"Обида – это понятие непроцессуальное"

Главный редактор "Коммерсантъ FM" Константин Эггерт и ведущий Андрей Норкин обсудили проблемы свободы слова в России и конфликт "Единой России" с газетой "Московский комсомолец" с главным редактором издания Павлом Гусевым в рамках программы "Действующие лица".

А.Н.: Павел Николаевич, добрый вечер. Спасибо, что успели. Костя, как? Сразу быка за рога, про блокаду, про военные действия?

К.Э.: Да, вообще хотелось бы знать, что сейчас происходит?

А.Н.: Какая текущая ситуация?

К.Э.: С чем вы приехали сейчас? Что сейчас происходит с "Московским комсомольцем"?

П.Г.: Сейчас на общем таком поле нашего противостоянии между Думой и газетой, я думаю, частично и журналистским сообществом, такая какая-то вот тишина. Я думаю, что идет такой, знаете, фильтр, чес компромата… Где в каких спецслужбах, где в каких вдруг политических или аполитических организациях вдруг где-то какая-то бумажка, где-то счетик, где-то пленка... Ведь у нас сегодня компьютеризация достигла небывалых высот. Сейчас можно что угодно слепить, нарисовать, пририсовать. Вот сейчас какие фильмы делают. Смотришь, там фильмы из будущего и еще откуда-нибудь. И такое впечатление, что это все снималось с натуры. Поэтому я думаю, что сейчас кто-то озабочен, наверное, этим, потому что, судя по той мелочности и по той агрессивности отдельных депутатов и отдельных личностей, которые к ним примкнули, можно ожидать все что угодно.

К.Э.: Вы видите какой-то выход на путях примирения, каких-то взаимных извинений, чего-то такого, что оставило бы всем возможность сохранить лицо, Павел Николаевич?

П.Г.: Дело в том, что я предлагают один единственный простой способ решения всей этой ситуации. Я предлагал сесть, во-первых, за стол с кем-либо из руководителей и обсуждать эти проблемы. Второй момент – это извинения Исаева. После этого можно и с ним беседовать, с Исаевым. Это извинение не перед Гусевым, я еще раз подчеркиваю, а перед журналистским сообществом, потому что он мою фамилию не называл. Он всех назвал: вы там мерзкие твари и прочее, прочее, не буду повторять. Я считаю, что он должен извиниться перед журналистским сообществом за то свое тяжелое состояние, которое он испытывал в пятницу вечером после работы. Некоторые, так сказать, легче переносят вечер пятницы, Исаев хуже перенес, отсюда его всплеск эмоций.

К.Э.: Вот, смотрите, Павел Николаевич, вы сейчас говорите про какое-то состояние Исаева. Но вы же не знаете, в каком он состоянии был.

П.Г.: А я и не говорю. Я поэтому и говорю, что эмоций много за неделю накопилось, и он, естественно, выплеснул их в таком виде. Я разве его чем-то оскорбляю? Я не говорю про алкоголь, я не говорю про наркотики, я не говорю…

А.Н.: Просто про конец рабочей недели.

П.Г.: Про конец рабочей недели. Он у всех тяжелый бывает. Кстати говоря, я в пятницу с друзьями выпил грамм 150 виски с большим удовольствием, в ту пятницу. После этого уже узнал. А что тут такого?

А.Н.: Интересный поворот у нас беседа приобрела. Вы сейчас говорили об извинениях господина Исаева перед медиасообществом. Как раз сегодня много спрашивали об этом. Вы чувствуете поддержку коллег в нынешней ситуации?

П.Г.: На сегодняшний день, да.

А.Н.: В чем она выражается, эта поддержка?

