"Знаменитый и неизвестный Карл Брюллов"
Год назад выставку показывали в Русском музее в Петербурге, и в Москву она приедет практически в том же составе, обогатившись разве что парой рисунков из собрания ГМИИ имени Пушкина. "Неизвестный Брюллов" — это итальянские зарисовки, которые музейные брюллововеды склонны приписывать авторству Великого Карла. Тринадцать — из серии "Итальянские натурщики в национальных костюмах", датированной 1828-1829 годами,— принадлежат Русскому музею. Тридцать с лишним входят в так называемый "Итальянский альбом", преподнесенный Брюлловым графине Стефании Витгенштейн, урожденной Радзивилл, 3 апреля 1832 года — эта дата стоит на титульном листе вместе с посвящением. Правда, относится ли надпись ко всем рисункам альбома, датирующимся концом 1820-х — началом 1830-х, или лишь к части их — загадка. Более полутора веков "Итальянский альбом" хранился в семье Витгенштейнов, отбыл с ними в эмиграцию, в 1993-м был куплен в Англии у потомков знатного рода банком "Столичный", а с недавних пор попал в распоряжение ЗПИФ художественных ценностей "Атланта Арт". Те листы, что из Русского музея, больше расцвечены акварелью, те же, что из собрания "Атланта Арт", преимущественно в тоне сепии.
"Сон молодой девушки перед рассветом, между тем как за окном пастух трубит в рожок", 1830-1833 годы
Все, кто ждет, что неизвестные итальянские зарисовки — это что-то вроде русскомузейной "Итальянской семьи", уйдут с выставки разочарованными. Нет, идиллических сценок в залитом солнцем доме, где на первом плане черноволосая прелестница на сносях любуется только что сшитой деткой рубашонкой, а на заднем — ее супруг-плотник мастерит колыбель, тут не будет. Будут ряженые натурщики, монахи, пилигримы, волынщики, разбойники, лаццарони, курильщики и всевозможные девушки — с тамбуринами, корзинами, тюками и кувшинами. Будут суховатые и резкие наброски с натуры — качество этого протокольного, что якобы совсем не свойственно легкой и виртуозной руке Брюллова, рисунка, собственно, и отталкивает некоторых специалистов. Другие же объясняют, что перед нами — грубое сырье для тех солнечных моцартовских композиций, которым хитрец Брюллов умел придать вид вдохновенной импровизации. Экзерсис у станка, реки пота и слез, пролитые в балетном классе, перед тем как выпорхнуть на сцену белым лебедем. Словом, если бы эти листы видал Александр Бенуа, он имел бы куда больше оснований обругать Великого Карла: "Всматриваясь в брюлловские линии и контуры, изучая его пропорции и ракурсы, сейчас же видишь, что все это сделано рукой "спортсмена" рисунка, тренировавшегося на срисовывании до пятидесяти раз одного Лаокоона".
ГМИИ имени Пушкина, до 12 мая