Метро "Каховская", гостиница "Севастополь". Идем по этажам бывшего отеля. Теперь тут обыкновенный восточный базар. Все, как у них дома... Кто не был в Афганистане, пусть вспомнит беспечные курортные места наподобие Турции или Египта. Тот же бедный пыльный товар откуда-нибудь из Китая или из соседней подвальной мастерской, замедленное вибрирующее пение из старинных двухкассетников, журнальные портреты смуглых красавиц, нарисованные восточными письменами объявления. Бритые "под ноль" мальчики бегают туда-сюда с подносами, на них тарелки с пловом, лепешки и кетчуп. Острый, как будто несъедобный, запах, какого не бывает у пышной пресной русской еды.
В бывших номерах идет торговля.
Вот один продавец — высокий, худой, строгий человек в кожане. Это бывший полковник Абдулла. Кончил в Москве бронетанковую академию, воевал на Т-62. Где? Везде. На войне "имел успех". А после скрывался у родственников. Семью пришлось там оставить, семьи не трогают...
— Сейчас я немножко обижен на международное объединение наций, которое обещало Наджибулле мир. А оказалось не то. Они взяли из наших рук оружие, и тогда мы пропали. Мы перестали воевать, а моджахеды нет. Раньше надеялись на русских, теперь не надеемся. Мы пришли к братьям по оружию, братьям по крови, но никому не нужны!
— Как — по крови?
— Ну, кровь вместе проливали. Мы разрушили свои крепости, дома и деревья. Думали, что будет хорошо. Получилось плохо. Мы надеялись, что в Афганистане будет социализм, общество. А сейчас тут какие-то тряпки продаю, вот еще ножницы, щетка еще сапожная...
Он "заводится", ему обидно, это все-таки оскорбительно для боевого полковника.
— Тряпки продаю, тряпки, понимаешь? Я танковый полк водил в атаку, а теперь что?!
— Сколько стоит? Вот это сколько стоит? — спрашивает дама в потертой дубленке. Она хочет шнурки. Полковник смотрит на нее, но ничего не слышит, он думает о своем.
— Так сколько стоит? — спрашивает дама.
— А если б все сначала? — спрашиваю я.
Полковник по-прежнему не слышит ее:
— Если б сначала? Я по-другому бы воевал... Я, честное, слово, если меня какая-нибудь страна примет, больше никогда не приеду в Россию. Все, кончено. Хватит России...
А вот бывший министр, бывший член ЦК. Его зовут Назар. Он очень нервничает. Он плохо знает по-русски, я только слышу — "шурави" да "шурави"; советские, значит. Полковник для меня переводит и остальные слова:
— Я был начальник отдела шерсти. Мы слали шерсть в Россию. У меня было пять охранников с гранатометами. А теперь ваш милицейский сержант меня бьет и забирает у меня деньги. Возвращаться некуда — там скажут, что я сын Ленина, и убьют. Если вы напишете, что НДПА — это коммунисты, наших родственников там убьют. Больно! Мы как будто пьем свою кровь...
Вот деликатный седой человек с усами. Это генерал-лейтенант Самад, он командовал 60-й дивизией.
— Я умный, грамотный. Я не защищал Советский Союз, я защищал свою родину и вашу политику. Нас обманула ООН! Теперь мы тут... Снимаю квартиру на ВДНХ, там одна комната. И семь детей. В школу только одного удалось устроить, остальных не берут. Дети недовольны, что они безграмотны. Кем будут? Басмачами? Я несчастный человек. Жалко, что мы все сказали: "Смерть империализму! Да здравствует Советский Союз!" Знать бы, что нас так бросят, никогда б не пошел воевать за Россию...
Поздно, генерал!
— Самад, вы в Бога верите?
— Сейчас — верим!