Новые лишние

Интеллектуальное меньшинство — вовсе не российское ноу-хау. Но, пожалуй, только в России есть "новые лишние"

Дмитрий Губин

Лишние люди появляются у нас постоянно — со времен появления общества, то есть века с XVIII.

Такие люди, понимая отсталость страны, всегда неизменно хотели "Европы" (и даже славянофилы, и даже монархисты: потому что там, где в Европе была монархия, в России было самодержавие). Ну, а русское самодержавие каждый раз сообщало обществу, в манере Скалозуба, что "здесь вам не тут".

Примеры общеизвестны.

От надышавшегося, словно клея "Момент", европейских свобод поколения дворян-декабристов до "философского парохода", хрущевского разгрома художников-"педерастов", брежневского уничтожения Синявского, Даниэля и Бродского, когда целое поколение поняло, что обречено творить "в стол", а зарабатывать в дворниках и сторожах...

Нынешние "новые лишние" — это люди, которые создают смыслы, упорядочивают хаос, но на продукцию которых сегодня нет ни заказа, ни спроса.

Журналисты, поэты ("Поэзия есть идеальная форма репрезентации чувств". Бродский), художники, режиссеры, социологи, оказавшиеся не у дел. Создатели новых эстетик, жизненных укладов, уличных акций, социальных концепций, политических партий, осознавшие, особенно после Болотной, что их бой проигран, а может, проиграна и война. Все это — они.

Многих я встретил недавно, в начале апреля, на дне рождения сайта "Эха Москвы": от депутата Гудкова, предрекавшего, что его лишат слова в Госдуме (и его лишили), до художника Бильжо, который давным-давно не пишет в "Известия" своих колонок.

Упреждая подколки ("Бильжо не у дел? Да он ресторан за рестораном открывает, в Венеции недвижимость имеет и катается по миру, как сыр в масле!"), сразу скажу: да, сегодняшние "лишние люди" отличаются от прежних "отверженных". И даже перечислю, чем.

Во-первых, силой давления на них. Оно куда меньше.

Во-вторых, никто из "новых лишних" с голода не помирает. Это вам не история с Зощенко, которого лишали продовольственных карточек.

В-третьих, они не лишены права говорить. Им, конечно, закрыт путь на бесплатные, то есть массовые, телеканалы. Но в интернете, в соцсетях — вопи, что хочешь, для всех 5 тысяч своих подписчиков.

Потому что (это в-четвертых, но самое главное) на "новых лишних" нет массового спроса. Если в СССР томик Ахматовой разлетался в секунду, на Тарковского было не попасть, то где сегодня те миллионы, что по вечерам прилипают к "Дождю"? Народ слушает Стаса Михайлова и смотрит "Пусть говорят" (а для шибко продвинутых есть Иван Ургант и "Камеди Клаб"). Народ вообще не знает, что был такой (недавно погиб) Паша 183, граффитист-акционист, русский Бэнкси — да нам и на Бэнкси плевать. У нас граффити мазня, а не искусство.

Россия стала потребительски похожа на Европу, но вот с точки зрения свобод, инициатив, смыслов... Эта ситуация и сформировала несколько типов "лишних".

Дачник

Уставший оппозиционер, вчерашний певец либеральной идеи, ныне тихо живущий в загородном доме с удобствами, включая теплый клозет и быстрый интернет. Желчен, ворчлив, умен, признает былую наивность, легко поддерживает разговор о хождении страны по кругу: время читать Ключевского и Пайпса у него есть. По "спутнику" кроме Discovery, Animal Planet и спорта смотрит "Дождь", BBC World или CNN, а от случайно включенной "России" визжит, как императрица Елизавета при виде мыши.

Экономически база нового дачничества была заложена в 1990-х, когда свежие голоса перемен оплачивались на уровне Кабалье или Каррераса. Первые телезвезды стали и долларовыми миллионерами: по крайней мере, когда миллионы стали стоить квартиры, купленные в кредит, который им тихо списали. И не только телезвезды: основатели первых глянцевых журналов, радиостанций, издательских домов. Кое-кто вложился в бизнес, с которого до сих пор капает достаточно, чтобы не заботиться о хлебе насущном. А кто-то банально сдает городскую квартиру, на то и живет за городом.

Оппозиционный дачник в силу битости осторожен. У него аккаунты в социальных сетях не для того, чтобы высказываться, а чтобы читать тех, кто высказывается.

