15 марта 2012 года вступили в силу поправки к Уголовному кодексу (УК) и Уголовно-процессуальному кодексу (УПК) РФ. Нововведения существенно сокращают сроки сбора необходимых доказательств для возбуждения уголовных дел, вводят сокращенную форму дознания, а также значительно ограничивают число следственных действий с участием понятых. В юридическом сообществе поправки вызвали неоднозначную реакцию. В интервью "Ъ" изменения оценил руководитель межрегиональной общественной организации "Комитет против пыток" (КПП) ИГОРЬ КАЛЯПИН.
Фото: Роман Яровицын, Коммерсантъ
— Проследив за реакцией общественности на вступившие в силу поправки, можно сказать, что они были приняты в штыки. В том числе и юридическим сообществом. Почему?
— Оценив развернувшиеся дискуссии по поводу поправок, можно сделать интересный вывод. Практически все представители профессионального юридического сообщества, я имею в виду тех, которые не в погонах, и простые граждане достаточно критически отнеслись к данным поправкам. И это говорит, в первую очередь, насколько невысок кредит доверия к правоохранительным органам, что любые изменения, касаемые совершенствования работы следователя или дознавателя, автоматически воспринимаются в штыки — и реакция соответствующая: законодатели, мол, облегчают работу следователей в ущерб гражданам. Но, ознакомившись с поправками, я не увидел ни одной практической ситуации, когда интересам обвиняемого эти изменения смогут причинить реальный, а не теоретический вред.
— Одна из поправок к УПК касается возможности сбора доказательств уже на стадии процессуальной проверки. Есть мнение, что сокращение сроков получения доказательств может привести к нарушениям и даже фальсификациям. Вы согласны с этим?
— Здесь нужны пояснения. Любое уголовное расследование начинается со стадии, которая называется проверкой сообщения о преступлении. На этой стадии опрашиваются очевидцы происшествия, пострадавший, собираются объяснения, если надо — проводится экспертное исследование. Собрав вместе все эти опросы-объяснения, следователь принимает решение возбуждать уголовное дело или нет. Если да, то все начинается по второму кругу. В том же самом кабинете следователь еще раз задает те же вопросы. Только теперь очевидцы превращаются в свидетелей, пострадавший — в потерпевшего, объяснения — в показания, а документ, который при этом составляется, называется протоколом допроса. И все это из-за того, что информация, собранная во время проверки, доказательством не является. На практике это выглядело следующим образом. Тебя вызывает следователь, допрашивает по заявлению, но дело-то еще не возбуждено и ты не несешь никакой ответственности за дачу ложных показаний — соответственно, можешь брехать сколько угодно. На этой стадии к следователю на допрос можно было вообще не приходить, сказать следователю: "Да пошел ты, я ракету в космос запускаю!".
Получается, есть следствие, а есть его генеральная репетиция — игрушечное расследование, при котором никто не имеет никаких прав и обязанностей. Не просто было людям объяснять, почему, если они пишут объяснение, то в нем они не обязаны говорить правду, а вот если вы заполняете бумажку под названием "протокол допроса", этого делать уже нельзя, там вы расписываетесь за ответственность за дачу ложных показаний. Врать следователю нехорошо на любой стадии. Повторы давали дополнительные возможности недобросовестным участникам процесса избежать уголовного преследования. Чем больше следователь должен сделать дублирующих действий, тем больше ошибок он допустит, а адвокат— крючкотворец к этому обязательно придерется.
— Но с другой стороны, получается, что теперь и юристам КПП станет сложнее защищать граждан, пострадавших от действий полицейских.
— На самом деле мы чаще работаем на стороне обвинения, а не защиты. Наши юристы сопровождают уголовные дела, возбуждаемые в отношении сотрудников полиции. Уголовные дела в отношении полицейских возбуждаются очень тяжело. Как раз из-за того, что при проведении проверки свидетели, чаще всего коллеги полицейского, который кого-то избил, откровенно врут. Говорят, что ничего не было. В это время следователь пытается понять, доведет он это дело до суда или нет. Если не доведет, ему дадут по шапке. Ведь с их точки зрения возбужденное дело, но не доведенное до суда, имеет признаки коррупционности. Но если дело возбуждается, то свидетели начинают показания менять. Потому что начинают понимать: раз следователь возбудил дело, значит, какие-то доказательства у него есть и не дай бог установят виновность, а я говорил неправду. Если раньше свидетель фактически имел возможность по закону наврать следователю, сейчас у него такой возможности нет. Он будет информирован, что за дачу ложных показаний уже на стадии процессуальной проверки он несет ответственность.
— Но зачем-то эти стадии были нужны?
— УПК, который мы сейчас имеем, это "внук" УПК, принятого в 1961 году. Фундаментального, сделанного под свою эпоху. Он существовал для ситуаций, когда на территории района совершалось одно убийство в год и полсотни краж. Сейчас, когда количество тяжких преступлений выросло на порядок, а количество не тяжких — на два порядка, изменения необходимы.
— Привлечение понятых тоже является пережитком? Одна из поправок позволяет исключить их из большинства следственных действий. Отныне они обязаны присутствовать только при обыске, выемке электронных носителей информации, личном обыске и предъявлении для опознания.
