина Сорокина, временами покушаясь на те же имена, что и фонд "Виктория". К тер-оганьяновцам недавно прибились два скорее выпадающих из этой трехчленной системы художника, чей дебют идеально соответствовал ожиданиям от молодого искусства. Их соединила на выставке "Защитные экраны" в миланской галерее Нины Люмер, специализирующейся на современном русском искусстве, куратор Евгения Кикодзе.

Чего ждут от молодого искусства? Молодости. Бесшабашности, отчаянного задора, открытости. Всего того, что выражено в видеоинсталляции "Балаклавский кураж" далеко не юноши Сергея Браткова: отважные мальчишки один за другим ныряют с пирса в воду, где их подстерегают обломки бетонных балок, ощетинившихся арматурой, но жажда риска сильнее страха смерти. Можно подумать, что два героя выставки "Защитные экраны" и есть братковские мальчишки. Во-первых, это Семен Мотолянец из Петербурга, прославившийся еще в составе группы "Мыло" (вместе с Дмитрием Петуховым). Молодежную "Инновацию" 2010 года присудили их залихватскому перформансу "Фигурное катание на мыле" (Сергею Браткову дали тогда взрослую — как раз за "Балаклавский кураж"): оба, демонстрируя победу молодости над абсурдом, до упаду и переломов скользили по катку из брусков хозяйственного мыла, источавшему аромат почище бойсовского жира и войлока. А во-вторых — это Роман Мокров из подмосковных Электроуглей, озирающий родные просторы с высоты строительного крана или пускающийся в плавание на матрасе по заросшему ряской и зеленому, что твоя Амазонка, пруду. Человек ниоткуда, неожиданно попавший в шорт-лист предпоследней "Инновации" с видео "Бесконечная история".

Первую половину этого семиминутного видео мы созерцаем электрички, прорезающие тело города по заданным направлениям в заданные промежутки времени, а вторую половину — пассажиров, пролезающих сквозь дыру в заборе, дабы миновать вокзальные турникеты. Конфликт урбанистической рациональности и практического разума художник фиксирует глазом антрополога, прикинувшегося "реальным пацаном", утратившего дистанцию и уже не отделяющего себя от предмета исследования. Зарабатывая коммерческой съемкой на свадьбах и корпоративах, Роман Мокров и в "чистом" искусстве продолжает вести включенное наблюдение. В ходе полевых исследований электроугольных панельных джунглей его якобы простодушный взгляд скользит по поверхностям завешанных коврами хрущобных квартир, обшарпанных подъездов, заборов в граффити "Россия для русских" и иномарок в хохломских узорах. Но поверхности оказываются наполненными внутренним смыслом, а простодушный взгляд — весьма ироничным, скажем, когда подмечает забавную рифму: кресты со стихаря батюшки презабавно сочетаются с панковскими черепами на платочке бабушки-богомолки.

Отошедший от группы "Мыло" Семен Мотолянец тоже работает с поверхностями, взявшись за глубоко символические, особенно для России, фасадной империи, форму и материал. Форму ширмы и материал — фанеру. Соединяет фанерные фигурки балерин в белых пачках посредством обыкновенных дверных петель, так что получаются обманка-раскладушка "Лебединое озеро". Обманка вдвойне или даже втройне — как пустой, давно выхолощенный знак "великой русской культуры" и как заставка, появляющаяся на экране телевизоров в момент государственного переворота. Ширмой может служить и вырезанное из фанеры слово "извините", многозначное и ничего не значащее одновременно. Правда, Евгения Кикодзе предлагает рассматривать узорчатые поверхности Романа Мокрова и ширмы Семена Мотолянца вовсе не только в астольф-де-кюстиновском, критическом ключе. Не как фасады, пускающие пыль в глаза, а как оберегающие от недоброго глаза защитные экраны: "Закрывая от внешних опасностей, они сплачивают тех, кто скрывается за ними... Здесь же теплится надежда на обустройство мира, открытого для совместного проживания". Видимо, открытость мира — его ответная реакция на открытость и непредубежденность взгляда.

Милан, галерея Nina Lumer, до 30 мая