Фестиваль кино
Показано уже больше половины конкурсной программы 63-го Берлинале. Интригу конкурса анализирует АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Один из собеседников задал вопрос в Facebook: "Всегда большинство фильмов фестиваля объединено какой-то темой? Это работа селекции или просто так случилось?" Можно ответить: сквозные темы возникают иногда случайно, но кураторы фестивалей всегда рады, если подобное происходит, и интуитивно к этому стремятся.
Главными сюжетами нынешней программы стали религия и лицемерие ее институций, а также борьба за свободу и попранное человеческое достоинство. Берлинале всегда был фестивалем важных тем и по сей день остается верен себе. Но нередко политически корректный подход мстит за себя ослаблением художественного начала. Да и вообще, просто по-человечески становится невыносимо смотреть однотипные ленты с благородными, правильными, но скучными установками.
Вот, скажем, критики разных стран, выставляющие конкурсным фильмам свои оценки по четырехбалльной системе в журнале Screen International. До вчерашнего дня эти небожители были невероятно строги. Порог в 2 балла превысил со средней оценкой 2,1 только фильм Ульриха Зайдля "Рай: Надежда". "Долгая счастливая жизнь" Бориса Хлебникова и "Земля обетованная" Гаса Ван Сента набрали по 1,8. Поистине фестиваль двоечников! Особенно критики невзлюбили "Неизбежную смерть Чарли Кантримена" — гротескную историю приключений американца, которого играет моднейший Шайя Лабаф, в Бухаресте: этот фильм набрал рекордные 0,8 балла. И вдруг сенсация: аргентинская "Глория" получает среднюю оценку аж 3,4: четверо из семи критиков выставляют ей "четверку" — выше не бывает. Что — появился шедевр? Да нет, нормальная, почти мейнстримовская картина с хорошей актрисой Паулиной Гарсия. Кино про одиночество пожилых людей, не желающих отказываться от удовольствий молодости. Критики тоже люди, к тому же большинство в определенном возрасте: как не оценить опус режиссера Себастьяна Лейло?
Из числа претендентов на награды нельзя исключать две картины, уровень режиссуры которых явно выше среднего. Это канадская "Вик + Фло видели медведя" режиссера и бывшего кинокритика Дени Коте — мрачный нуар о двух женщинах, связанных нетрадиционной любовью и противостоящих враждебному миру косной провинции. В него вторгаются тени из прошлого героинь — зловещие и карикатурные, почти линчевские персонажи, и сразу становится понятно, что ничего хорошего ждать нельзя. Второй мастерски срежиссированный фильм называется "Детская поза", снят Кэлином Петером Нецером по сценарию известного драматурга Рэзвана Рэдулеску и представляет типичный образец румынской школы "кино морального беспокойства": эту миссию румыны унаследовали у поляков. Завязку сюжета образует печальное происшествие: герой, превысив скорость на дороге, насмерть сбил мальчика. Главной героиней оказывается мать виновника ДТП — женщина, безумно любящая своего сына и готовая отмазать его от тюрьмы любыми средствами. Фильм полон бесконечного выяснения семейных отношений, но локальное происшествие вырастает в нечто большее — картину инфантильного общества, где все повязаны круговой порукой безответственности, все вроде бы хотят только хорошего, а вместо жизни получается ад.
Разумеется, ад на земле придуман не сегодня. Два французских фильма и один иранский обнаруживают его аналоги в конце XVIII, в начале XX и в начале XXI веков. "Монахиня" Гийома Никлу — очередная киноверсия романа Дидро. Предыдущая экранизация работы Жака Риветта (героиню играла Анна Карина) вошла в историю кино в связи с постигшим ее цензурным запретом. Новой картине ничего подобного не грозит: церковь в Европе сдала свои позиции, к тому же фильм никаких табу не нарушает, а плавно движется, как подобает костюмной драме. В первой половине есть несколько сильных сцен из жизни монастыря, ставшего настоящей тюрьмой для героини (хорошая молодая бельгийская актриса Полин Этьен), которую насильно превратили в монашку. Но с появлением Изабель Юппер в роли матушки-лесбиянки все начинает смещаться в сторону комедийного гротеска. Юппер играет не просто хорошо, а слишком хорошо, превращая свою роль в концертный номер,— и драматизм страстной антиклерикальной истории куда-то уходит.
Вопреки ожиданиям, этого не произошло с Жюльетт Бинош, которая в последние годы превратилась в одну из самых заштампованных французских актрис. К тому же ее появление в роли скульпторши Камиль Клодель, ученицы и возлюбленной Огюста Родена, невольно побуждало сравнивать ее с Изабель Аджани, ровно четверть века назад получившей за ту же роль приз Берлинале. Однако вот что значит хороший режиссер: Брюно Дюмон снял с Бинош слой глянца и открыл ее постаревшее, но прекрасное лицо в роли безумной, страдающей, одержимой паранойей женщины. Героиня фильма "Камиль Клодель 1915", давно расставшись с Роденом, помещена родственниками в лечебницу для душевнобольных на юге Франции. На фоне невероятной красоты природы — убогий и страшный быт человеческого общежития, объединенного несчастьем. И контрастом к нему — сытый, пребывающий в согласии с жизнью Поль Клодель, знаменитый писатель и религиозный мыслитель (диалоги фильма написаны на основе его переписки с Камиль). Это он ответственен за то, что его родная сестра, вопреки рекомендациям врачей, провела полжизни к психушке и, главное, была лишена возможности творить — в отличие от Ван Гога, которого лечили от безумия неподалеку, тоже в Провансе, но лечили как раз искусством. Таким образом закольцовывается одна из тем фестиваля: внешние атрибуты религиозности не только не становятся гарантами человечности, но очень часто оборачиваются равнодушием, лицемерием и жестокостью.
Последний фильм о несвободе называется "Задернутая занавеска" и переводит разговор из истории культуры в сегодняшний день. Картина снята, вопреки запрету на профессию, знаменитым иранцем Джафаром Панахи, ему помогал коллега Камбозия Партови: оба появляются на экране в образе пленников дома на побережье, символического последнего прибежища от ужаса жизни и отчаянья. Мотив преследования инакомыслящих в Иране известен: религиозный фундаментализм, некогда процветавший и в Европе. Подробнее о фильме мы расскажем в следующем репортаже. Перед его премьерой у фестивального дворца стояли пикеты в поддержку опального иранского режиссера. Как в зеркале, жизнь и кино отражают друг друга.