П.Г.: Невероятно большое количество звонков персонально мне. Я, в общем-то, смотрю, какие публикации идут. Большей частью публикации или очень, так скажем, объективные – это уже поддержка. И много, так сказать, слов высказывают журналисты и в адрес непосредственно, просто прямая поддержка. Еще один выход, я не договорил, из ситуации – это, конечно же, я умоляю, я прошу, я во всех передачах, во всех своих эфирах, во всех разговорах говорю одно и то же: уважаемые господа депутаты, подайте на газету и на меня в суд. Весь мир, так же, как и вся Россия, уже давно решает все вопросы с плохими, очень плохими, или, так сказать, непорядочными журналистами, с точки зрения каких-либо лиц, только через суд. Подайте в суд, пусть суд определит. Даже у многих есть скептическое отношение к суду сейчас – так решает, не так – какое бы решение ни принял суд, мы возражать не будем, мы примем то решение, которое примет суд. Если суд примет решение заплатить миллион долларов, значит, мы заплатим миллион долларов. Если суд примет извиниться, мы извинимся. Почему нельзя этот вопрос решить через судебные инстанции? Мы сами просим. Более того, я даже не скрою, что мы направили ряд документов сегодня в правоохранительные органы с просьбой дать правовую оценку этой статье.

А.Н.: У вас есть объяснение, почему не происходит, почему не обращаются?

П.Г.: Очень просто. Просто у "Единой России", в частности у этих депутатов, есть очень неплохие юристы, я в этом не сомневаюсь, которые сказали, что у этого дела нет перспектив ни на какой выигрыш, потому что в этой статье нет ни единого слова оскорбления, ни единого слова, унижающего достоинство. Есть обидные слова. Но обида – это понятие непроцессуальное. Обижаться можно, так сказать, на маму, можно на журналиста, на дядю и на кого угодно. Но нет такой статьи сегодня ни в кодексе, ни в законе о журналистах, что за обиду нужно что-то делать.

Но все обиды нужно относить к самому политику. Политик должен понимать, что если ты в политике, иногда будет обидно. Но большей частью политик будет счастлив, особенно, если он в партии власти

К.Э.: Павел Николаевич, у меня вот какой вопрос. Глядя назад уже теперь на эту публикацию, вот у вас тоже есть, наверное, юрисконсульты, даже, наверное, не один в издательском доме вашей газеты. Вы, как говорится, проверяли эту статью у него. Не вы лично, а автор, когда она выходила в печать?

П.Г.: У нас действительно есть очень неплохая юридическая служба, которая проверяет все статьи, если есть там хоть малейшее подозрение на возможность дальнейшего судебного какого-либо продолжения этой статьи, мог ли кто-то быть оскорблен или нет. Эту статью даже не давали ни на какие проверки, потому что там нет никаких оскорбляющих или дающих повод юристам предположить, что такое дело может возникнуть. Поэтому эта статья была мною прочитана. Я могу сказать, что она не вызывала у меня ни восторга, ни отрицания. Статья и статья о политических перипетиях очередных депутатов. Я не придал этой статье никакого значения. Некоторые депутаты сейчас говорят — это, кстати, смешно тоже очень, как уровень показывает неосведомленности вообще в наш информационный век — как делается информация, что вот якобы Гусев узнал за два дня о том, что девушки-депутаты, женщины обсуждали интимные объявления, как закрыть, как бороться еще с чем-то...

К.Э.: Вы нанесли предупреждающий удар?

П.Г.: Я нашел… Уважаемые господа депутаты, если бы я имел возможность присутствовать и узнавать о ваших таких вот совещаниях и встречах где-то в закрытых помещениях, вы же не на улицах и в баре все это рассказывали… Поверьте мне, любой журналист, включая "Коммерсантъ FM", сразу выдал бы это на ленту, что в Госдуме обсуждается вопрос о запрете каких-то таких объявлений. Согласитесь, это чисто журналистская находка — хватануть это. А бороться методом статей – это вообще глупо.

К.Э.: Как вы считаете, если бы там не было всех этих слов про проституцию, однокоренных слов таких не употребляли бы, то, может, вообще бы не было никакого скандала?

П.Г.: Не было бы.

А.Н.: Получается, что когда вы прочли эту статью, вы сказали, что особенного значения даже как-то не придали. Вы разделяете точку зрения автора самой этой статьи?

П.Г.: О своей статье? Нет. Вы знаете…

А.Н.: Тут просто спрашивают наши слушатели, общий такой вопрос, насколько, на ваш взгляд, газета "должна себя контролировать, насколько главный редактор отвечает за каждый номер, выходящий в печать"?

