Выставка фотография
Выставка плохо известных в России тружеников кадра 1920-1950-х годов приехала из Центра Помпиду при поддержке Росбанка. Разнообразию и дальности творческого полета современников сюрреализма удивлялся ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Пусть не обманет зрителя яркое и декларативное название одной из лучших выставок нынешнего фестиваля "Мода и стиль в фотографии". Видами Парижа сложно удивить, а эта выставка — редкий случай, когда точный подбор вещей радикально меняет точку зрения на эпоху, казалось бы, ясную, без двойного дна. В собрании коллекционера и галериста Кристиана Букре, приобретенном Центром Помпиду на средства компании Ives Rocher, много первых имен, пионеров репортажа и сюра — Картье-Брессон, Ман Рей, Брассай, Андре Кертес. Но интересна выставка не этим, а россыпью авторов, которых хочется назвать "малыми", как голландцев эпохи маньеризма. Каждый из них достоин ретроспективы, некоторым уже повезло (сейчас в парижском зале Же-де-Пом проходит большая выставка Лор Альбен-Гийо), но в истории 1930-х они занимают пока скромное место. Хотя именно эти фотографы — их чуть больше десятка — демонстрируют, что вышеперечисленные гении сюрреализма творили не в пустоте, возвышаясь над коллегами, подобно Альпам, а в диалоге с остро мыслящими современниками. "Фотограмма" румынского гения Аурела Бауха выглядит так, как будто сделана не в лаборатории, а на компьютере. Эффектами прозрачности, удвоения и теневых переливов художники увлекаются и сейчас. Франсуа Коллар на рекламном снимке виртуозно совмещает лицо девушки, похожей на Одри Тоту, с виниловой пластинкой так, что мягкие очертания щек сливаются с бликами винила. Это классика, но классика подзабытая, утонувшая в рутине, которой фотографы зарабатывали себе на хлеб. Гений подразумевает мономанию и настойчивость, а большинство фотографов "Модернизма" выбрали нормальную и увлекательную жизнь в погоне за кадром там, куда забрасывала их жизнь.
Потом, статус рекламной съемки ниже, чем фотографии, оформленной как высказывание от первого лица. Здесь, однако, прекрасно видно, как близки были (и, если подумать, остаются) миры сюрреализма и потребления. Сюрреализм вскрывал тайные желания и снимал под диктовку подсознания. Реклама теми же средствами навязывала желания явные, доступные и приемлемые. Фотографировались и монтировались объекты вожделения одинаково, технические эксперименты коммерческих авторов подчас превосходят изысканностью труды классиков. Не менее прочны связи между сюром и поиском "решающего момента". Жизнь, увиденная в упор, почти не нуждается в подчеркивающем абсурд монтаже, если за дело берется профессионал. Два мрачных мужика в фуражках с "Берлина" Картье-Брессона или снятый им же в Ливорно человек с головой, обвязанной покрывалом, достойны занять почетное место рядом с постановочными фантазиями Мана Рея или городскими нелепостями Кертеса.
Париж, конечно, тоже играет здесь не последнюю роль. В нем, как выясняется, было все: и красивая жизнь, и бесконечные эксперименты, потом растащенные художниками или заново открытые уже после Второй мировой, и все виды девиаций, которые ныне стали достоянием разветвленных и многочисленных субкультур. С рекламы производителя нижнего белья Diana Slip, снятой Роже Шаллем, на нас смотрит попа в леопардовых шортах и с хвостиком: оказывается, увлечению шерстяными антропоморфными созданиями ("фуррис", за неимением русского слова) никак не меньше 70 лет. Более того, и само искусство фотографии за эти годы не сильно изменилось: "Это Париж!" легко представить себе сборником всех возможных приемов строительства кадра. Кстати, и самый шокирующий снимок уж точно был сделан именно тогда — это знаменитая сцена из "Андалузского пса" Сальвадора Дали и Луиса Бунюэля, когда бритва разрезает глаз. Здесь великие сюрреалисты создали антиснимок, как будто посылающий в мозг команду самоуничтожения. Это не значит, что с тех пор фотография никак не развивалась. Просто у нее действительно отдельные законы, не совпадающие с логикой истории изобразительного искусства в целом: каждое поколение фотографов воспроизводит то, что уже было, для новой аудитории и в новом контексте, хотя формально все они вышли из пары десятков лет расцвета сюрреализма на Монмартре.