Выставка история
Фото: Getty Images/Fotobank
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
В Лондоне в Музее Виктории и Альберта (V&A) открылась выставка "Сокровища царственных дворов: Тюдоры, Стюарты и русские цари". Организованная при поддержке клуба друзей музея, группы "Сумма" и Внешэкономбанка, она показывает 150 экспонатов из британских и русских собраний. АЛЕКСЕЙ ТАРХАНОВ наблюдал, как кураторы Музея Виктории и Альберта и Музеев Московского Кремля преподают друг другу и зрителям уроки совместной истории.
"В Москве многое знали об английском дворе,— говорит заместитель директора кремлевских музеев Ольга Дмитриева.— Возвращавшиеся домой должны были сдать отчет, так называемый статейный список. Интересовало все, что касалось образа власти: ритуалы, церемониальные жесты, в том числе и искусство, которое в это время монархи поддерживали ради своей славы".
Ольга Дмитриева — один из авторов московской выставки ""Золотой век" английского двора: от Генриха VIII до Карла I", завершившейся в Москве в январе и ставшей основой для нынешней в Лондоне. Эти выставки похожи и не похожи друг на друга. Каждый из музеев предпочитает сделать акцент на чем-то, еще не виданном в его залах. В Москве это были британские вещи, в Лондоне — русские, прежде всего серебро из посольских подарков и царских покупок. В английских коллекциях давно нет таких полных собраний, относящихся ко времени Тюдоров, потому что серебряная посуда была тогда банковским вкладом до востребования. Ее убирали со стола и отправляли на монетный двор. У Романовых серебро не только уцелело, но даже использовалось во время коронации Николая II. Поэтому почетное место в самом большом зале занимают кувшины, блюда, декоративные скульптуры из Оружейной палаты. Среди них — поднявший лапу невозмутимый серебряный лев, служивший и Тюдорам, и Стюартам, а потом прибывший к русскому двору служить Романовым,— удивительное скульптурное воплощение английского характера.
Два его собрата, королевских каменных льва, украшавших дворец последнего из Тюдоров Генриха VIII, открывают выставку вместе с деревянными геральдическими скульптурами. Белый дельфин, баран, грифон и красный бык стоят при входе, подняв гербы рода Дейкров, замок которых они когда-то украшали. За ними — ряд рыцарских доспехов из Королевского арсенала в Гринвиче. Парад геральдических животных — впечатляющее начало, которое по зрелищности может поспорить с русскими серебряными рядами.
Здесь вообще многое построено на диалогах и парах. Серебряная посуда, пусть не такая древняя, сохранилась и в английских собраниях. Причем такие предметы, которые при русском дворе были бы, возможно, сочтены неуместным модернизмом,— вроде блюда с дельфином, созданного в 1635 году работавшим при дворах Карла I и Карла II нидерландским ювелиром ван Вианеном. Его могли бы сделать и в XIX, и даже в XX веке. Художники русского модерна признали бы такое блюдо своим. Музей Виктории и Альберта оказал этой работе особую честь. Прилагавшийся к блюду серебряный кувшин не сохранился, поэтому его новую версию заказали Мириам Ханид и выставили в конце экспозиции. Это очень свойственно V&A, считающему себя не только художественной сокровищницей прошлого, но и креативным центром современного британского дизайна.
Ничуть не менее интересны диалоги экспонатов-современников вроде любовной истории двух портретов. Изображение королевы-девственницы Елизаветы I нам предлагают читать как книгу, догадываясь, что означает на ее плече красная роза в обрамлении дубовых листьев,— такая же украшает герб изображенного на соседнем портрете Роберта Дадли, графа Лейстера. Он прячет в кошелек на поясе шелковый платок королевы, за который только что поссорился с соперником.
Чучело пеликана в стеклянной витрине — напоминание о том, что в 1662 году русское посольство преподнесло королеве пару этих птиц, которые позже стали постоянными обитателями парка святого Джеймса. Рядом выставлена подвеска Елизаветы с изображением пеликана — птицы, кормящей потомство собственной плотью, точно так же, как монарх жертвует себя своим подданным.
При всем обилии английских экспонатов для русского посетителя в этих залах заметна прежде всего Россия, с интересом всматривающаяся в то, что происходит в Европе, пытающаяся понять это странное, но такое привлекательное искусство и проникнуть в обычаи чужого королевства,— иногда восхищаясь ими, иногда против них протестуя. Так, один из героев нынешней экспозиции, русский посол боярин Григорий Микулин, отказался мыть руки на пиру в присутствии Елизаветы — не от недостатка чистоплотности, а от крайнего сомнения: достоин ли он мыть руки вместе с той, которую царь величает сестрой? Наши страны не только торговали друг другу сталь, часы, оружейные детали (одна), пеньку, лен, мед и меха (другая), но и обменивались образами наших культур и представлений о себе и о соседе. Так что за всем этим виден и другой диалог — двух великих стран, уже несколько веков пытающихся понять друг друга по отражению в серебряных кубках.