П.Г.: Вы знаете, во-первых, газета подписывается, понимаете. У меня есть команда, как и в "Коммерсанте", как и в "Известиях", как и в "Комсомольской правде", в любой другой. Есть команда, которой доверяет главный редактор. Есть дежурная бригада, которая отвечает за выпуск. Я работаю 30 лет без одного месяца в газете "Московский комсомолец" главным редактором. Моя команда работает со мной практически такое же время, большинство тех, кто со мной работает. Я им абсолютно доверяю. И когда я нахожусь в командировках, еще где-нибудь, эти люди несут всю меру ответственности за то, что выпускается в номере, в газете. И поэтому в данной ситуации происходит всегда один и тот же эффект – абсолютное доверие к тому, что ты делаешь. А нет такого, что, там, произвела на меня впечатление, согласен я с автором или нет. Да конечно, я с многими статьями не согласен как читатель, как главные редактор. Но если журналист имеет свою точку зрения, если у нас свобода слова, если у нас есть 29-я статья Конституции, по которой журналист имеет право на свободу слова, я могу ему как главный редактор сказать: "Послушай, господин Минкин, вот в этом абзаце ты делаешь все, чтобы нарушить закон "О средствах массовой информации". Ты, предположим, разжигаешь или унижаешь, или прочее. Или ты перепишешь, или мы будем иметь…"

А.Н.: Это если закон. А если вы не видите там нарушения закона, но вы понимаете, что "господин Минкин" написал это – будет скандал какой-то, вы можете ему сказать: "Саша, слушай…"?

П.Г.: Да, в некоторых случаях я ему говорю: "Саша, мне кажется, что этот кусок у тебя написан так, знаешь, мне не очень нравится". Он начинает доказывать свою точку зрения, что это так, так, "в следующем абзаце я объясняю это, пятое, десятое". Если мы находим общий язык, нет проблем.

А.Н.: А если нет?

П.Г.: А если нет, очень часто остается так. Потому что авторское слово, его слово во многих случаях бывает главнее, потому что я вижу, что он не нарушает закон. Это его точка зрения.

К.Э.: Но помимо ограничения, налагаемого законодательством, у вас есть какие-то темы, к которым, скажем так, вы подходите особо осторожно, присматриваетесь к ним особо пристально? Где вы осторожны по-настоящему?

П.Г.: Например, я знаю, что наш президент очень не любит, когда касаются его семьи, дочерей, где они учатся. Если президент страны считает, что это опасно для его семьи, для его дочерей, я считаю, что этой темы можно и лучше не касаться, что эта тема такая немножко в стороне. Тем более, что она, в общем-то, есть и есть.

А.Н.: А если вдруг представить такую ситуацию, что информация, так или иначе касающаяся членов семьи главы государства, или главы правительства, она вдруг пересекается с какими-то важными государственными интересами, может быть, представляет какую-то опасность для интересов государства, как вы тогда поступите?

П.Г.: Я вас понимаю. Вот когда такая информация будет, я буду принимать решение. Потому что, как вы понимаете, на будущее такие вещи не загадывают.

Есть еще совершенно точно тема, которая у меня табу, журналисты знают, что я категорически против — это все вопросы, связанные с другими изданиями. Мы не обсуждаем, что вот это издание хуже, это лучше, вот этот главный редактор талантливее, а этот — неудачник. Категорически своих коллег мы не обсуждаем. И даже был случай, когда, помните, был скандал большой с Киселевым. Первый, кто…

А.Н.: Это вы имеете в виду начало 2000-х годов?

П.Г.: Да, первыми, кто получил эту пленку, были мы. Вот самую известную пленку поганую. Так вот я категорически отказался ее размещать.

А.Н.: Я, кстати говоря, даже не помню, она где-то появилась в интернете или где она была… Костя, ты не помнишь?

К.Э.: Мне кажется, она была потом где-то на одном из телеканалов.

А.Н.: Не-не-не…

К.Э.: Ты вспомни, потому что…

А.Н.: По телевидению показывали, я точно помню, Скуратова. Это была "Россия". И по телевидению показывали господина Ковалева.

П.Г.: Киселева потом тоже показывали.

