Выставка современное искусство
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
В Московском музее современного искусства на Тверском бульваре открыта выставка "Утопические союзы" петербургской группы "Фабрика найденных одежд". На первой музейной ретроспективе ФНО, сделанной сотрудницей Государственного центра современного искусства Кариной Караевой, побывала АННА ТОЛСТОВА.
ФНО, она же "Фабрика найденных одежд", она же Глюкля (Наталья Першина-Якиманская) и Цапля (Ольга Егорова) — группа, существующая с 1995 года самостоятельно, а с 2003-го как фракция платформы "Что делать?",— впервые удостоилась некоего подобия ретроспективы. По крайней мере, представлены все виды ее художественной деятельности. Нижний этаж музея отдан собственно "найденным одеждам", хоть они практически никогда не бывают реди-мейдами в точном смысле слова: это либо художественно трансформированное, превращенное в объект или инсталляцию старое платье, либо платье-манифест, пошитое по какому-то особенному поводу. К первым относятся, например, вывешенные в шеренгу поношенные пиджаки и плащи, каждый из которых выбрасывает из-за пазухи тряпочную руку, но не просит подаяния, а протестует против нищенского положения пенсионеров. Ко вторым можно отнести огромное красное платье "Queer-МАМА" для петербургского ЛГБТ-фестиваля: это не только костюм для гей-прайда, но и плащ-палатка, где можно спрятаться от гомофобов. Или, допустим, инсталляцию "Посвящение Pussy Riot": ряд кукольных платьиц трех основных цветов, прибитых гвоздиками к стенке, неожиданно заканчивается тремя вознесшимися под потолок гигантскими балахонами, что, вероятно, символизирует тот колоссальный эффект, который был произведен тремя хрупкими панк-активистками. На верхнем этаже музея показывают видео ФНО — полусамодеятельные балетные постановки с участием танцовщиц и гастарбайтеров, и в них "найденные одежды" тоже играют свою роль. А вернисаж был превращен в небольшой фестиваль перформанса: по залам расхаживали волонтерки в фантастических "фабричных" нарядах, а сами Глюкля с Цаплей выступали в роли портних-консультантов, предлагая пошить "платье счастья" всем заинтересованным лицам.
ФНО с момента ее первой громкой акции — прыжка в Зимнюю канавку "Памяти Бедной Лизы" — принято связывать с феминизмом. К сожалению, на выставке нет ее шедевра — прелестного белого платья в оборочках с вышитой на груди надписью "Я встаю в 6 утра и читаю Гегеля". Но и без него отчетливо феминистских высказываний вроде фотографий с акции "Триумф хрупкости", когда отряд матросов маршировал по центру Петербурга с "отрядом" белых бумажных платьев в руках, манифестируя борьбу и единство гендерных противоположностей, тут хватает. Вопрос в том, какого рода феминизм исповедует ФНО, ведь у русского искусства по традиции трагическое несовпадение с идеалами международного женского движения, косвенным подтверждением чему стал и недавний скандал на феминистской выставке в "Рабочем и колхознице". Усовершенствованные исповедальными текстами или революционными лозунгами "фабричные" туалеты хранят в себе не только отдельные человеческие истории и память тела, его надежды, страдание и старение, но и общую историю русского феминизма, и бахтинскую память жанра.
Платье как художественный проект с феминистскими обретонами появляется в дизайнерских опытах "амазонок авангарда" в первые годы революции. Пока прогрессивное женское искусство капстран в лице, скажем, Кете Кольвиц выступало с антивоенными декларациями — женщины боролись за политические права, чтобы голосовать против милитаристских законов, уравненная в правах с мужчинами советская женщина требовала реформированного быта, и художницы-авангардистки — Варвара Степанова, Любовь Попова, Ольга Розанова — изобретали футуристические одеяния для освобожденных яслями-садами и фабриками-кухнями от домашнего рабства тружениц. Однако ни реального равноправия, ни нового быта в довоенном СССР не случилось — утопии авангарда, как и положено, остались утопиями. Не случилось и общества потребления в управляемом нуждами военно-промышленного комплекса, то есть мужскими нуждами, послевоенном СССР. Пока западные интеллектуалки-феминистки, освобожденные от домашнего хозяйства стиральными и посудомоечными машинами, обсуждали гендерные проблемы, советская женщина, дважды порабощенная в семье и на производстве, выступала истинной художницей-изобретательницей, перелицовывая свои ношеные-переношеные одежки. К этим "говорящим" одежкам, вкладывая им в уста политические лозунги столетней давности, и обращается ФНО, что, надо полагать, в целом свидетельствует о слабости и поражении отечественного феминизма.
Правда, в последние годы "Фабрика найденных одежд" нашла новый объект для своих терапевтических практик — место женщины в ее работах заняли другие униженные и оскорбленные: пенсионеры, сексуальные меньшинства и, главное, рабочие-мигранты. Глюкля с Цаплей тащат гастарбайтеров в "утопический профсоюз безработных": предлагают обменяться танцевальными навыками с ученицами Вагановки или хором прочесть письмо Татьяны, обращаясь с безответным признанием в любви к холодному, как Онегин, российскому обществу. И пока "фабричные" мечтательницы строят альтернативное общество слабых, участвующие в их художественных проектах мигранты хотя бы на время вырываются из своего трудового рабства.