В Мультимедиа Арт Музее официально открылась VIII московская международная биеннале "Мода и стиль в фотографии". В ее программе 44 выставки, и одной из наиболее важных является ретроспектива классика немецкой фотографии Августа Зандера (1876-1964), сделанная правнуком фотографа Джулианом Зандером совместно с кельнской галереей Приски Пасквер и Театром фотографии и изображения Шарля Негра из Ниццы при поддержке ОАО НОВАТЭК. О выставке Августа Зандера "Портрет. Пейзаж. Архитектура" — АННА ТОЛСТОВА.
Фото: Коммерсантъ / Денис Вышинский / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Денис Вышинский / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Денис Вышинский / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Денис Вышинский / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Денис Вышинский / купить фото
Фестиваль фотография
Строители, лаборанты, боксеры, бакалейщики, кондитеры, слесари, адвокаты, гипнотизеры, промышленники, маклеры, врачи, католические священники, революционеры, "интеллектуалы из пролетариата" — он и сам был таким, сын крепильщика, во многом самоучка, друг дадаистов и художников "Новой вещественности" — авангарда Веймарской республики, что позже объявят "дегенеративным". Большая часть фотографий на выставке, естественно, связана с главным проектом Августа Зандера — групповым портретом Германии под названием "Люди XX столетия", концепция которого сложилась где-то к 1925-му, но самые ранние снимки, кажется, сделаны еще до Первой мировой. Во всяком случае "Молодые фермеры" 1914 года — трио сельских хлыщей в черных котелках, белых воротничках и с тросточками, выдвигающееся поутру в направлении соседнего городка, к воскресной службе, а потом, надо полагать, и в кабак,— словно специально сняты для книги "Лик времени". Его первой книги, опубликованной в 1929-м с предисловием Альфреда Деблина, а в 1934-м, когда старший сын Зандера, Эрих, член запрещенной нацистами Социалистической рабочей партии Германии, был арестован и брошен в тюрьму, где умер спустя десять лет, изъятой из продажи и уничтоженной — вплоть до типографских клише.
Беглого взгляда на эти фотографии достаточно, чтобы понять, почему после Второй мировой Август Зандер, ставший одним из главных героев легендарной выставки Эдварда Стейхена "Род человеческий", превратился в объект культа, откуда родом и коллекция фриков Дианы Арбус, и индустриальный атлас Бернда и Хиллы Бехер. Этот сухой, отстраненный, всячески демонстрирующий свою объективность взгляд "Новой вещественности", это тонкое балансирование между постановочностью и правдивостью, эта дотошная каталогизация окружающей реальности — зандеровские черты мы теперь легко узнаем в работах нью-йоркской и особенно дюссельдорфской школ. Зандеровское "смотреть, наблюдать, думать" — девиз концептуальной фотографии. Сложнее понять, почему именно портретный проект Зандера не пришелся по вкусу культур-руководству Третьего рейха. Ведь в те же годы он снимал и беспрепятственно публиковал виды Кельна, где тогда работал; делал топографические съемки в разных частях страны — главным образом в Рейнской области (к слову, пейзажи и ведуты на выставке — в оригинальных отпечатках фотографа, тогда как многострадальные портреты — в более поздней печати сына Гунтера и внука Герда Зандеров), и к его архитектурно-ландшафтным опусам никаких претензий не предъявляли.
Что же не так было в этих портретах? Может быть, дело в том, что среди творческой интеллигенции Веймарской республики, запечатленной Зандером, преимущественно леваки? Но он снимал и молодых гитлеровцев, и студентов из националистических братств, и промышленных магнатов, на которых будет опираться режим. Все с той же ровной беспристрастностью: только человек и атрибуты его социального положения. Может быть, проблема в том, что предисловие к первой книге написал Альфред Деблин и что Вальтер Беньямин расхвалил это исследовательское начинание? Кстати, расхвалил, приписав Зандеру ту политическую позицию, которой тот, скорее всего, не занимал.
Говорят, научно-социологическая установка Зандера — с этим слишком дробным гербарием немецких сословий, когда нотариус — не чета адвокату, а работающие студенты — не чета студентам из разряда буржуйских папенькиных сынков, не отвечала официальным арийским представлениям о расе, классах и социуме. Еще говорят, что по замыслу его проект был чем-то вроде иллюстрации к Освальду Шпенглеру, что структура немецкого общества рисовалось Зандером в виде кривой, начинавшейся со связанного с землей крестьянства, поднимавшейся — через городскую буржуазию и пролетариат — к интеллигенции, обретавшей высшую точку в художественном сословии и спускавшейся вниз к богеме в плохом смысле слова — к безработным, бродягам, больным, инвалидам, уродам, показывая "закат Германии". Но по крайней мере очевидно одно: групповой портрет "Людей XX столетия" можно трактовать так, что портрета в старом понимании — портрета как слепка человеческой индивидуальности — более не существует, что человек отныне — набор социальных свойств и функций, даже если человек этот — композитор Пауль Хиндемит. И утрата индивидуально-человеческого, увиденная и обдуманная искателем правды о человеке Августом Зандером, оказалась удивительно верно подмеченной как раз накануне исторических событий, описывающихся в слепых статистических данных о миллионах погибших. Так или иначе если зандеровские архитектурно-ландшафтные фотографии — и Кельн, еще не разрушенный бомбардировками, и прочие немецкие города — выглядят ностальгическим эссе на тему "Германия, которую мы потеряли", то его грандиозный портретный цикл смотрится трактатом о Германии, которая потеряла сама себя.