А.Н.: Тоже показали, да? Вот этого я уже не помню…

К.Э.: Итак, если это был Киселев, мы так и не узнали?

П.Г.: Если это был Киселев…

А.Н.: Это был человек, похожий на…

П.Г.: Мы отказались размещать у себя вообще эту информацию.

А.Н.: Не из-за характера поганой пленки, а просто потому, что вы считаете, что невозможно комментировать, каким-то образом обсуждать ситуацию…

К.Э.: Если бы был кто-то другой, вы бы это сделали?

А.Н.: Или нет?

П.Г.: В тот период уже нет. Потому что после скандалов со Скуратовым и Ковалевым, мне показалось, что этого достаточно, что быть просто, знаете, одним из подручных наших тех служб, которые все это делают, не очень здорово.

А.Н.: Вы сейчас имеете в виду статьи Александра Хинштейна с распечатками телефонных разговоров, которые много занимали место в свое время?

П.Г.: Это было время, там не только Хинштейн давал распечатки, очень многие.

А.Н.: Он как-то отложился в памяти.

П.Г.: Был такой период вообще в борьбе середины 1990-х годов, был период, когда распечатки были…

А.Н.: А почему вы отказались от этого? Ведь это информация действительно очень интересная.

П.Г.: Я посчитал, что дальше этим путем в журналистике идти не надо. Это не наш путь. Если бы это дело касалось вопросов, связанных с убийством или с чьей-то жизнью, или безопасности, в полном смысле слова государства, тогда можно было бы пойти на это. Предположим, как это было сделано с Уотергейтским делом в свое время.

К.Э.: А вы бы пошли на публикацию дела, аналогичного Уотергейту?

П.Г.: Если бы касалось это жизни нашего государства, я не исключаю. А для себя…

А.Н.: А как бы вы оценили, что это касается интересов всего государства?

П.Г.: Я все-таки 30 лет, повторяю, главный редактор. И все-таки я прожил долгую жизнь – мне 64 года, я многое уже могу взвешивать и давать многому оценку. Я от Брежнева до Путина работаю главным редактором. Не каждый может, в общем-то, обрести такой опыт.

К.Э.: Так хочется спросить: в чем секрет долголетия?

А.Н.: Спроси. Как второй раз молодой главный редактор.

П.Г.: Не знаю. Наверное, один из путей то, что я совмещаю должность главного редактора с владельцем, с издателем.

А.Н.: Вот это, кстати говоря, очень интересный момент. Потому что я много раз слышал категорически просто отрицание, что не может быть главред и в тот же самый момент финансовый руководитель, менеджер СМИ. Множество таких слышал мнений.

П.Г.: В данной ситуации удача произошла, на мой взгляд, потому что у нас и менеджмент нормальный. Но при этом я еще раз подчеркиваю: у меня очень сильная команда финансистов, юристов, тех, кто, так сказать, дает мне советы. Я принимаю решение один, понимаете, это не совет директоров — сюда деньги, будем, не будем. Я всю ответственность должен брать на себя. Но прежде, чем я скажу "да", я всегда очень внимательно выслушаю всех своих советников.

К.Э.: Ваша газета известна тем, что она занимается разного рода расследованиями, были распечатки телефонных переговоров, а были не распечатки, были настоящие расследования. Как сейчас, это проще делать, скажем, чем десять лет назад, сложнее? Больше давления, меньше давления вы ощущаете? Политическое давление, среда и так далее?

П.Г.: Стало намного сложнее. Любые расследования проводятся очень сложно, с трудом. Во-первых, большинство, так скажем, объектов, которые могли бы стать объектами расследования, у них очень мощные теперь службы безопасности, есть много средств для того, чтобы не в бумажках, а в других новых, современных информационных носителях держать информацию, что тоже не всегда для журналистов может быть удобно. В-третьих, вы знаете, на сегодняшний день очень осторожны многие стали, понимают, насколько Twitter, насколько интернет может очень быстро разнести то, что нам нужно было неделями, месяцами искать, а здесь выскакивает в течение нескольких секунд. Поэтому все это вместе, конечно же, с одной стороны, казалось бы, легче. А с другой стороны, стало значительно сложнее вести многие-многие расследования. И, конечно же, угрозы, и современная система безопасности, к сожалению, сегодня не работает на журналистов. Вы посмотрите, 600 журналистов у нас где-то пострадало, а наказанных — единицы.