— Институт понятых был придуман при царе-батюшке, и я имею в виду не Леонида Ильича, а настоящих царей из позапрошлого века. Власть призывала людей из народа, чтобы зафиксировать правильность действий своего чиновника. Чтобы они своими глазами увидели, что, например, окровавленный топор действительно обнаружили в избе у подозреваемого. Чтобы соседи этого убивца в суде сказали, что его не по беспределу засудили, а что топор при них из-под кровати достали. Для 19-го века это было большим прогрессом. В 20-м было по-разному. Так, в 90-е наши крутые борцы с преступностью — ОРБ, РУБОП и прочие — уже приглашали штатных, заказных понятых. И потом обвиняемый с удивлением обнаруживал, что к нему не просто ворвались в помещение, дверь выломали, повалили, побили и в отделение доставили. А оказывается, что и обыск проводился, есть подписи присутствовавших при этом двух понятых, которые видели, что обнаружили не только те 1,5 грамма героина, которые у него действительно были, но и еще 5 граммов, чтобы он получил на всю катушку. В 90-е из института понятых функция достоверности исчезла начисто.
— Отсутствие понятых облегчит или усложнит работу следователей?
— Приведу простой пример. Обнаружен труп. Ночь, лесополоса, идет проливной дождь. Кто-то мимо ехал, анонимно позвонил в "02". Анонимно, чтобы самого не приклеили к этому делу. Приезжает следователь, проводит осмотр, составляет протокол, теперь ему нужны двое понятых. Обычно на их поиски отправляют самого молодого полицейского. После этого он сразу понимает, как к нему на самом деле относится подавляющее количество граждан. Ни один вменяемый гражданин, кроме какого-нибудь энтузиаста или правозащитника, в овражек, где еще мигает милицейская мигалка, в качестве понятого нипочем не пойдет: "Потому что знаем мы, отвезете нас туда, а оттуда уже в цепях и прямо в Магадан". Понятых найти очень сложно, а порой просто невозможно.
Могу, например, привести недавний и достаточно красноречивый пример из моей практики, который касается расследования дел в отношении высокопоставленных должностных лиц в Чеченской Республике. Вот происходит опознание, потерпевший в ходе следственного действия должен показать на одного высокопоставленного полицейского как на организатора похищения с целью вымогательства и покушения на убийство.
Понятой при этом должен только присутствовать и расписаться. Но полковник внушает такой ужас, что поиск понятых становится отдельной проблемой. Целая опергруппа вынуждена была заниматься их поиском. А как иначе? Понятые нужны по закону, без них следственное действие будет считаться недействительным. И с такими сложностями следователи сталкиваются на самом деле по всей стране.
— Теперь УПК позволяет более широко применять цифровые средства видео— и аудиофиксации, заменяя ими понятых. Оправдано ли это?
— Лет десять назад электронные аудио— и видеозаписи невозможно было проверить на склейку. Поэтому они не признавались судом. Не было соответствующей аппаратуры и специалистов. Но теперь таких проблем нет. Проверить на подлинность видео гораздо проще, чем понятых — понять врет человек или нет достаточно сложно. Поэтому я технике склонен доверять больше, чем понятым, которых нашел следователь.
— Закон о сокращенной форме дознания вызвал самое резонансное обсуждение. Поясните, когда применяется эта процедура?
— Сокращенная форма предусмотрена только для дел, которые возбуждены сразу в отношении конкретного человека, а не по факту совершенного преступления. То есть у следователя изначально были основания говорить о конкретной вине конкретного человека: на него прямо указывают потерпевший, несколько свидетелей. И этот человек сам не возражает, чтобы дознание в отношении него велось в сокращенной форме…
— По этому поводу раздается больше всего критики. Очень много юристов, адвокатов, а также ваших коллег, правозащитников, говорят о том, что человека под пытками заставляют признать вину и согласиться на эту сокращенную форму.
— Теоретически эти критики правы. Действительно, любые сокращения дают возможность следователю пойти на злоупотребления. Но закон о сокращенной процедуре дознания дает человеку возможность отказаться от нее в любой момент. Даже когда следствие закончено, когда его привезли в суд. До момента, когда судья ушел выносить приговор, обвиняемый может встать и заявить: все, что у вас лежит на столе, все материалы дела — все сфальсифицировано, меня били, следователь заставил признаться в преступлении, которое я не совершал. Судья обязан будет все материалы отправить обратно в дознание, и оно будет проведено в полной форме. Если человек не виновен, но сломался до такой степени, что пошел на поводу у следователя и нигде ни разу не заявил, что на него оказывается давление, никакая форма дознания ему не поможет. Если следователь преступник, а обвиняемый не готов сопротивляться, закон бессилен. У нас человека могут забить и запугать до такой степени, что он даже в публичном заседании, сидя на скамье подсудимых в окружении адвокатов, прокуроров и толпы людей, может продолжать соглашаться с тем, что он виновен. Сколько несгибаемых большевиков-ленинцев на публичных процессах в присутствии товарищей по партии сознавались в том, что они работали на десять разведок сразу, готовили заговор против товарища Сталина и сыпали толченое стекло в кашу рабочим. По делу Чикатило расстреляли четырех человек. Все, между прочим, сознались в тех убийствах, которые совершил другой человек. Люди, наверное, понимали, что берут на себя вышку. Но что-то с ними делали, что-то такое, отчего они соглашались на все. И судя по тому, что каждый день приходится читать, это делать не разучились. Полная форма их не спасла. Я абсолютно убежден в правоте слов английского писателя Томаса Макалея: "Закон напрасно существует для тех, у кого нет ни мужества, ни средств его защищать".