Типа, Герцен

Тот же дачник с рентой из прошлого, однако решивший, что комфортнее и свободнее жить за рубежом. Сторонится, как чумной, Майами (слишком пошло. Слишком много депутатов и попсы — напоминает Сочи). За границей можно позволить себе больше, чем под сенью родимых осин, он и позволяет. Таких людей много. Образцовым зарубежным дачником является, например, Андрей Мальгин. Журналист и литкритик, первый главред журнала "Столица" (абсолютнейшего трендсеттера по тем временам), Мальгин разбогател на издательском бизнесе, основав компанию "Центр Плюс", акции которой затем продал. Сидит сегодня себе в Тоскане и пишет ехиднейшие посты в ЖЖ.

Маргинал

Чем ярче творец в России, тем больше у него шансов прослыть не творцом, а маргиналом и фриком. Даже если речь о чистом искусстве. А все потому, что историю развития искусства, этот горный серпантин, русский человек знает плохо, любит нарративное и понятное, а скачущих по горам принимает за козлов. В итоге и художник Кулик, и Бренер, и Бартенев, и недавно ушедший Мамышев-Монро — и для власти, и для публики "уроды". На моих глазах глава одной телекомпании отменял эфир с Андреем Бартеневым, потому как тот пришел в студию в костюме брюссельской капусты,— что за безобразие, право!

Статус юродивого хранит от репрессий. Ты ж больной — мели, Емеля! Но жить придется на три копейки.

Фрилансер

Когда в начале 2000-х разгромили и привели к скучной матрице былое лихое российское ТВ, с него были вычищены почти все, кто помнил прежние нравы. Ну, а куда они делись? Все эти сценаристы "Кукол", режиссеры "Итогов", редакторы Хрюна и Степана, корреспонденты "Намедни"? Некоторые сегодня — нигде. Но те, у кого денег лежать на диване нет, разлетелись фрилансами — работать за гонорар. Потому что у фриланса всегда есть шанс проскользнуть в щелочку возможностей. Написать жесткий текст для сайта OpenSpace, а закроется OpenSpace — для "Русской жизни", а закроется она — для "Русского пионера"... Деньги небольшие, но если квартира своя, то хватает. Еще один вариант фриланса — уйти туда, где платят совсем мало, но где контроля и цензуры нет вообще. В науку, например. Или в педагогику — университетскую или подростковую. Многие и уходят.

Обитатель резервации

Приехали недавно в Москву два француза, которым прискучил Париж, и решили прямо у метро "Улица 1905 года" печь блины, раздавая бесплатно (желающие могли делать пожертвования). То есть занялись тем, чем, согласно определению Хамовнического суда, занимается православная церковь в церковных лавках: благотворительной раздачей. Что случилось с красавцами? Правильно: скрутили менты. Про это тут же раструбили "лишние люди" в своих ЖЖ, "Фейсбуках" и "Твиттерах", и про пленных французов прознал главный московский чиновник, отвечающий за культуру, Сергей Капков.

Он их и спас. Французы теперь пекут блины в саду "Эрмитаж". Потому что в резервации, в "Эрмитаже", в Парке Горького, в "Сокольниках",— там можно. Там можно и Гайд-парк, и лекториум с запрещенными на ТВ лекторами, и велодорожки, и хипстеров — там можно разрешить хоть Навального. А просто на площади — нет. К Капкову, говорят, уже стоит очередь креаклов с идеями по поводу вольностей в московских парках. И просвещенный чиновник решает, что лучше пусть недовольство сливается в парках или в театрах, чем на Болотной площади. Вот почему оппозиционно настроенный режиссер Серебренников, которому впору быть лишним, получает для своих политизированных экспериментов "Гоголь-центр", а режиссер Могучий, тоже власть не жалующий,— БДТ.

Им многие завидуют. Даже те, кто знает, что просвещенная русская барыня, выписывая к себе учителя-француза, в итоге секла его на конюшне.

Любая классификация — лишь срез. И мой не единственный. Я про многое не сказал: про то, например, как многих "лишних" угнетает понимание, что воспетый ими средний класс сегодня прирастает гаишниками, чиновниками, силовиками, а не книгоиздателями или профессорами. "Сегодня нет ни одной идеи, которая могла бы поднять из окопа,— говорил мне один из них.— Потому что в перестройку людей поднимало отчаяние от пустых магазинов, и вот магазины полны. А то, что нет свободы и справедливости,— для большинства это тьфу".