А.Н.: Я думаю, сейчас самый хороший момент опять вернуться к теме борьбы "Московского комсомольца" с Думой. Думы с "Московским комсомольцем".

К.Э.: Мне кажется, что это очень горячий повод. Вот по поводу того, что в новостях.

А.Н.: Они нас сами возвращают.

П.Г.: Я готов прокомментировать и ответить на этот вопрос.

К.Э.: Про публикацию интимных объявлений и их запрете.

П.Г.: Да, во-первых, в газете "Московский комсомолец" интимных услуг по объявлениям нет. И объявлений о прямой проституции нет. Есть различные массажные салоны, сауны и прочее. Но я очень извиняюсь, каждый волен в меру своей испорченности. Если написано "сауна", каждый думает, что там только занимаются оказанием сексуальных услуг, ошибаются. А если написано "массаж", все думают, что массируют только определенное место….

К.Э.: Открыли вы сейчас мне глаза, оказывается, не все сауны оказывают…

П.Г.: Мне кажется, да, совершенно верно.

К.Э.: Заодно и помоемся.

П.Г.: Заодно и помоемся, правильно. Давайте так будем говорить. Но есть еще закон о потребителях. Потому что если потребитель пришел и дает объявление про массаж, при этом предъявляет все свои паспортные данные, я ему отказать не могу. Надо посмотреть, депутаты не знают этот закон. Если я ему отказал, он подает на меня в суд. Вы даете, что принимаете любые объявления, не противоречащие закону. Массаж – не противозаконное явление. Он имеет право давать объявление про массаж. Это раз. Второй момент – что касается, еще раз повторяю, они не попадают ни под какие интимные услуги. Поэтому то, что сегодня депутаты пришли к министру внутренних дел, я приветствую. Я приветствую. И уже Ольге Баталиной, депутату Государственной думы, которая была обижена, как она сказала, статьей, я подтвердил, что как только появится законопроект, я как председатель комиссии Общественной палаты по СМИ поддержу этот законопроект. Я согласен, что объявления, которые рекламируют чистую проституцию, должны быть запрещены. Хотя у нас есть официальная эротическая литература, где это все рекламируется. Она в пленке продается и раздается бесплатно. И у нас с вами существует проституция, пока еще ни в одной стране мира не удалось победить проституцию.

А.Н.: Павел Николаевич, вы несколько минут назад говорили о том, что стараетесь не обсуждать работу других СМИ, вспомнили историю с поганой пленкой, опять повторю ваши слова, Киселева, когда вы отказались печатать…

П.Г.: Так это ж не СМИ обсуждать.

А.Н.: Нет, вы ж прекрасно понимаете, что да, все это законно – объявления о массажных этих услугах — но понятно, что душок-то есть. Зачем они вам нужны? Почему вы по этическим соображениям просто не откажетесь от публикации подобных объявлений?

П.Г.: Я еще раз хочу повторить: во-первых, занимается этим рекламное агентство. Мы сдаем ему площадь, оно там печатает то, что не противоречит закону. Я не вижу в этом противоречия никакого. В угоду Исаеву или, так сказать, кому-то еще, я не собираюсь менять рекламную политику какого-нибудь агентства, кого-либо еще. Они могут думать все, что угодно, понимаете, все, что угодно, могут думать. Если будет запрещено по закону, я незамедлительно исполню этот закон. Но еще раз повторяю: ни одна страна мира пока еще не смогла победить проституцию. И если сегодня существует эта проблема, нужно правоохранительным структурам взять те или иные объявления, где написано "массаж", и поехать, проверить его. Чего проще-то? Если там массируют не то место, которое нравится депутату Исаеву, значит, нужно арестовать того массажиста.

А.Н.: Убить этого доктора, анекдот вспоминается.

