Тоталитаризм с определенными тонкостями

"Страх и нищета в Третьей империи" в Театре Олега Табакова

Премьера театр

Московский Театр под руководством Олега Табакова показал премьеру спектакля по пьесе Бертольта Брехта "Страх и нищета в Третьей империи" в постановке Александра Коручекова. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

На самом деле "Страх и нищета..." не пьеса, а цикл из маленьких пьес, автор написал их 27, но во все последующие издания (первое вышло в 1938 году в Праге) включал 24. Впрочем, целиком брехтовский цикл никогда поставлен не был, потому что на весь текст не хватило бы даже самого длинного театрального вечера. Режиссеры всегда делают выборку — сценки, разумеется, не равноценны. Выбор режиссера Александра Коручекова не удивляет: он предложил театру самые знаменитые фрагменты (они же объективно самые сильные). Во всяком случае, четыре из пяти фрагментов, которые играют в "Табакерке",— "Меловой крест", "Шпион", "Жена еврейка" и "Правосудие" — вошли и в первое представление "Страха и нищеты...", которое случилось еще в 1938 году в Париже, и в знаменитый спектакль 1957 года, поставленный уже после смерти автора в его прославленном театре "Берлинер ансамбль".

На русской сцене брехтовский цикл никогда не был репертуарным названием: в советское время пафос пьесы наверняка был подозрительным для цензуры (антифашизм легко было спроецировать на местный тоталитаризм), а потом вроде как неактуально стало. Сегодня опять актуально, и, коль скоро нынешний театральный сезон в Москве имеет отчетливый брехтовский акцент — заметными событиями уже стали "Господин Пунтила" в Театре имени Маяковского и "Добрый человек из Сезуана" в Театре Пушкина,— пьеса о том, как насаждаемый властью страх проникает в личное пространство людей и деформирует их поведение и психологию, не могла не появиться на сцене.

Режиссер вместе с художниками Полиной Лиферс и Александрой Карпейкиной постарались избежать точного обозначения времени действия. С одной стороны, на сцене нет внятных примет фашистского Третьего рейха — разве что черно-красная гамма пары деталей оформления напоминает о времени, когда была написана пьеса. С другой стороны, никто не тычет зрителю в глаза явными намеками на наш сегодняшний "рейх" — и так же все понятно. В актуальную реальность переносит разве что ручная видеокамера, изображение с которой проецируется на задник, но она ненавязчива и впечатления "размытости" времени не портит.

Что касается манеры исполнения, то тут Александр Коручеков Брехта все-таки "перенес" — не в наше время, а в нашу театральную систему. Эпизоды "Страха и нищеты..." лишились ритмически и идеологически жестких эпиграфов, а вместе с ними — публицистического, требовательного по отношению к зрителю настроя. Пафос, с любой точки зрения неуместный и автору абсолютно противопоказанный, возникает лишь в конце спектакля. Эпизод "Нагорная проповедь" завершается соответствующими строчками из Евангелия, которые звучат в исполнении Олега Табакова,— благостный финал выходит надуманным и фальшивым.

В остальном же весьма неплохо: спектакль состоит из отдельных психологических этюдов, складно разыгранных актерами. Трудно сказать, выиграло бы все предприятие, если бы Брехта пытались поставить в соответствии с требованиями великого немецкого режиссера и теоретика театра, но то, что благодаря понятному способу игры публике облегчили путь к пониманию ужаса ситуаций, описанных в "Страхе и нищете...", несомненно.

В "Меловом кресте" Вячеслав Чепурченко убедительно показывает, как в обаятельном на вид блондине-штурмовике просыпается не знающий жалости провокатор. Муж и жена в "Шпионе", заподозрив, что их сын ушел из дома, чтобы донести на родителей, из нормальных обывателей превращаются в каких-то запуганных птичек — Игорь Петров и Луиза Хуснутдинова завершают эпизод втиснувшимися в оконную раму жалкими фигурками. Напротив, не в гротеске, а в исполненной достоинства сдержанности убедительна Ольга Краско — в роли еврейки, уезжающей в эмиграцию, чтобы спастись и спасти мужа немца от преследований. Самая яркая роль — у Александра Семчева, судьи из пьесы "Правосудие": его герой попадает в ловушку, потому что в разбираемом им деле о нападении штурмовиков на принадлежавший еврею магазин невозможно принять безопасное решение. Судья ждет указаний сверху, но они противоречат друг другу, и вчерашний самодовольный вершитель судеб у нас на глазах превращается в угодливого и запуганного человечка.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...