К.Э.: Давайте посмотрим на ситуацию немножко шире. Сейчас вся эта тема общественной морали, общественной нравственности, защиты прав отдельных групп населения – то детей от педофилов, то еще кого-то – постоянно, как говорили в XIX веке, "будируется", так сказать, в том числе и Думой. В общем-то, довольно серьезное возникает движение, как многие уже считают, напоминающее отдельные элементы существующего в Соединенных Штатах консервативного движения, связанное с частью радикальных православных граждан, которые требуют, чтобы запретили это, запретили то. По-вашему, это такой преходящий феномен, или это, как модно говорить в XXI веке, "тренд", который в какой-то степени оказывает влияние и на средства массовой информации, угрожает свободе слова?

П.Г.: Я как раз завершаю прежний вопрос. Я хочу сказать, посмотрите, сегодня большинство телеканалов и многие радиокомпании рекламируют чудодейственные таблетки и мази, которые делают мужчину мужчиной и продлевают удовольствие, разве это не так? Это так. И я не думаю, что это продлевается только для семейной жизни. Это больше используется не в семейных отношениях, когда ты находишься дома, а как раз в других ситуациях. И почему это не отнести у нас к пропаганде проституции или чему угодно? Давайте все-таки относится ко всему здраво.

А что касается морали, нравственности, ситуации, когда мы все больше и больше хотим быть пуританами, вы знаете, не всегда все это получается.

В Соединенных Штатах действительно по телевизору в обычных каналах поцелуи даже не увидишь, потому что все это вырезается. Но рядом сто каналов, куда ты должен заплатить пятачок, или десятку, или двадцатку, и смотришь то, чего на наших каналах даже и не увидишь. А существуют целые города, где только на это и настроена вся система развлечения. Возьмите тот же Лас-Вегас или какие-либо иные города. Ну и что? Вот мы все время хотим быть пуританами, но люди созданы для того, чтобы жить. Они хотят жить по-разному. Понимаете? Ведь существует та же Голландия, где кофешопы существуют. Нравится это, не нравится, но они существуют. Существуют страны, где ты не можешь купить даже бутылку пива. И такие существуют страны. Поэтому я думаю, что ко всему нужно подходить очень системно. Конечно, наша страна – удивительная страна. С алкогольной историей большой. Менделеев тот же водку придумал, вот эти 40 градусов, он считается родоначальником. Мы много вот положили как родоначальники. Но это не значит, конечно, что мы сегодня должны быть алкоголиками.

К.Э.: Нет, мы не должны быть алкоголиками. Это понятно. Но вот системный подход – это что? Я как-то не понял, все разрешить или все запретить?

П.Г.: Ни в коем случае.

А.Н.: Пусть расцветает сто цветов.

П.Г.: Нужно ко всему относиться, понимаете, здраво. Если мы хотим запретить проституцию, то давайте тогда смотреть, где, как, по какой системе мы можем ее запретить, можем ли вы вообще с ней бороться теми методами, какие они есть, понимаете? Вот у нас сегодня мы завезли 100 тысяч, 200 тысяч, живет в Подмосковье и в Москве энное количество здоровых мужиков, которые работают на стройках, дворниками и прочее. Скажите мне честно, они хотят или нет?

А.Н.: "Секаса оченно не хватает", как говорилось в одной программе.

П.Г.: Они хотят, понимаете. Откуда у них больше всего процент изнасилования, именно от людей приехавших, они бесятся от этого. Что делать в этой ситуации? Они, мы сегодня, раз в неделю, раз в месяц…

К.Э.: Не знаем, что делать в этой ситуации?

П.Г.: Раз в месяц вскрывают притоны, куда они завозят еще, оказывается, нелегально женщин, устраивают там подпольные публичные дома. Существует эта проблема. Как выходить из этой ситуации? Я не знаю, как. Я могу честно сказать – открывать для них притоны нельзя. А как выходить из этой ситуации с этими 200-300 тысячами здоровых половозрелых мужиков, которые работают, а вечером хотят?

К.Э.: Смотрите, я бы хотел спросить у вас вот про что, Павел Николаевич. Вы говорили об ответственности средств массовой информации. Вы начали, собственно, разговор о том, что продолжается борьба с вами. Но те ролики, которые были выложены в Сеть, про то, как якобы сотрудники "Московского комсомольца" берут деньги за публикации определенные, вы гарантируете, что этого не было? И вообще вы можете сказать, что такого не было в газете, такой практики не было?

П.Г.: Вы знаете, нельзя никогда гарантировать вообще, если ты при этом не присутствовал, вообще не был. Я никогда не могу гарантировать. Я знаю, у меня есть костяк, команда, я могу гарантировать, что мой костяк никогда не сделает этого. Но у меня работает 1 368 человек. Что они делают и как – мне сложно говорить. Но мы сами по своей инициативе подали эту пленку в соответствующие, очень точно работающие в этом направлении инстанции государственные, чтобы они дали оценку, что это за записи, какие записи. Из всех предложений, которые там, слова не совпадают с подстрочником, люди давно неработающие, пленке пять-шесть лет, один умер вообще. Понимаете, какая ситуация? Эта пленка нашпигована несоответствиями полностью. Но самое печальное, что сегодня уже мы дали кое-какие вещи, они сегодня в интернете уже появились. Мы знаем имя, кто это. Это, оказывается, "нашист", парень из "Наших", который занимается провокациями. Его, оказывается, поймали в "Новой газете", на него заведено уже судебное дело. Другое дело, что там доведено или нет, но было уголовное дело заведено. Это была чистого рода провокация. Вот и все. А теперь мы дальше разбираемся со своими. Но с ними разбираться сложно, никто не работает. Девочка, которая единственная там была показана, деньги не взяла. Она отказалась от этих денег.

А.Н.: Павел Николаевич, просто я надеюсь, что вы понимаете, мы с Константином так много внимания уделяем этим темам и вопросам, которые приходили и по поводу этих объявлений, и по поводу этой пленки с деньгами, просто как бы существует такое понятие как репутация, на которую наши слушатели, например, обращают внимание. Вы наверняка сталкивались с тем, что "Московский комсомолец" называют желтой газетой. Вот, например, сегодня нам просто пишут напрямую, что секрет вашего долголетия как главного редактора в очень гибкой линии газеты, практически пожелтевшей не от времени, а от этой самой линии. Как бы вы ответили?

П.Г.: Значит, я хочу обратиться к вашим слушателям и ко всем тем, кто хочет разобраться, что такое желтая пресса. Для этого нужно подойти к киоску, там лежат бульварные желтые газеты. Они ярко выраженного формата, с ярко выраженными материалами. Газета "Московский комсомолец" — одна из самых острых на сегодняшний день газет. По своему содержанию, по своим авторам, по темам, которые мы поднимаем, у нас все темы – это политические, экономические и вопросы социальной жизни. Есть темы развлекательные, потому что человек не может жить без развлечений. Это рецензии на все спектакли, вопросы, связанные с артистами. Мы рассказываем о жизни культурной нашей столицы, о городе, об области. Газета "Московский комсомолец", когда был 1993-1995 год, действительно, я принимал решение немного сделать ее более развлекательной. Мне казалось, что это в тот период времени для людей очень важно. Потому что в то время пресса вообще после Советского Союза была как бы очень невнятная, неживая. И я хотел оживить таким образом, было такое дело. Но, начиная где-то с 2000-х годов, мы полностью сменили нашу линию. А те, кто считает нас желтой или как-то еще по-другому, просто значит, уже лет 13 как не брали ее в руки. Ну и что, ведь и "Коммерсантъ" не все читают, и другие газеты не все читают.

К.Э.: Тут мы должны сказать: "Коммерсантъ" читают все. Значит, вот есть такой вопрос, пришел нам на Facebook от Марии Захаровой. Она утверждает, что вы как газета просто обзываетесь в отношении Думы, бросаетесь в них какими-то обидными прозвищами, а настоящими расследованиями не занимаетесь.

А.Н.: Об остроте публикаций "Московского комсомольца". Потому что здесь у нее просто перечень фамилий, мы не будем, наверное, сейчас это зачитывать.

П.Г.: Дело в том, что расследованиями в адрес Думы мы занимаемся — очень многие вопросы, связанные с недвижимостью, вопросы связанные с тем, как и где появляются те или иные решения Государственной думы. Мы занимаемся ими, расследуем и делаем. Но еще раз повторяю, это не в каждом номере, потому что они очень трудно даются.

А.Н.: Я понимаю суть вопроса, который госпожа Захарова задавала. Она, как мне кажется, как раз считает, что в данной ситуации вам и надо переходить к решительной борьбе с теми вашими недоброжелателями, которые в Думе находятся.

П.Г.: Вы знаете, мы не можем. Мы не будем отвечать сразу удар на удар. Потому что я считаю, что это выглядит очень мелко. Вы посмотрите, ведь все, что сейчас приводится в мой адрес и адрес моей газеты – это то, что существует уже десятилетиями, а сейчас вываливается как нечто совершенно новое. Так вот, идти по этому пути, я считаю, неправильно, мы будем спокойно работать. И в ходе работы, я думаю, депутаты многое узнают и о себе тоже, и о делах Государственной думы.

А.Н.: Павел Николаевич, я в последнее время как-то привык из-за работы с Быковым мыслить какими-то ассоциациями. Вам не кажется, что вы сейчас ответили как Самохвалов из "Служебного романа"? Помните, когда ему герой Мягкова ударил по лицу за то, что он подлость совершил, он сказал: "Я тебе отвечу. Но я тебе потом отвечу, в другом месте". Вот, вы сейчас, как мне кажется, сказали приблизительно то же самое.

П.Г.: Да нет. Почему? Я же имел в виду, еще раз повторяю, что невозможно дать задание: завтра дайте на такого-то депутата что-то компрометирующее. Не собираюсь я это говорить, не собираюсь я этого делать. Если кто-то думает, что так делается средство массовой информации, то это как раз желтизна. А я собираюсь системно работать с Государственной думой. И это я имел в виду, прежде всего. Системно. А система – это длительный процесс, это непростой процесс. Потому что одноразово сегодня рассказать о гостинице того же Исаева – этим сейчас никого не удивишь уже.

А.Н.: Павел Николаевич, еще такой вопрос. Дело в том, что мы сегодня приглашали в эфир и представителей фракции, и партии "Единая Россия". Они сказали: пока Гусев не извинится, мы общаться вообще никак не будем. А как вы вообще дальше будете работать? Как ваши корреспонденты в Думе будут работать, выполнять свои профессиональные обязанности, если такой бойкот будет вашему изданию?

П.Г.: Во-первых, бойкот только от одной партии.

А.Н.: От двух, ЛДПР еще.

П.Г.: Даже если от двух, то ничего страшного нет. Во-первых, не всегда и нужны их комментарии. Информации о том, что они делают, полный интернет. Плюс у нас работает парламентский корреспондент, плюс можно получать информацию из самых разных источников. Все время выкладывается все, что происходит в Думе, официально выкладывается на сайт Государственной думы – пожалуйста, бери, анализируй, думай. А как будет рассасываться ситуация? У нас, слава богу, Государственная дума — не вечный орган, осталось подождать чуть-чуть.

К.Э.: Что вы имеете в виду? До 2016 года?

А.Н.: Многие говорят…

П.Г.: Почему 2016 года?

К.Э.: Я же должен задать вам этот вопрос. Вы думаете, будут досрочные выборы в Государственную думу?

П.Г.: Нет, досрочных выборов не будет. Но я надеюсь, что осталось немного.

А.Н.: Нет, подождите, пожалуйста. Если не будет досрочных выборов, тогда что будет?

П.Г.: Что-нибудь произойдет. Может, метеорит пролетит опять.

К.Э.: Над Думой. Зря вы так, Павел Николаевич.

П.Г.: Я шучу. Дело в том, что я думаю, что я не исключаю и роспуск Государственной думы. Потому что эта Государственная дума очень странно штампует и делает то, что, на мой взгляд, не соответствует, это не воспринимает общество. А если уж говорить и о нормальном стечении обстоятельств, 2016 год…

Что такое три года без слов Исаева в нашей газете? Фигня.

А.Н.: Спасибо. Павел Гусев, главный редактор газеты "Московский комсомолец" сегодня в "Действующих лицах" — вечернем информационном шоу в эфире "Коммерсантъ FM".